Джейн Фэйзер - Коршун и горлица (Орел и голубка)
— в его голосе Сарита уловила любопытствующие нотки. — Она очень любит ребенка.
— Как и большинство матерей.
— Она рассказывала тебе о своей безумной любви к сыну?
Сарите захотелось покончить с этой опасной, как ей казалось, темой.
— Она сказала мне немного, — Сарита прикрыла глаза и притворилась, что полностью поглощена музыкой.
— Но ведь она все-таки сказала тебе, что я не позволю ей проводить время с Бобдилом?
Почему Абул так настойчив?
— Но она также сказала, что таков обычай вашего народа и что подобную разлуку ей как матери трудно вынести.
«Сыну тоже», — подумал Абул, но вслух этого не сказал. Он чувствовал необходимость как-то объяснить свое поведение, почему? На этот вопрос он не мог бы ответить. Вряд ли он должен был отчитываться перед этим-маленьким, темпераментным созданием!
— Бобдил — мой наследник, — сказал он, — уже в том возрасте, когда необходимо учиться некоторым вещам, знать которые нужно для того, чтобы вести себя правильно и управлять другими людьми мудро. А этим вещам он не может научиться у женщин.
— Но ведь есть та, такие вещи, которым могут научить только женщины и им ребенок тоже должен научиться.
— Среди твоего народа, может быть, — Абул почувствовал раздражение оттого, что она стоит на той точке зрения, на которой не стояла бы, разобравшись в той ситуации, в которой он находится. Но не зная истинного положения вещей, Сарита рассуждала об этом почти также, как Айка.
«Да, вероятно, Айка хорошо потрудилась над ней, — подумал Абул, — но среди нашего народа мальчик должен расти Подле своего отца, применяя меч и понимая слабость женщин».
Вряд ли что-либо можно было ответить на это.
Абул ясно дал понять, что не потерпит противоположного мнения по этому вопросу. Внезапно Сарита почувствовала симпатию к Айке — симпатию, которая пересиливала недоверие, посетившее ее тогда, когда та описала ей позицию мужа по отношению к сыну. Конечно же, она лучше, чем Сарита, знала своего мужа.
Абул взял ее за руки. Утром в банях он обещал ей, что будет рядом с ней проводить долгие ночные часы. Вряд ли в теперешней атмосфере охлаждения он будет настаивать на этом, хотя все возможно.
Ведь образ мыслей калифа коренным образом отличается от ее собственного.
— Нет, — сказала она.
— Что нет?
— Я не пойду в постель.
Так вот о чем она думала? В данный момент Абул не желал продолжать уговаривать свою строптивую гостью. Ему необходимо было заняться Айкой — дела с ней и так зашли слишком далеко.
Глаза Сариты встретили взгляд Абула — он выглядел столь решительно, словно готовился к смертельной схватке.
— Ты что-то устало выглядишь, пора тебе в постель.
— Нет, — ответила Сарита, думая только о том, как бы затянуть предстоящие события.
Абул улыбнулся и ущипнул ее за нос, как маленькую, — Ты пойдешь в постель, Сарита. Я не сказал, что иду с тобой, — она не успела до конца осознать сказанное им, как оказалась на диване. — Не думаю, что у меня есть силы для дальнейших сражений. Спи крепко, — он поцеловал ее в нос и ушел.
Сарита почувствовала одновременно и удивление и негодование. Он сделал из нее абсолютную дуру. В то же время, сознание того, что, наконец, она осталась одна, наполнило ее невыразимым блаженством. Она расстегнула платье и подошла к окну. Прохладный ветерок охладил ее кожу.
Ущелье внизу теперь не казалось зловещим, а предлагало путь к спасению. Снежные горные вершины манили, освещенные светом звезд.
Взгляд Сариты скользнул вниз. Да, это должно быть именно ущелье, никто не будет подозревать, что она исчезла таким путем, но как спуститься в него? Ей бросился в глаза дамасский шелк, в изобилии имевшийся на галерее. Изобретательный ум, конечно же, может найти в башне все необходимое для побега, но не сейчас. Сегодня она будет отдыхать и набираться сил. С этой мыслью Сарита юркнула под шелковое покрывало и ощутила счастье от того, что осталась одна. Одиночество было для нее роскошью. За окном запела птица. То был гимн свободе, и Сарита заснула.
Глава 9
Абул шагая по дворцу, позволяя мирному вечеру снять напряжение, возникшее в нем из-за того, что Сарита не понимала реалии альгамбрской жизни и имела противоположную позицию по такому важному вопросу, а заняв ее, она невольно поставила себя рядом с Айкой. Это было для него крайне неприятно, поступив так, Сарита задела его гордость, а женщины с точки зрения Абула не могли ее задеть. Это противоречило устоям жизни его народа. Например, Айка не могла ущемить его гордости, а эта маленькая христианка, как оказалось, смогла. Абул замедлил шаг и чуть было не повернул к башне — так ему захотелось поспорить с Саритой. Но вовремя понял, что, если бы вернулся в башню, то одержал бы там постыдную победу, которую никак нельзя было назвать триумфальной и никак не решить проблему с Айкой.
Поэтому Абул продолжил свой путь. Он был уверен в том, что Сарита сказала ему не все относительно разговора с Айкой. Например, что Айка обвиняла в вынужденной разлуке с сыном не его, а систему. Но Абул знал, что Айка так не думала, и ему было трудно представить себе, что она стала бы так притворяться. Так что же она сказала? А может быть, она, начав применять свой утонченный яд, обнаружила, что с Саритой он не срабатывает, и поменяла тон, разыграв из себя страдающую жену и мать. Это, безусловно, лучше сработало бы с Саритой, в этом Абул был убежден. Он не думал, что Айка могла за короткое время восстановить Сариту против него, впрочем, что он знал об этой девушке? Кроме того, что она заворожила его, сделала так, что в крови его заструился солнечный свет, заполнила собой все его мысли, иными словами, стала по сути его навязчивой идеей. Что он знал о ней кроме этого? Что страсть его не обещает быть быстротечной?
Но сегодня он должен выкинуть из головы мысли о ней. Он обязан публично восстановить положение Айки, сделать то, что решил сегодня утром. При сложившихся обстоятельствах это было просто необходимо. Если верно то, что она начала обрабатывать Сариту, он должен восстановить с ней те отношения, которые были между ними до ссоры. Только тогда он сможет быть абсолютно уверен в том, что между Айкой и Саритой не происходит ничего, о чем бы он не знал. Ведь нельзя же запретить их встречи, и при этом не возбудить подозрения в Айке — поэтому он должен сам дирижировать ими.
Абул пересек львиный дворик и вошел в вымощенную мрамором залу.
В ней танцевали две девушки в вуалях. Мужчины, сидящие по бокам, вели тихие беседы, сквозь раскрытые окна струился мягкий лунный свет, смешиваясь с розоватым светом масляных фонарей. Абул взглянул вверх, на балкон. Он сообщался с женскими апартаментами. Вероятно, некоторые из женщин сейчас наблюдали из-за закрытых жалюзей за тем, что происходило в зале. Он поднялся на балкон. Как и ожидал, на балконе никого не было. Очевидно, те, кто видел его, поторопились, чтобы предупредить остальных о его появлении.
