Елена Арсеньева - Русская лилия
Ольга задыхалась от волнения. Корабль шел по водам, о которых человеческая мысль создала самые поэтические мифы, самые увлекательные сказания. Было странно видеть эти воды пустыми. Казалось, что пароход — это громадное черное чудовище с горящими глазами и рогом на спине, извергающим дым и пламя, — спугнул отсюда всю жизнь. А если заглянуть вон за тот мысок, увидишь: там притаилась вереница веселых дриад, которые ждут только, чтобы страшное чудовище скрылось, и тогда они снова начнут веселые игры и понесутся по морю на спинах тритонов, и затрубят тритоны в раковины и созовут сюда игривых дельфинов. А вон там, за грудой камней, там, наверное, таится десяток сатиров и фавнов на козьих ножках. И они тоже ждут исчезновения людей и тоже мигом выскочат все на берег и начнут веселые пляски под звуки свирелей. И на эти звуки понесутся с гор дикие кентавры и прилетят страшные птицы с острыми когтями и лицами женщин. И еще много-много можно будет увидеть тогда чудес…
Вправо убегали фиолетовые горы Мореи, слева все яснее вырисовывалась извилистая линия холмов Аттики. Прямо вставали из воды скалы Эгины и Саламина, между ними, над синей чертой горизонта, виднелись домики Пирея, а выше, на темном пятнышке Акрополя, сверкал белой точкой вечный Парфенон. И все это замыкала лазурная линия Гиметских гор.
Ольга не могла отвести глаз от картины, о которой мечтала так долго.
А вот и Пирей. Обогнув одинокий маяк, пароход вошел в крошечный заливчик, вода которого была вспенена множеством лодок, шаланд и паровых катеров. Безлюдье кончилось. Греция встречала свою русскую королеву, и Ольга испуганно стиснула поручни. Эта толчея наполнила ее волнением, почти страхом. Она оглянулась. Позади стояли Эдит и капитан Самойлов. Эдит слабо улыбнулась, капитан кивнул Ольге ободряюще. Она вновь посмотрела на берег, пытаясь различить фигуру Георга, который где-то там ждал ее прибытия. И снова стеснило сердце темное предчувствие: а ждет ли он? Хочет ли, чтобы она приехала?!
Все было так прекрасно вначале! Совершенно как в сказке. Прекрасный принц забрался на башню, где томилась прекрасная принцесса, и спас ее. Они сыграли свадьбу и жили долго и счастливо.
Сыграли свадьбу, конечно… Потом поехали в Данию к родителям Георга. Оттуда следовало вместе отбыть в Грецию. Однако как-то так случилось, что Георг оставил юную жену в Копенгагене и уехал первым. Хоть во всех приветственных кликах греков первым лозунгом звучало «Да здравствует народ!», а только потом «Да здравствует король!», все же покинуть страну на полгода было, по его словам, не по-королевски. Ольга прекрасно понимала, что такое долг правителя по отношению к своим подданным, и все же ей казалось странным, что любовь к государству может оказаться сильнее любви к жене.
Что-то было неладно, но она не понимала, что именно. На людях Георг был внимателен, хотя и не слишком нежен. Впрочем, Ольга сама стеснялась публичных нежностей и ужасно смущалась, когда Георгу приходило в голову увлечь ее за какой-нибудь цветущий куст и там поцеловать. Матушка говорила ей перед свадьбой, что природа мужчин очень отличается от природы женщин и женщине приходится терпеть много того, что покажется неприятным, а то и отвратительным, но это нужно выдержать, а главное, ни в коем случае не показывать мужу своих чувств.
В первую брачную ночь все существо Ольги было исполнено такого ужаса, что она лишилась сознания, когда Георг обладал ею. Наутро он поглядывал с жалостью, но был как-то по-новому нежен и заботлив, а Ольга молила небеса о том, чтобы на вторую ночь снова упасть в обморок. Ей не хотелось знать, что происходит между ней и мужем! Она была бы вполне счастлива веселыми, дружескими и вместе с тем любовными отношениями.
Однако настала ночь, явился Георг — но лишиться чувств не удалось. Пришлось скрепиться изо всех сил, чтобы не показать сначала страха, а потом — радостного изумления. Оказывается, не так уж противно, когда мужчина ласкает тебя. Это очень даже приятно! Это радостно, волнующе, это затмевает разум… Ты вся в его власти, это великолепно! Ах, какая жалость, что нельзя показать мужу радостного волнения, что нельзя ответить ему ласками и поцелуями! Помня о запрете матери, Ольга смиряла свою нежную, отзывчивую, пылкую натуру, удивляя и разочаровывая Георга. Потом, уже в Дании, она случайно услышала, как Георг разговаривает с братом, наследным принцем Фредериком.
— Твоя юная Ольга прекрасна, — сказал тот. — Она похожа на цветок! Чудесный белый цветок! Предвижу, что смуглые греки будут звать ее русской лилией.
— Это лилия без аромата, — сухо отозвался Георг. — Кажется, я женился на весталке. На вечной девственнице. На прекрасной и холодной лилии.
Ольга не должна была даже намека подать на то, что слышала разговор, не предназначенный для ее ушей, но он произвел на нее такое же потрясающее впечатление, как в свое время подслушанный разговор Алексея и Николы.
Она догадывалась, что речь идет не о жизни дневной, открытой всем взорам, а о ночной, потайной. Она разочаровала мужа? Почему? Разве она не исполняет все его желания? Разве не принимает его покорно и безропотно во всякую минуту ночи, когда ему приходит в голову осуществить над ней свою власть?
Она ничего не понимала, а посоветоваться было не с кем. Ни с одной из дам, которые последовали по приказу отца за ней в путешествие, она не была в приятельских отношениях. Эдит? Но она не замужем, бедняжка, и никогда не была замужем, что она может знать о ночных отношениях людей?
Иногда Ольге казалось, что Эдит по утрам поглядывает на нее как-то особенно, как будто надеется высмотреть какие-то изменения… Иногда она делала как бы вскользь замечания о том, что не родился еще мужчина, который мог бы понять нежную женскую натуру и даже лучшие из них — всего лишь мужчины. Ольга чувствовала, что это камушки в огород ее супруга, но была слишком горда, чтобы впрямую спросить Эдит, что та имеет в виду. Вообще-то проще всего было сказать Эдит, чтобы не вмешивалась не в свое дело, чтобы прекратила бередить душу ненужными намеками, но было страшно обидеть гувернантку, к которой она относилась как к подруге. Приходилось терпеть.
Ольга была бы несказанно изумлена, если хотя бы заподозрила, что Эдит злорадствует. Этот брак разрушил мечты гувернантки жить вблизи любимого человека! Бедная старая дева была далека от мысли соблазнить великого князя, но поворачивалась вслед за ним, как подсолнух за солнцем. Она любила Ольгу, но совершенно не собиралась ехать в страну, еще более варварскую, чем Россия. Впрочем, если бы Ольга ехала вместе с отцом, Эдит сочла бы Грецию воистину землей обетованной, а теперь это было место ссылки, и никакие мысли об Античности, о золотом веке человечества не могли унять ее тоски и обиды.
