Донна Флетчер - Подари мне нежность
Каван присел на корточки рядом с кроватью и положил ладонь на ее руку.
– Какой же я буду муж, если изнасилую больную жену?
– Я понимаю, просто…
– Ты никогда не была обнаженной перед мужчиной?
Ее глаза сильно округлились.
– Никогда.
– Рад это слышать.
Гонора улыбнулась. Как хорошо, что он понял!
– А теперь позволь, я помогу тебе надеть ночную рубашку.
Гонора попыталась что-то ответить, но у нее вырвалось только бессвязное бормотание. Каван негромко рассмеялся:
– Нужно ли напоминать, что я твой муж?
Она обхватила грудь еще крепче.
– Еще нет.
Каван наклонился к ней и прошептал прямо на ухо:
– Хочешь, чтобы я исправил это сегодня же ночью?
Гонора решила вернуться к прежним уловкам, только не стала хвататься за живот, а просто поморщилась.
– Пожалуйста, пусть твоя мама скорее принесет мне обещанный отвар. Она обещала, что он уменьшит боль.
Каван мгновенно выпрямился.
– Лежи и не шевелись, я сейчас же вернусь.
Стоило ему выйти из комнаты, как Гонора поспешно переоделась в ночную рубашку и, облегченно вздохнув, нырнула под одеяло. Теперь она в безопасности.
Каван вошел в комнату, по пятам за ним шла Адди. Муж посмотрел на Гонору и покачал головой.
– Нужно было подождать. Я бы тебе помог. – Он усадил Гонору и подложил ей под спину подушки.
– Я замерзла, – ответила она. К счастью, это не было ложью, она и в самом деле немного продрогла.
– Я разожгу огонь, – сказал Каван, подтыкая ей одеяло.
Адди протянула Гоноре кружку с дымящимся отваром, а Каван пошел к очагу.
– Это облегчит боль, – пообещала Адди.
Если отвар предназначен для успокоения боли, то он не сможет ей навредить, поэтому Гонора спокойно выпила все.
– Теперь она уснет, – шепнула Адди сыну, но недостаточно тихо, и Гонора ее услышала.
– Я останусь здесь, – заявил Каван.
– Это лишнее, – возразила его мать. – Иди и занимайся своими делами. Я посижу с Гонорой.
– У меня нет никаких срочных дел. Я останусь здесь.
Гонора смотрела на них, но ее уже окутывал туман, а голоса все отдалялись и отдалялись.
– Ты волнуешься за нее, – произнес женский голос.
– Она моя жена. – Мужчина говорил решительно, даже раздраженно.
Затуманенное сознание мешало Гоноре прислушиваться к разговору, но мужской и женский голоса продолжали звучать, и она понимала, что двое говорят о ней.
– Иногда мужчины начинают любить женщин, на которых были вынуждены жениться, – говорила женщина.
– Мы женаты, и этого не изменить. Разве не лучше, если я буду заботиться о жене, которую не выбирал? – возражал мужчина.
– Это благоразумно, – одобрительно произнесла женщина.
– Оставь, мама. Это касается только меня и Гоноры.
– Нет, сын мой, не только вас. Однажды тебе придется возглавить этот клан, и гораздо лучше, если рядом с тобой всегда будет любящая жена, на которую ты сможешь положиться даже в самые трудные минуты.
– Ты хочешь, чтобы у меня получилось так же, как когда-то у тебя с отцом, – произнес мужской голос.
– Да. Я хочу, чтобы вы с Гонорой любили друг друга.
Свое имя… она услышала свое имя и слово «любовь».
Кто-то любит ее, заботится о ней, присматривает за ней. Всплыли воспоминания о маме, и Гоноре вдруг стало очень больно, потому что мамы больше не было с ней. По щеке поползла одинокая слезинка.
– Она плачет, – обеспокоенно сказал мужчина. Гонора почувствовала ласковое прикосновение к щеке, по которой ползла слезинка, а потом чья-то теплая и сильная рука завладела ее ладонью.
– Я здесь, Гонора, и я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.
Он стиснул ее ладонь и поцеловал в щеку, сцеловывая слезу, и Гонора затрепетала от его нежности. Она хотела что-нибудь сказать ему, сказать, что она чувствует, сказать, что тоже всегда будет здесь ради него. Она не допустит, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое. Она будет беречь его, и не только потому, что это ее долг, а потому, что он хороший человек и хороший муж. Она будет делать это, потому что ей не все равно.
Она хотела сказать, что он ей небезразличен и что, возможно, однажды она поймет, что любит его. Но веки стали свинцовыми, глаза не открывались, и Гонора не могла произнести ни слова, она едва могла шевелить губами, а потом все вокруг потемнело и исчезло.
Глава 17
Каван смотрел, как его жена бежит по вересковой пустоши, а за ней по пятам мчится Смельчак. Ее щеки раскраснелись от холодного ветра, дувшего с раннего утра, а длинные черные волосы развевались и хлестали ее по лицу. Она выглядела такой счастливой, что и его сердце невольно радовалось.
Он очень встревожился, когда Гонора неожиданно заболела, и настоял на том, чтобы она не вставала с постели весь день, хотя она и утверждала, что чувствует себя хорошо. Сегодня утром Каван успел перехватить ее до того, как она проскользнула мимо него, спящего, как обычно, на полу перед очагом. Он не собирался отпускать Гонору одну, пока не удостоверится, что она полностью поправилась.
Они плотно позавтракали, и Гонора заявила, что готова заниматься дальше, но Каван предложил просто прогуляться. Тогда она попросила разрешения взять с собой и Смельчака. Каван решил, что жене необходимо отдохнуть денек-другой, и хотя Гонора возражала, он, конечно же, настоял на своем. Уроки подождут.
Он вспоминал, как Гонора, заболев, взывала к нему, и внутри у него все сжималось. Он так разозлился на брата, что поначалу хотел просто отмахнуться от жены, но тут увидел, как она схватилась за живот и упала на землю, и сердце его просто остановилось. Но еще мучительнее было вытирать слезу со щеки Гоноры. Каван не знал, почему она плакала, и это беспокоило его сильнее всего. Болел живот или же она просто несчастлива, потому что стала его женой? Боится его? Ненавидит? Чувствует себя одинокой, хотя и окружена новой семьей?
Впрочем, сейчас Гонора казалась вполне счастливой, хотя за завтраком упорно молчала, и Каван даже подумал, что она все еще плохо себя чувствует, несмотря на отменный аппетит. Иногда они разговаривали так легко и свободно, как будто давным-давно дружили, но иногда…
Каван тряхнул головой. Он ничего не знал о своей жене и очень хотел узнать побольше.
Гонора споткнулась, подбегая к нему, и Смельчак с размаху налетел на нее. Каван поймал жену и пришел в замешательство, когда она поцеловала его в щеку и негромко рассмеялась.
– Теперь ты спас меня дважды, – сказала она, держась за его руки. – Ты настоящий герой.
Каван отпустил ее и отошел.
– Никакой я не герой.
– Ты мой герой, – настаивала она, а Смельчак тявкнул – он был еще слишком мал, чтобы лаять по-настоящему. – Щенок тоже согласен.
