Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Том вздохнул и постучал по голове Лестрейнджа палочкой Эйвери:

— Вот. Держись поближе ко мне, но не путайся под ногами. И самое главное, не дай никому коснуться моего тела, слышишь? Наложи Щитовое заклинание, если тебе нужно. Если не можешь, используй своё собственное тело, чтобы отразить заклинания.

«Вентус», — призвал Том, прорезая собственный тоннель в тумане. Его плащ хлопал на ветру, он мог слышать тяжёлые шаги Лестрейнджа, хрустящие по траве под ним, но ухающие совы больше не объявляли об их местоположении другим. Туман упал на них, как вуаль из потустороннего мира, и на короткое мгновение он хотел восхититься мощью собственного творения. Это было предметом одной из его первых успешных модифицированных схем движения палочки, и вызов этого заклинания стал ещё более мощным из-за торфяного, солоноватого запаха озёрной воды.

Первая пара волшебников, которых они встретили, состояла из Мальсибера и Розье, спорящих о том, за какой из полудюжины сов, кружащих в воздухе над ними, нужно следовать. Он мельком увидел их в тумане по краю своего заклинания Ветра, и, заметив его, они резко прекратили свою свару и вытащили палочки.

— Экспеллиармус! — вызвал Мальсибер.

Розье безмолвно бросил в них Оглушающим.

Оба были отброшены невербальным Щитовым заклинанием, и тогда наступил черёд Тома ответить.

Обычно он полагался бы на собственную обширную библиотеку заклинаний для несмертельной дуэли, поскольку у них не было простых контрзаклинаний, как у каждого дуэльного заклинания в учебной программе защиты от Тёмных искусств. Можно мгновенно обратить сглаз фурункулов, а контрзаклинания от удара летящего в лицо арбуза в учебниках не было. Но ему не нравилось, как палочка Эйвери с сердцевиной дракона сопротивлялась его вызову заклинаний, требуя чуть больше деталей для каждого визуализируемого намерения, малейшего продолжения каждого взмаха палочки в каждом движении. С трансфигурациями, однако, было всё в порядке. Это не было его любимой дисциплиной, ведь ей требовалось меньше воображения и лучшего запоминания фазовых состояний и свойств материалов, но он был компетентным.

(И он ненавидел, когда добродушный профессор Дамблдор подходил к парте Тома во время уроков по трансфигурации, чтобы поправить его вызов заклинаний. Лучше всего было сделать всё идеально с первой попытки, и тогда его оставят в покое. Стимулом Тома к достижению идеальной техники было то, почему у него из него бы не получилось хорошего рейвенкловца).

Палочка Эйвери прокрутилась в замысловатом узоре, и аморфные завихрения белого тумана отделились от общей массы и завернулись вокруг кончика его палочки, становясь толще и плотнее по мере приближения. Из мягких и томных завитков они превратились в тонкие куски шифонового шёлка, такого же белого и нежного, как фата, представленная в его последней статье. Для магловской драки это не то чтобы было физическим барьером, но для магической дуэли? Ей хватало плотности, чтобы поглотить одну вспышку огня заклинаний, которая превратила её в серый пепел, а затем обратно в шипящий пар.

Он сосредоточился, чтобы удерживать вуали в воздухе и парящими вокруг его тела, продолжая трансфигурировать больше шелковистых лоскутов из тумана, едва ли уделяя внимание тихим шагам скрытого из вида Лестрейнджа, топчущегося вокруг него.

Глаза Розье сузились, и он, проследив за узором колышущихся растяжек ткани, взмахнул палочкой и произнёс заклинание:

— Инсендио…

— Остолбеней, — пробормотал Лестрейндж, и Розье упал наземь, оглушённый. Оранжевое пламя на кончике его палочки потушилось само.

Голова Мальсибера резко дёрнулась, когда он заметил, что его напарник по дуэли упал, и в этот момент они с Лестрейнджем оба произнесли свои заклинания:

— Остолбеней!

Мальсибер тоже рухнул, спина его плаща хлюпнула в грязи. Его внимание на мгновение ослабло, трансфигурированные вуали Тома начали падать на землю. Он дёрнул запястьем: они снова поднялись в воздух.

— Хорошо сработано, — сказал Том Лестрейнджу. — Мальсибер и Розье были удивлены техникой использования трансфигурированных физических препятствий вместо обычного Щита. Розье придумал, как противостоять этому. Молодец, что достал его первым.

— Они были удивлены, потому что Эйвери бы об этом не подумал, — ответил Лестрейндж. — Ты выглядишь как Эйвери, но стоишь как Риддл. Ты ходишь как Риддл. Ты даже держишь палочку Эйвери так же, как Риддл держит свою. Или так, как ты держишь свою, — подштанники Мерлина, это странно — держать двух Риддлов бок о бок, — он указал левой рукой, к которой были привязаны наколдованная верёвка и парящее тело исходного Тома.

— Значит, воспользуйся преимуществом внезапности, когда можешь, — сказал Том. — Давай покончим с этим.

Следующей парой, которую они встретили, были Трэверс и Блэк, удобно направляющиеся в их сторону вслед за совами-наблюдателями, привлечёнными сверкающим волшебным огнём дуэли между Томом, Мальсибером и Розье. И Трэверс, и Блэк носили дуэльные жилеты, и любое Оглушающее или Обезоруживающее, брошенное в их центр массы, поглощалось толстой драконьей шкурой лишь с одним вздрагиванием от выброса тепла рассеивающего заклинания. Трэверс использовал только законные заклинания. Блэк владел несколькими умеренно сомнительными тёмными проклятиями, которые пролетали вспышками ядовитого зелёного и пульсирующего фиолетового.

Тому нужно было сосредоточиться на трансфигурации как можно большего количества шёлковых тканей, которые он только мог создать, ведь даже лёгкое касание одного из проклятий Блэка разжигало огонь по всей длине шифона. Чем больше он этим занимался, тем тоньше становились стены тумана, пока они не бились на широкой поляне, которая постепенно приобретала медное сияние утреннего дня.

Лестрейндж, постучав по плечу Эйвери, чтобы обозначить своё присутствие, снова удалился и за пределами циклона шуршащих вуалей наложил Спотыкающийся сглаз на Блэка. Проклятие нервного раскалывания Ориона Блэка сорвалось на середине наложения, и Том воспользовался возможностью, чтобы опутать его длинными белыми шёлковыми верёвками прямо перед тем, как Лестрейндж бросил Оглушающее в незащищённое лицо мальчика.

Трэверс увидел падение Блэка и без промедления бросил на полпути своё собственное движение палочкой и переключился на Щитовое заклинание. Удерживая блестящий полукупол, Трэверс поднял подол своего плаща свободной рукой и побежал в растворяющийся туман, шлепки его ног о мокрую землю вдалеке отдавались эхом.

Лестрейндж взглянул на Тома:

— Последняя пара — Нотт и Грейнджер. Они будут готовы встретить нас, спасибо Трэверсу. Полагаю, ты не хочешь на ней никаких отметин?

— Нет, — сказал Том. — Но я не буду её жалеть. Я хочу, чтобы она встретила испытание.

Никто из них не отметил, что Трэверс сбежал, когда узнал о присутствии притаившегося, невидимого Лестрейнджа и в результате поражения Блэка он оказался в меньшинстве два к одному. Отступить на более сильную позицию, искать подкрепление и не тратить силы на предрешённое решение — эти качества прагматизма Слизерина прекрасно понимали все члены их факультета. По сравнению с другими мальчиками из их группы Трэверс был более строг к соблюдению правил добуквенно, а не по самому духу правил, но когда доходило до дела, он был слизеринцем там, где это имело значение.

Гермиона и Нотт выбрали создание оборонительной позиции за стеной зачарованного тумана. Когда Том увидел её укрепления, он был озадачен этой явной несочетаемостью, особенно с территорией Хогвартса. Но когда он наконец понял, что она сделала, из него вырвался дикий хохот от её непревзойденной наглости.

Это был один из его редких искренних случаев смеха, который звучал очень похожим на его даже изо рта Эйвери. Сюрреалистичность этого, должно быть, тревожила Лестрейнджа, у которого к тому времени закончилось действие Дезиллюминационного заклинания. Второй мальчик скривился от громкого веселья Тома.

Вместо того, чтобы скрыть их присутствие заклинанием пара, Гермиона решила обратиться к физическим средствам сдерживания. Длинные спирали трансфигурированной колючей проволоки свисали с трансфигурированных столбов ограждения, сделанных из стеблей осоки. Они были сделаны второпях, крепкие прямоугольные столбы были зелёными и напитанными водой, а не напоминавшими настоящее выпиленное дерево. Было несколько слоёв заборов, и между каждым из них была линия ограждения, а следом Том заметил глубокую траншею, заполненную илистой водой, коричневой с взбаламученной грязью. На вид это всё было страшным, как смертный грех, но сама магия была прекрасной, творческим использованием заклинаний перемены, которые использовали её окружающую среду во всём возможном потенциале. Грязь и тина в равной массе озёрной воды требовали тщательной оценки кубической плотности для наиболее эффективного использования заклинаний. И всё это было проделано в темноте.