Лиза Клейпас - Соблазни меня в сумерках
В свете было немодно выходить замуж по любви, такие браки считались буржуазными. Однако это был идеал, к которому всегда стремились Хатауэи.
Одетый в черный утренний фрак, серебристые брюки и белый галстук, Лео стоял рядом с боковой дверью в церемониальную комнату, где обычно хранились ритуальные принадлежности. Рясы и хоровые одеяния висели в ряд на вешалках вдоль одной из стен. В это утро церемониальная использовалась с другой целью — там была комната невесты. Свадьба Поппи не имела никакого отношения к любви.
С другой стороны двери стояла Кэтрин Маркс, словно часовой, охраняющий ворота замка. Лео украдкой посмотрел на нее. Хотя она была одета в лавандовое платье, а не в свои обычные тусклые тона, ее русые волосы были, по обыкновению, затянуты в пучок так туго, что было непонятно, как ей удается моргать. Очки со сломанной дужкой криво сидели на кончике носа, придавая ей сходство с одуревшей совой.
— На что это вы уставились? — натянуто поинтересовалась она.
— У вас очки перекосились, — сообщил он, стараясь не улыбаться.
Она скорчила гримаску.
— Я пыталась починить их, но стало только хуже.
— Дайте их мне. — Прежде чем она успела возразить, он снял очки с ее носа и взялся за согнутую дужку.
Кэтрин возмущенно запротестовала:
— Милорд, вас никто не просил… если вы их сломаете…
— Как вы ее согнули? — поинтересовался он, терпеливо выпрямляя проволоку.
— Я уронила их на пол и, когда искала, наступила на них.
— Вы близоруки?
— Да.
Вернув дужке исходную форму, Лео внимательно осмотрел очки.
— Готово. — Он протянул их Кэтрин и замер, глядя в ее глаза. Серо-зелено-голубые, с темными ободками, они напоминали опалы. Яркие, теплые, дерзкие. Почему он не замечал их раньше?
От внезапного осознания по его коже пробежали мурашки. Она вовсе не дурнушка. Она красива, изысканно и неуловимо, как лунный свет зимой, как свежий запах маргариток. Такая спокойная, бледная… и восхитительная. Лео был так потрясен, что не мог шелохнуться.
Кэтрин тоже не двигалась, захваченная ощущением странной близости.
Очнувшись, она выхватила у него очки и водрузила их себе на нос.
— Это ошибка, — заявила она. — Вам не следовало допускать, чтобы это случилось.
Охваченный замешательством и возбуждением, Лео не сразу понял, что она имеет в виду свадьбу его сестры. Он бросил на нее раздраженный взгляд.
— А что вы предлагаете, Маркс? Отослать Поппи в монастырь? Она вправе выйти замуж, за кого пожелает.
— Даже если это закончится катастрофой?
— Это не закончится катастрофой. Это закончится разводом. Я так и сказал Поппи. Но она твердо намерена выйти за него замуж. Я всегда полагал, что Поппи слишком разумна, чтобы совершить подобную ошибку.
— Она разумна, — отозвалась Маркс. — Но она одинока. И Ратледж воспользовался этим.
— Как она может быть одинока? Она постоянно окружена людьми.
— Нет больше одиночества, чем в толпе.
В ее голосе прозвучала щемящая печаль, и Лео подавил порыв обнять ее, прижать к себе и утешить. Это привело его в панику. Нужно срочно что-то сделать, чтобы разрядить обстановку.
— Выше нос, Маркс, — бодро произнес он. — Уверен, в один прекрасный день вы найдете какого-нибудь бедолагу, которого сможете терзать всю оставшуюся жизнь.
И с облегчением увидел на ее лице привычную презрительную гримасу.
— Я еще не встречала мужчину, который мог бы соперничать с чашкой крепкого чая.
Лео собирался ответить, когда из комнаты, где ожидала Поппи, донеслись голоса.
Говорил мужчина, страстно и напряженно.
Лео и Кэтрин переглянулись.
— Разве она там не одна? — удивился Лео.
Компаньонка неуверенно кивнула.
— Это Ратледж? — спросил он. Кэтрин покачала головой:
— Я только что видела его снаружи.
Без лишних слов Лео распахнул дверь и шагнул внутрь. Кэтрин последовала за ним.
Лео остановился так резко, что она налетела на него. Поппи, одетая в белое кружевное платье с высоким воротом, стояла у стены, резко выделяясь на фоне черных и пурпурных мантий. Она выглядела как ангел, залитая светом, струившимся через узкое окно, с короной из бутонов белых роз и длинной вуалью, ниспадающей на спину.
Напротив нее стоял Майкл Бейнинг, похожий на безумца, с диким взглядом и в одежде, пребывающей в беспорядке.
— Бейнинг, — сказал Лео, захлопнув дверь ногой. — Я не знал, что вас пригласили. Гости уже заняли места. Не пора ли вам присоединиться к ним? — Он помедлил, прежде чем добавить ледяным тоном: — А еще лучше уйти совсем.
Бейнинг покачал головой, в его глазах сверкнуло отчаяние.
— Я не могу. Я должен поговорить с Поппи, пока не стало слишком поздно.
— Уже слишком поздно, — сказала Поппи, ее лицо было почти таким же белым, как ее платье. — Все решено, Майкл.
— Вы должны знать, что я выяснил. — Майкл бросил умоляющий взгляд на Лео. — Оставьте меня с ней наедине хотя бы на минуту.
Лео покачал головой. Он сочувствовал Бейнингу, но сомневался, что это что-нибудь даст.
— Извини, старина, но кто-то должен думать о приличиях. Невеста не должна уединяться перед свадьбой даже с женихом, тем более с посторонним мужчиной.
— Пусть говорит, — заявила мисс Маркс, подойдя ближе.
Лео бросил на нее раздраженный взгляд:
— Проклятие, Маркс, вы когда-нибудь перестанете говорить мне, что делать?
— Да, когда вы перестанете нуждаться в моих советах.
Поппи не сводила глаз с Майкла. То, что он явился, когда она, одетая в свадебное платье, вот-вот станет женой другого мужчины, было похоже на кошмарный сон. Охваченная дурными предчувствиями, она не хотела слышать, что он собирается сказать, но и не могла позволить ему уйти, ничего не сказав.
— Почему вы здесь? — промолвила она.
Майкл, на лице которого застыла гримаса муки и мольбы, протянул ей письмо:
— Вы узнаете это?
Поппи взяла письмо затянутыми в кружевные перчатки пальцами и удивленно уставилась на него.
— Это ваше письмо, — произнесла она в замешательстве. — Я потеряла его. Откуда оно у вас?
— От моего отца. Его дал ему Гарри Ратледж. — В расстройстве Майкл запустил пятерню в волосы, еще больше взъерошив их. — Этот ублюдок пошел к моему отцу и рассказал ему о наших отношениях, представив их в наихудшем свете. Он настроил моего отца против нас, прежде чем мне представился шанс объяснить ему мою позицию.
Поппи похолодела, во рту стало сухо, сердце забилось медленнее. Зато лихорадочно заработал мозг, делая выводы, один неприятнее другого.
Открылась дверь, и все повернулись к вошедшему.
