Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

Янек чувствовал её страх. Мысленно жалел Катю. Понимал, как тяжело ей сейчас. Сначала поезд, потом вокзал с толпой обезумевших пассажиров, ночлег у чужих людей. В том, что Катя так сильно к нему прижимается сейчас, и держала его руку до боли на вокзале, он видел только хорошее.

«Значит, меня она не боится, боится только мир вокруг, цепляется за меня, как за ниточку. А я и есть теперь для неё эта ниточка. Всё будет хорошо, – думал Янек. – И Золо́то моё меня простит. Зоечка, любимая, как мне тебя не хватает. Как же я хочу к тебе, родная».

В эту ночь сон быстро сморил Янека. Сказалась всё-таки и дневная работа, и первая бессонная ночёвка.

Пани Анна находилась в каком-то постоянном волнении. Ей было тоскливо. Тревожно. Уже не радовало общение на родном языке с польскими студентами. Софья была отстранена от матери. Девушка ходила на свидания с Влодеком, продолжала шить и отправлять на фронт бельё для солдат.

А пани ничего уже не шила. Как-то пропала у неё тяга к любимому делу. Она теперь зачитывалась письмами от своей подруги Берты.

В этих письмах была теперь вся жизнь Анны. Подруги продолжали планировать свадьбу детей, расписывали их жизнь по минутам. Берта гордилась Анной. Восхищалась, что та приютила девочку и сделала её счастливой.

Пани Анна писала подруге обо всём: и о Густаве и его уходе, и о сыне, и о невестке Зое, и о Германе и его личной трагедии. А Берта писала, как ей сложно жилось с мужем стариком. Как она рада, что породнится с Анной.

Последнее время пани часто думала о Зое. Её материнское сердце наполнялось обидой за сына. Последняя встреча с Зоей озлобила Анну ещё сильнее. Когда она увидела ребёнка, висящего у Зои на груди, внутри всё перевернулось.

Она вспоминала всё: и как Янек смотрел на Зою, и как она на него, и как они вдвоём сходили с ума от любви друг к другу. Но не могла теперь понять, как это всё смогла забыть Зоя. Как она могла родить от следователя, растоптав всю любовь к Янеку?

Несмотря на то, что маленький Джан был полной копией Янека, пани Анна отметала все мысли о родстве с этими детьми. Решила, что неверная невестка не смогла родить детей, достойных её фамилии.

Всё бушевало внутри пани. Она давно уже пожалела о том, что устроила встречу Янека и Зои. Придумала себе, что Зоя колдунья, которая усыпила материнскую бдительность и охомутала её сына. Гнев и злость охватывали Анну с новой силой. Это всё наполняло пани изнутри, но не вырывалось наружу, а копилось, копилось.

Не было рядом человека, на которого Анна могла всё это обрушить. Перед Софьей держала себя в руках, боялась, что дочь подумает о ней плохо и вообще уйдёт.

Несколько раз пани порывалась пойти к Зое, высказать всё, что думает о ней. Но её останавливала гордость: «Как она, пани Анна, может опуститься до базарной бабы, выясняющей отношения с нерадивой невесткой?»

И Анна ждала либо подходящего момента, либо чего-то другого, что могло бы помочь ей справиться с гневом.

И это момент настал.

Неожиданно вернулся Герман.

Стук в дверь немного напугал Анну. Софья имела свои ключи. Заказчиц у пани теперь не было. Влодеку тоже сделали ключи.

Анна открыла. На пороге стоял Герман. Не обросший седыми волосами высокий старик, а прежний Герман Боровски. Её любимый Герман с подстриженными волосами, в хорошей одежде.

Он улыбался. Анна бросилась ему на шею. Сначала ей показалось, что она спит. И в своих мыслях вскользь заметила, что это могут быть происки Зои, которая колдует, продолжая усыплять бдительность Анны. Но Герман не исчезал. Пани щипала себя, обнимала его, гладила по волосам, целовала. А он кружил её по комнате.

– Я скучал по тебе, Анна, – напевал Герман. – Ради тебя я вернул себе прежнюю фамилию и имя. Это долгая история, очень долгая. Если бы не революция, я бы так и остался седым стариком-дворником. Всё, что произошло – к лучшему для нас. Анна, выходи за меня замуж.

Пани от неожиданности замерла. Схватилась за голову руками. Побледнела. Герман успел подхватить её, посадил на стул. Побрызгал на неё водой.

– Какая же ты у меня чудна́я, – сказал Герман. – От предложения выйти замуж в обморок падаешь. Что тут думать? Мы с тобой два одиноких сердца. Будем внуков вместе нянчить. Они же мне как родные.

– Нет у нас внуков, – строго сказала пани Анна. – Не нашего рода эти дети, нагулянные они.

Герман вытаращил глаза на Анну.

– Что ты такое говоришь, Аня? Они же на сына твоего похожи, – ответил Герман.

– Похожи, непохожи, сказано тебе, не мои это внуки и точка.

Герман слегка отшатнулся от Анны.

– Ну и ладно, – произнёс он весело. – Значит, будем ждать внуков от Софьи.

Герман задумался. Зная, что противиться словам Анны сейчас бесполезно, решил согласиться с ней насчёт внуков, а себе пообещал непременно разобраться со всем, что произошло.

«Не могла Зоя родить не от Янека, ох, не могла. Что-то у Аннушки опять заскоки какие-то. Вот угораздило меня влюбиться в безумную. Но лучше теперь быть рядом с ней, а то, не дай Бог, натворит чего», – размышлял Герман.

– Ну что, пойдёшь за меня замуж?

Герман встал на колено, поцеловал руку Анны.

Она отвлеклась от своих дум и улыбаясь произнесла:

– Пойду…

Янек повернулся на бок, Катя резко проснулась. Прижалась к Янеку сильнее.

– Тише тебе, – услышала она чей-то грозный шёпот. – Разбудишь.

– Да это девчонка повернулась, она язык проглотила, молчит как рыба.

Катя вжалась в Янека ещё сильнее.

– Послезавтра он прибудет. Дети с ним поедут, я своё дело сделал. Завтра загрузи работой. Сходи за продуктами для себя. Когда вечером вернёшься, водички предложи тогда, раз не пьёт он медовуху твою.

Слёзы потекли из глаз Кати, она сжала губы, боялась всхлипывать.

– Григорию скажи, чтобы пока повременил. Фроська, соседка ваша, заметила вчера паренька. Мне кажется, она догадывается о чём-то. Муж её проговорился спьяну. Поэтому после этих паузу нужно сделать. У него только документы или деньги тоже есть?

– Откуда мне знать? В тулупе только сухари да семечки. А костюм у него ладный, как по заказу сшитый.

– А ты всё на костюмы глядишь. Сколько их уже у тебя скопилось?

– Так мой Пашенька вернётся, в чём ходить будет?

– Да он за всю жизнь не износит всё это, Пашенька твой.

– Износит, будет каждый день новый надевать. Он на войне, небось, в тряпье ходит. А тут хоть на человека станет похож. Я бы мальчонку себе оставила. Уж больно маленького захотелось.

– Не дури, Матрёна, уже за всё заплачено. Раз договорились, обратной дороги нет.

Катя не спала до самого утра. Слышала, как ушёл человек, с которым ночью Матрёна разговаривала.

Утром хозяйка как ни в чём не бывало пригласила гостей к столу.

Катя наотрез отказалась есть. Она ждала, когда Матрёна уйдёт. Янек вышел вслед за Матрёной.

Катя смотрела в окно. Когда Матрёна вышла со двора, девочка начала судорожно одевать брата. Кое-как намотала на себя платки. Обулась, взяла брата на руки. Вышла на улицу, поспешила к Янеку, он посмотрел на Катю с удивлением.

– Вы зачем из дому вышли? – поинтересовался Янек. – Идите обратно.

Катя помотала головой. Протянула брата Янеку.

Тот взял сына на руки.

Присел на корточки рядом с Катей.

Её трясло.

– Дядя-я-я-я… – сказала она еле слышно. – Пойдём отсюда…

– Катюша, девочка моя золотая, куда же мы пойдём? Поезд отменили. Нам пока тут надо побыть.

– Не надо, пожалуйста, я слышала ночью, они хотят нас кому-то отдать, а с тебя, дядя, костюм снять для Пашеньки, что с войны придёт, – сказала девочка всхлипывая.

– Да чего ты придумала? – спросил Янек тревожным голосом.

– Не придумала, я ночью слышала.

Катя плакала, её мокрое лицо раскраснелось на морозе.

Янек быстро расстегнул тулуп, примотал к себе сына. Взял Катю за руку и вышел со двора.