Мэри Кингслей - Маскарад
– Что, что? О чем ты? – не понял Макнелли.
– Когда я обнаружил Миллера, то увидел там ее нож.
Саймон, продолжая говорить, прошелся по сцене:
– На суде она сказала, что этот нож у нее незадолго до убийства украли. Славная такая вещичка, восточная. Маленький кинжальчик с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. Миллер торговал такими. И Лаура всегда носила его с собой, пока этот кинжал не украли.
– Так, значит, она могла и сама прихлопнуть этого торговца? – предположил Макнелли.
– Не знаю, возможно. – Саймон подошел к своему другу. – Когда она вошла и увидала нас, то есть Миллера, то было, похоже, что она и правда оказалась потрясена. По крайней мере, думаю, я бы заметил, что она притворяется. А потом… В моей комнате обнаружили кошелек.
– Миллера?
– Да. Чертовски странно, правда? Можно подумать, я бы оставил деньги на виду, если бы сам их похитил. Как будто мне хотелось, чтобы меня поймали с такими уликами.
– Значит, ты их не брал?
– Конечно, нет!
– Тогда как они попали в твою комнату?
– Вот, я и хочу это выяснить, – Саймон посмотрел другу в глаза. – Ты мне поможешь?
– Как?
– Труппа будет проезжать недалеко от Кентербери.
– Святой Иисусе! – поразился Макнелли. – Ты же не собираешься вернуться туда?
– Я знаю, ответ на все загадки там, в Кентербери.
– Возможно, – Макнелли кивнул и подошел к приятелю. – Ладно, пойдем, дружище. Ты выглядишь чертовски усталым, да и не надо, чтобы тебя здесь кто-нибудь увидел. Я покажу, где можно спокойно отоспаться.
– Да, хотелось бы, – Саймон хлопнул его по плечу и направился следом. Надо как следует выспаться и отдохнуть. И может быть, только может быть, ему удастся забыть о Бланш и, тех коротких, но таких сладостных мгновениях, которые он пережил с нею прошлой ночью. Хотя в этом он очень сомневался.
На следующий день Бланш проснулась, чувствуя себя значительно лучше, чем можно было ожидать в подобной ситуации. Она окинула взглядом комнату, в которой, кроме нее, спала еще Катерина, и с наслаждением тряхнула головой так, что волосы густой волной рассыпались у нее по плечам. Какое восхитительное ощущение чистоты и свежести! Кажется, она заново родилась на свет. И пусть пришлось спать на полу, на одеяле, зато ей удалось провести ночь под крышей. В лучах солнца, проникавших сквозь толстые стекла, будущее казалось не таким мрачным, как вчера. Правда, она по-прежнему ничего не знала о людях, с которыми ее свела судьба, но они дали ей кров, не задавая никаких вопросов, и обещали помочь добраться домой. Она не совершила ничего плохого. Ничего; Если удастся добраться до деревни, где ее все знают, то ей, наверняка, удастся и оправдаться. И никогда больше на ее пути не встретится Саймон Вудли.
Бланш бросила взгляд на кровать, которую Катерина делила со своей костюмершей. Очевидно, для женщин это было вполне привычно, как привычны были для них и неудобства, связанные с частыми переездами. Обе довольно одобрительно отозвались о предоставленной им комнате, хотя и чрезвычайно маленькой на вид. К тому же Катерина оказалась необычайно прагматичной. После того как Бланш определилась с тем, что делать дальше, актриса занялась первоочередными делами, связанными с предстоящим спектаклем. Раз уж его назначили на вечер, то ничто, по ее мнению, не могло этому помешать.
Прошлым вечером Бланш была рада остаться одна, вдали от любопытных глаз, не опасаясь, что ее кто-то узнает. Однако свет утреннего солнца в значительной мере приглушил страх. Оставаться в запертой комнате? Нет уж, для этого у нее слишком много энергии. Она привыкла работать, быть постоянно занятой. Бог знает, что можно делать в театре, но уж какое-нибудь занятие себе Бланш твердо решила найти.
Бланш надела юбку и затянула корсаж, наслаждаясь ощущением чистоты и свежести одежды, доставшейся ей от какой-то актрисы, а затем тщательно заправила волосы под шляпку. Позавтракав хлебом с сыром и выпив чашку чая, девушка еще повеселела и решила посмотреть, как выглядит театр. В конце концов, здесь, в Рочестере, ее никто не знает, поэтому вряд ли существует опасность быть узнанной.
И все же, выходя из комнаты на улицу, она осторожно огляделась. Их жилище находилось над лавкой, где продавались портьеры, почти в самом центре города. Вчера ей никак не удалось бы увидеть окрестности, поскольку ее привезли сюда в закрытой повозке. А теперь Бланш с любопытством посматривала по сторонам. Над рекой возвышалась квадратная средневековая башня, отбрасывавшая тень на древний собор. Девушка миновала его и по аллее вышла к театру, а там быстро отыскала вход на сцену. Она отворила дверь, переступила порог и остановилась, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
– Эй, а что это вы здесь делаете, девушка? – вдруг раздался чей-то голос. – А мы-то надеялись, что вы сидите в безопасности в своей комнате.
– Так оно и было, – Бланш улыбнулась, узнав Макнелли, который сидел на высоком стуле возле двери. – Но мне там ужасно тоскливо.
– Жилю это не понравится, – Макнелли был серьезен и не улыбнулся в ответ. – Не хотелось бы, чтобы за вами пришли сюда стражники.
Пораженная его холодностью, она возразила:
– Но если я буду весь день сидеть в комнате, хозяин может заинтересоваться, почему я не в театре. Разве нет? А потом, не сомневаюсь, что мистер Вудли тоже здесь.
Макнелли обреченно махнул рукой.
– Ладно, Бог с вами. Только не мешайте.
– Постараюсь. – Девушка проскользнула в гримерную. За соседней дверью то громче, то тише звучали голоса, и она подумала, что там, очевидно, играют какую-то пьесу. Вскоре она узнала шекспировский текст и, проскользнув между двумя перегородками, выглянула на сцену.
До этого дня Бланш ни разу не была в театре. У ее родных вечно не хватало денег, чтобы тратить их на развлечения, домохозяйка в Лондоне считала это зрелище безнравственным, так что девушка не знала, чего ждать от первой встречи с этим загадочным местом.
Пол на сцене был покрыт толстым слоем пыли, а сверху свисал потертый, обтрепавшийся бархатный занавес. За краем сцены в темноту уходили ряды скамеек, на которых, очевидно, и размещалась публика, приходящая на спектакль. Высоко вверху висела большая люстра со множеством пока погашенных свечей, а на самой сцене в эту минуту находилось несколько человек, стоявших в разных позах. Еще одна женщина, Бланш ее уже, кажется, встречала, расхаживала в углу взад и вперед, прищурившись, посматривала в листок бумаги и что-то тихонько бормотала. Основная масса актеров во главе с Жилем стояла в центре сцены. Все они читали стихи, жестикулируя при этом, иногда останавливались, замолкая, потом пробовали какие-то другие жесты, и порой казалось, что они вот-вот поругаются. В глубине сцены Бланш заметила Фебу. Девушка сидела на ящике и казалась одинокой и печальной.
