Сергей Плачинда - Роксолана. Королева Османской империи (сборник)
— И ты ходишь в церковь? — все больше и больше удивлялась Роксолана.
— Да, — кивнула Оксана. — Хожу по воскресеньям в самую большую церковь, в которой правит службу Божью наш святой отец Исидор.
— Какой такой Исидор? — насторожилась пленница.
— Исидор… тот, который был в Чернигове, твой монастырский учитель, — спокойно сообщила Оксана. — Он бежал из этого монастыря, потому что его чуть не убили поляки за то, что он не католик. Сам он родом из этих мест и шел домой пешком в Константинополь, ставший теперь турецким Стамбулом… Теперь он визитатор в святом соборе. Турки не запрещают нам молиться в своих церквях, лишь бы сидели тихо.
— Ты, может быть, ему что-то рассказала и обо мне? — спрашивала Роксолана, едва дыша.
— Рассказала… за этим и ходила в церковь, поэтому и искала отца Исидора, чтобы поведать о тебе все…
— Разве ты его знала?
— Знала, ты же мне рассказывала о своей жизни в Чернигове, и, видимо, уже забыла… Говорила…
— Что ты ему рассказывала?
— Все, от начала и до конца! Как приехала в свою слободу, как схватили ордынцы и привезли в султанский гарем. Даже сообщила и то, что теперь живешь у самого султана и не сегодня-завтра станешь султаншей…
— Зачем же ты так опозорила меня перед святым монахом! — уже плакала Роксолана. Этот учитель любил меня за благотворительность, христианскую набожность и добропорядочность. Теперь…
— Что теперь? Теперь он еще больше любит тебя: ты сейчас в большой беде и горести… Он благословляет тебя на великий подвиг, зовет к долготерпению…
— Сколько мне терпеть еще и за какую вину? — умоляюще спрашивала пленница.
— Терпи, сколько Бог отмерил в твоей жизни… Все мы терпим: вот турки завоевали целое государство, Византией называлось, народ греческий жил в роскоши и мудрости… Но ворвался враг, все поломал, разрушил, сжег и изувечил… Сколько народа загубили, сколько продали в рабство в дальние страны… Так вот терпит народ, возносит молитвы к Всевышнему, потому что беда случилась не для того чтобы турок ласкать, а нас наказать за грехи наши, за разврат… Так говорил в церкви сам отец Исидор… Но турки на этом не успокоились: теперь они задумали идти на другие христианские державы, задумали брать большой город Вену; об этом я тоже услышала от святого монаха Исидора. Султан наш будто бы хочет завоевать этот большой город и перенести свою столицу туда, переселиться в Вену и управлять оттуда всем миром… Точит он нож на весь христианский мир, хочет всех нас отдать на растерзание своим ужасным янычарам… Порежут, покромсают всех христиан на куски, отдадут на корм собакам без суда и покаяния… В церкви все плакали… — рассказывала Оксана, вытирая слезы.
— Что же теперь будет? — ужасалась Роксолана.
— Отец Исидор на исповеди сказал мне, чтобы ты не колебалась, а заключила союз с великим султаном, если он так благоволит к тебе. Сказал, что может раба Божья Анастасия отвернет этого лютого Сулеймана от злого дела: ты же грамотная, знаешь всякие науки, знаешь турецкий язык, Бог тебя просветил, видимо для того, чтобы стала на защиту христианства, на защиту невинных. Бог тебя научит, как внушить Сулейману встать на праведный путь и просветить затуманенный ум словом разумным, словом милосердным… Речь идет о спасении народов, христиан всего мира… Турция сейчас большая, мощная, христианским королям и князьям трудно бороться с ней, султан и его визири могут причинить людям много боли… Ты должна подать руку султану и стать его женой… Об этом союзе уже везде говорят…
— Как же я могу это сделать, как стану султаншей, если я христианка, а он другой веры!
— Для спасения всех христиан, для спасения, может, и нашего народа нужно это сделать. Святой монах велел передать тебе, чтобы ты не колебалась… Бог наш за такой подвиг обнимет тебя в лоне святой христианской церкви, чтобы и сердце твое не было в большом печали…
— Не могу пойти против своей совести, это большой грех! — плакала Роксолана.
Она замолчала, вздохнула и, наконец, сказала:
— Да и не послушает он меня, не будет менять свои планы, как решил со своими визирями, так и будет.
— Может и так, но доброе семя, посеянное в душу, всегда дает крепкий росток. Если думаешь бороться с ним за свою веру, тебя никто и спрашивать не будет: султан возьмет тебя против твоей воли. А если так, тебе придется только смириться без сожаления и слез. Как только переступишь порог в его покои, так и станешь его женой. Тогда уже легче поговорить с султаном уже не как с султаном, а как с любимым мужем: дать добрый совет никогда не бывает поздно. Христиане напуганы и боятся войны.
— Неужели и война неизбежна? Я ничего не слышала, может только пугают…
— Не знаю, милая… Теперь мы с тобой будем видеться каждый день… Ты должна будешь мне рассказывать все, что произойдет за эти дни… для общего нашего блага…
— Хорошо, сердце… Я в этом ничего не вижу плохого и буду тебе доверяться, как лучшему другу… Все скажу, как священнику на исповеди.
Долго разговаривали подруги, долго шептались и советовались. Обе грустили, но все же твердо решили видеться чаще и не чураться советов святого монаха Исидора.
* * *Прошло еще три прекрасных лета, три теплых лета на Босфоре, которые впоследствии принесли в султанский дворец значительные перемены. Читая Коран, Роксолана недолго колебалась и быстро уступила властному Сулейману Великому: в конце концов, она заключила с ним союз. Роксолана заменила умершую Фатиму и стала жить в роскошных покоях самого султана. Через год она подарила ему сына Магомета, законного наследника султаната. Пришли одновременно и разные хлопоты и проблемы, дворцовые интриги, склоки… Она уже забыла все свои девичьи мечты вырваться из гарема на вольную волю, улететь в родной край, разыскать своего Ярему и зажить своей счастливой жизнью в семье, среди своего народа. С Оксаной она теперь разговаривала недолго, только иногда спрашивала о монахе Исидоре и новостях из далекой Украины. Но новостей не было… Лишь однажды узнала, что пан Ярема стал казацким старшиной, живет на Днепре, где-то в Томаковке, и вместе с Байдой и Дашковичем собирается в поход на Молдавию против самого султана. Она задумалась:
— Неужели этот старшина имеет большое войско? — спрашивала она озабоченно.
— Этого я не знаю… — хмуро ответила Оксана. — Передавали, что этих сечевиков и янычары остерегаются.
— Не боится, значит!
— Наверное, не боится… это же Сангушко! Известно всем, что ни Сангушко, ни Вишневецкие не боятся никого…
— Знаешь что, сердце, — ответила султанша робко. — Передай этот кошель с золотом батюшке Исидору, а другой… в сечевую церковь. Передай так, чтобы не видел этот старый евнух.