Влюбленный астроном - Лорен Антуан
– Что же следовало в нем увидеть?
– Доказательство любви. Я не виноват в том, что встретил Грациэллу, как Ксавье не виноват в том, что случайно увидел вас в телескоп. Я не был ни социопатом, ни злодеем – я просто не знал, как сказать ей, что я в нее влюбился. И мне не хотелось ее потерять. Вот я и воспользовался подручными средствами.
– Но почему он не сказал мне, что это его квартира? Он обманул меня, Луиджи.
– Наверное, постеснялся. Или слишком увлекся своей игрой. Или поддался приступу безумия. Он ведь об этом и пишет. В любом случае, если бы дело дошло до покупки квартиры, вы обо всем узнали бы.
Алиса уставилась в дерево, не зная, что возразить.
– Алиса, жизнь коротка, а Ксавье – не злодей, а мечтатель. Не упускайте мечту. Лучше ответьте ему и вместе с детьми организуйте наблюдение за транзитом Венеры перед солнечным диском. Следующий произойдет через сто с лишним лет. Что через сто лет останется от нашей любви, от наших огорчений, от наших чувств? Транзит состоится через двое суток. Венера промелькнет и не скоро вернется. Так и любовь. Вы спросили у меня, старика, совета, но я просто высказываю вам свое мнение. Кстати, как вам кофе?
– Спасибо, Луиджи… – медленно проговорила Алиса, глядя ему в глаза.
– За кофе? – улыбнулся итальянец.
– За кофе… И за все остальное. – Она накрыла своей ладонью его руку – левую, ту, на пальце которой сверкало кольцо с красным камнем.
* * *
Близился рассвет, но Гийом так и не сомкнул глаз. После вчерашнего массажа он расслабился, но ложиться спать даже не собирался. Инструменты были отлажены, пюпитры с бумагой и чернилами стояли наготове. Едва взошло солнце, Гийом открыл отверстие в камере-обскуре и на противоположной стене появилось изображение светлого диска. Все шло хорошо. Гийом открыл один из дорожных сундуков и достал несколько закопченных стекол, чтобы вставить их в медный телескоп, подзорную трубу Маржисье и, конечно, в большую морскую подзорную трубу. Каждое стекло было тщательно подобрано; астроном приложил глаз поочередно к каждому окуляру: небо стало черным, как ночью, а диск солнца превратился в идеальный белый круг. Через час он снимет крышки с чернильниц. Через час начнется прохождение Венеры. Его охранники уже проснулись. Один из них находился в комнате с ним; остальные завтракали на первом этаже. Гийому есть не хотелось; он налил себе стакан воды и вышел на балкон с разрушенными колоннами. Небо сияло голубизной; утреннее солнце ласкало теплом его кожу, и он прищурился. Вдали, над гладью моря, висел негустой туман; такое случалось нередко, и обычно через короткое время туман рассеивался. Гийом пошел ненадолго прилечь в свою кровать под балдахином.
Итак, следующее прохождение Венеры состоится в 1874 году. Какой король будет тогда править Францией? Какие войны успеют разыграться в мире? Скорее всего, через сто пять лет от этого дворца не останется и обломков. Какие новые звезды и планеты сумеют открыть люди? Ни одного из ныне живущих на земле тогда уже не будет. Все они исчезнут, и я в том числе, размышлял Гийом, когда в памяти у него неожиданно всплыла картина: он соскальзывает со спины гигантской черепахи и падает на песок. Туссен говорил, что эти черепахи иногда доживают до двухсот лет. Значит, хотя бы несколько черепах с острова Франции дотянут до знаменательной даты, подумал он, и эта мысль его успокоила.
В размышлениях о тленности бытия он провел почти час. Затем встал, надел башмаки с серебряными пряжками, собрал в хвост длинные волосы, спускавшиеся до пояса, и завязал их бархатной лентой, после чего направился на балкон, где стояли телескопы. Обернувшись к белой стене напротив камеры-обскуры, он обнаружил, что проекция солнца – круг диаметром сорок сантиметров – исчезла. Гийом выскочил на балкон и замер столбом, застыв в такой же неподвижности, как голубые бабочки морфо, которых губернатор накалывал на булавки и помещал в рамки под стекло: над морем висел густой туман. Такого тумана он не видел здесь ни разу, хотя прожил в Пондишери почти год. Жемчужно-серая пелена заволокла все небо, заслонив солнце. Гийом долго стоял не шевелясь; у него закружилась голова, и от нахлынувшей дурноты он был вынужден ухватиться за колонну. Он крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, туман никуда не делся. «Рассейся», – пробормотал он. «Рассейся», – повторил он уже громче и, наконец, закричал, потрясая кулаками: «Рассейся! Рассейся сейчас же!» На балкон прибежал охранник с саблей наперевес, готовый защищать француза, но никого, кроме астронома, выкрикивавшего в небо проклятья, не обнаружил. Это его успокоило – никто не покушался на жизнь их подопечного, – но одновременно ввергло в недоумение: ни он, ни его товарищи никогда не видели спокойного ученого в состоянии такой паники и такого гнева. Гийом вернулся к ночному столику за часами. Да, решающая минута настала. Вот-вот на фоне солнечного диска появится Венера. Произойдет явление, известное под названием «черной капли»: при соприкосновении с краем светила черный шарик планеты начнет вытягиваться, пока не вступит в зону полной освещенности и не вернется к первоначальной круглой форме. Гийом повернулся к камере-обскуре. На белой стене чуть заметно подрагивал светящийся ореол. Ни солнечного диска, ни «черной капли». Прохождение Венеры началось, но небо не пропускало ни единого солнечного луча, словно выкрашенное темно-серой краской.
Поднялись остальные охранники. Они внимательно осмотрелись; кое-кто решился выйти на балкон, после чего все обменялись короткими репликами на своем языке. Они не понимали, чем занимается Гийом, но, конечно, сообразили, что лихорадочное состояние астронома вызвано туманом и отсутствием в небе солнца. Весь первый час Гийом метался туда-сюда по комнате, каждые десять минут выбегая на балкон и с отчаянием глядя в по-прежнему серое небо. Второй час прошел точно так же, правда, на балкон он вышел всего два раза. В начале третьего часа Гийом схватил с постели подушки и швырнул их в белую стену, предназначенную служить экраном для его наблюдений. Потом он сорвал с кровати москитную сетку и рухнул без сил. К концу третьего часа к нему подошел Шакри. Гийом лежал в постели, мертвенно-бледный.
– В этом доме найдется что-нибудь выпить? – спросил он.
Шакри пообещал что-нибудь достать и действительно скоро вернулся с круглой бутылкой, содержимое которой по вкусу напоминало виски. Гийом глотнул прямо из горла и подумал, что в последний раз ощущал на языке и в горле этот жидкий огонь восемь лет назад, на борту «Сильфиды», когда пропустил первое прохождение Венеры. Он не стал опустошать всю бутылку, отдал ее Шакри и попросил ближайшие два часа его не беспокоить. Через два часа явление закончится. Еще сто двадцать минут, и Венера исчезнет. Небо над Пондишери так и не очистилось.
Астроном сидел в глубоком, обитом бархатом кресле Людовика XV; его длинные волосы рассыпались по плечам; он неотрывно смотрел на окна, в которых колыхались под ветром гардины. Так долго ожидаемый день настал – и не принес ему ничего. Солнце пропало, как будто его закопали в нору. Гийом повел вокруг пустым взглядом. «Чего ты от меня хочешь? – прошептал он. – Куда меня направляешь?» Впервые в жизни обращение к Богу ничем ему не помогло, и Гийом засмеялся. «В конце пути ты обретешь любовь, – так говорил хранитель птиц додо, – произнес он. – Какую любовь?» Его смех перешел в рыдания. Эти звуки, отражаясь от мраморного пола и стен, какое-то время эхом отдавались в комнате, но затем все стихло. Гийом выпрямился в кресле и просидел, не шелохнувшись, последние полтора часа, пока длилось небесное явление.
Потом он уснул. В конце концов сила разочарования взяла верх над сознанием, и он отключился. Но он проспал не больше минуты, когда почувствовал на своей щеке ласковое тепло. Он приоткрыл веки и тут же вновь зажмурился, ослепленный ярким светом. Гийом даже поднес руку ко лбу, защищая глаза. Солнце. Оно появилось. На последних минутах прохождения Венеры. Гийом встал и пошатываясь пошел к балкону. Откинул гардины. В синем небе не было ни облачка, солнце сияло, как тысяча свечей. От тумана не осталось и следа.
