Ольга Тартынская - Воспитанница любви
«Вот в чем дело! – пронеслась в голове бедной воспитанницы. – Он предпочел богатство… Как это пошло и несправедливо!»
– У него есть шанс? – силясь говорить как можно безразличнее, поинтересовалась Вера.
– Отчего же, самый верный! Вольский – прекрасная партия. Его богатая матушка только и ждет, когда он женится на миллионше и преумножит их состояние. На Вольского заглядываются все московские невесты, а этой и впрямь повезло. К тому же он красавец.
Алексей Степанович без всякого злого умысла причинил своей даме боль. Веру вдруг перестали слушаться ноги. Она пожаловалась на головокружение и попросила довести ее до стульев. Испанец захлопотал:
– Вы очень бледны, здесь душно. Хотите, принесу вина?
Вера кивнула, только бы как-то отделаться от незадачливого кавалера. «Вот и все, – думала она. – Конец всем надеждам… И впрямь этот бал все расставил по местам. Если не он, тогда все равно, за кого идти замуж. Сегодня же дать ответ Алексееву и избавить наконец княгиню от его преследований, да и от лишних хлопот за воспитанницу!» Вера храбро осушила бокал, принесенный Испанцем, а за ужином еще несколько. Княгиня только недовольно поднимала бровь и многозначительно смотрела, однако ничего не произнесла. Впрочем, хмель мало действовал на возбужденные нервы девушки, ее стало клонить в сон. К разъезду в шесть утра Вера уже ничего не понимала, и Алексеев чуть не на руках донес ее до кареты. Прощаясь, он пробормотал:
– Так до завтречка? Я явлюсь за ответом.
Вера силилась произнести, что не надо до завтра, она уже решилась, но только махнула рукой. В карете девушка заснула, а проснулась уже другим человеком. Враз повзрослевшим, опустошенным, почти лишенным надежды на счастье и готовым на гибельный шаг.
Утомленная балом, княгиня не обратила внимания на это перерождение, и только на следующий день она приметила в поведении воспитанницы некоторую странность. Вера смотрела на все погасшим взором без всякого выражения, плохо ела, что с ней случалось крайне редко, и проявляла полное безразличие. Браницкая пыталась растормошить Веру, выспрашивая, о чем она беседовала с Алексеем Степановичем да какое впечатление на нее произвел маскарад. Девушка отвечала односложно, невпопад, будто не слышала княгиню. Казалось, она вся сосредоточилась на своих переживаниях или прислушивалась к чему-то в себе. Не дождавшись от Веры сколь-нибудь разумного объяснения на вопрос, что с ней происходит, Браницкая рассердилась и оставила воспитанницу в покое.
А Вера нуждалась в чьем-то теплом участии, добром слове, совете, но не было рядом никого родного, заботливого… Девушка подумала о Марье Степановне, которая, конечно, не дала бы ей пропасть. Вера перечитывала последнее письмо маменьки, разглядывала образок, который та прислала своей питомице на Рождество. Марья Степановна писала, как тяжело им живется. Сергей Васильевич потерял место, уже не в первый раз. Он отказался принять взятку и с кем-то крупно не поладил. Саше, натурально, придется попрощаться с мечтами об университете. А Вера так хотела увидеть Сашку студентом! Где там, им жить не на что.
– Конечно, надо выходить за Алексеева, – вдруг с твердостью повторила она. – Тогда и маменьке и Сашке помогу. Сашка выучится…
И хотя решение уже было принято ранее, бедная девушка не смогла удержаться от слез. Однако она быстро справилась с собой и отдалась в руки судьбы. К вечеру Вера заметно взволновалась: она ждала с минуту на минуту явления Алексеева. «Последний шаг, – лихорадочно думала Вера, – жребий брошен!» Она готовилась дать согласие и тем самым принести себя в жертву судьбе.
Когда сидели за ужином, услышали с улицы звон бубенцов. Чей-то экипаж остановился у дома, в передней раздались торопливые шаги. Вера глубоко вздохнула: «Ну вот и все! Это Алексеев». Дверь столовой распахнулась, на пороге стоял сам не свой в распахнутой шубе и с всклокоченными волосами Андрей Вольский. Он глухо произнес:
– Евгений умирает.
Глава 11
Вольский
Больного гнилой горячкой Евгения привезли в Москву умирать. Находясь в сознании, несчастный юноша призвал к себе друзей для прощания. Лакей провел их по темным комнатам в спальню больного, на пороге встретила заплаканная дама со следами исключительной красоты на лице. Это была мать Евгения. Она коротко взглянула на княгиню и тихо произнесла:
– Он звал вас. Сейчас там батюшка, подождите, – и вновь исчезла в комнате.
Княгиня присела на оттоманке и замерла. Вольский, не произнесший ни слова за весь путь, метался по комнате, кусая губы. Вера дрожала от волнения и страха. За дверью слышалось монотонное бормотанье, пение. Свершалось таинство елеосвящения, заключающее земной путь юного поэта. Вера тихо заплакала, думая об этом. Почему он, Евгений? Почему именно этот светлый, юный, красивый человек? Он не грешил, верил в Бога, был добр. Да, он болел, но в это никогда не верилось. Теперь же слово «смерть» заставило всех содрогнуться, столь вопиюще было несоответствие прекрасной юности и этого страшного слова.
Пение прекратилось, от двери донеслось:
– Мужайся, дочь моя. Христос воинство собирает, сын твой ангелом станет, ведь и нагрешить не успел. Чистая душа!
Из комнаты вышла, шатаясь, Арсеньева, ее поддерживал молодой священник с аскетическим скорбным лицом. Арсеньева обратилась к присутствующим:
– Войдите, он ждет вас.
Вера прижала ко рту ладонь, чтобы не закричать и не зарыдать вслух. Княгиня постояла немного, закрыв глаза и собираясь с силами, затем двинулась вслед за Вольским. В спальне было душно от множества свечей и горящих лампад, пахло ладаном. Лицо Евгения, по-прежнему бледное и прекрасное, изрядно осунулось, глаза светились необыкновенно, будто излучали последний свет души. Он попытался улыбнуться, задыхаясь, и произнес едва слышно:
– Глупо вышло… Простудился в дороге… На почтовой станции… выскочил на мороз…
Княгиня прошептала:
– Молчите, молчите, – и припала губами к его руке.
Вера плакала, не пряча слез. Евгений протянул ей руку и слабо пожал.
– Прощайте… Живите… счастливо… – по губам его прочла Вера.
Вольский склонился над умирающим и едва расслышал:
– Маменьку… не оставь… будь с ней сейчас…
Вольский кинулся выполнять просьбу. Вера поняла, что нужно оставить княгиню наедине с умирающим. Он желал этого. Девушка бросила последний взгляд на несчастного поэта, силясь запомнить его черты навсегда, и выскользнула вон. Она принялась жарко молиться об этой светлой душе. Плакала и молилась, уже не помня себя, вся уйдя в страстную молитву… Она не помнила, сколько прошло времени, и вернулась к действительности лишь после того, как из спальни Евгения вышла бледная как полотно княгиня. Она прошептала:
