Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
— Поэтому ты снова вызвал Дуги, не дав себе шанса сначала помириться с ним?
— Попытался. К несчастью, все его братья узнали, что случилось накануне, и снова насторожились. Я увидел Дуги, но не одного. Четверо его братьев стояли рядом, чтобы помешать мне приблизиться. В таких обстоятельствах извиняться трудно, но я все же попросил прощения. В ответ услышал фырканье, смешки и уверения в том, что я все вру. Не знаю, поверил ли им Дуги, но простить меня не захотел. После этого его братья всячески мешали мне увидеться с ним. И тут я вспылил, вышел из себя и объявил им войну.
— А ты не хотел, чтобы страсти немного улеглись, прежде чем снова попробовать?
— Думаешь, это что‑то изменило бы?
— Вполне возможно. Во всяком случае, это выход. Но может, ты просто до этого не додумался?
— Наверное. Вообще в тот момент я потерял способность мыслить здраво. И был в полном отчаянии. Сознавал только, что потерял лучшего друга из‑за какой‑то глупой шутки, и остальные Макферсоны не позволяли мне ничего исправить. Ярость на их бесцеремонное вмешательство разгоралась все сильнее. А мать только подливала масла в огонь, приказывая мне оставаться дома и не связываться с Макферсонами, чего я в то время просто не мог сделать. Я рвался объясниться с Дуги, а мне не давали.
— Следовательно, ты испытывал чувство вины за то, что ослушался матери, печалился по разорванной дружбе и бесился потому, что мои дядья не давали тебе поговорить с Дуги по душам. Да, слишком сильные эмоции для такого маленького ребенка.
Он исподлобья взглянул на нее.
— В твоих устах все так просто! Девушка потупилась:
— Нет, просто пытаюсь как‑то объяснить то, что с тобой происходило. Трудно представить, что все это может сделать с неокрепшей душой.
— Нет, я тебя не упрекаю, просто никогда не смотрел на это с такой упрощенной точки зрения. Но в то время у меня ничего не получилось бы, даже если бы захотел. Кроме того, у меня все тело ныло, и довольно сильно, поскольку после первой встречи у меня было сломано несколько ребер, а после следующей — еще парочка. Оглядываясь назад, я вижу, что боль затмила разум, но в то время ничего не понимал. Возможно, поэтому со стороны и казался безумцем. Но тогда у меня была цель, которой нужно было добиваться любой ценой: встретиться с Дуги, даже если для этого придется уложить его братьев.
Мелисса подалась вперед и коснулась его руки.
— Боль может странно действовать на человека. Терзать не только тело, но и ум.
— Ты, наверное, права, — улыбнулся он. — Честно говоря, после этого я мало что помню. Уверен, что постоянно добивался встречи с Дуги. Смутно припоминаю, как до крови сбивал кулаки о запертую дверь, по‑моему, мою собственную, и вылез в окно, добившись очередных переломов, поскольку руки так ослабели, что не держались за связанные вместе простыни. Я был в таком состоянии, что, наверное, мог бы высечь слезу из камня. Помню, что боль не оставляла меня ни днем, ни ночью, и ничто не могло прогнать ее. Я не мог ни спать, ни есть. Думаю, поэтому у меня все смешалось в голове.
— Но ты все же заснул?
— Да, но мне пришлось давать настойку опия, причем довольно долго. Лечил меня угрюмый старик доктор, единственный в тех местах, чьим девизом было: «Не можешь урезонить пациента, значит, не пытайся».
— И сколько это продолжалось?
— Понятия не имею, но, когда пришел в себя, оказалось, что я почти здоров.
— И мысли прояснились? — допрашивала Мелисса.
— Да, ровно настолько, чтобы узнать поразительные новости. Оказалось, что я лишился дома и отныне должен жить в Англии, у дяди Ричарда.
Мелисса со вздохом откинулась на сиденье. Сколько горечи в его голосе! И неудивительно. Трудно осознать, что подобное может случиться в столь юном возрасте! Она бы наверняка не вынесла.
— Возможно, все оказалось к лучшему. Надеюсь, ты устал от постоянных стычек с моими дядьями? Линкольн пожал плечами:
— Трудно сказать. У меня не было времени об этом задуматься. Едва я очнулся, мне объявили об отъезде. Очевидно, матери было легче отослать меня, чем справиться с моими горестями.
— Но что она могла сделать?
— Все уладить.
— Как? — возмутилась Мелисса. — Воображаешь, что она сумела бы договориться с Макферсонами?! Да во всей Шотландии не найдется людей упрямее! Мои милые дядюшки решили, что ты спятил или способен на безумные поступки, что почти одно и то же. Ты мог бы отныне вести себя как святой, но, раз посчитав тебя сумасшедшим, они никогда не изменили бы мнения и по этой причине не подпустили бы тебя к Дуги.
— Ты заступаешься за мою мать, потому что тоже женщина? Или в самом деле так считаешь? Мелисса досадливо всплеснула руками:
— Ни то ни другое. Я просто знаю своих дядьев. И снова говорю тебе: ты мог бы не покидать Шотландии, жить там до сих пор, в нескольких милях от них, они все равно охраняли бы Дуги от тебя. Единственным способом объясниться с ним было застать его одного. И если бы он даже простил тебя и захотел вернуть вашу дружбу, ничего бы не вышло. Они просто запретили бы вам встречаться, а потом передрались бы между собой. Поэтому я считаю, что, если ты не мог отказаться от своих намерений и забыть о Дуги, даже лучше, что ты вовремя уехал.
— Но мне даже не дали возможности самому принять решение! До сих пор не знаю, сдался бы я или нет. И никогда не узнаю, потому что меня там не было.
— И ты по‑прежнему таишь в душе обиду? Не на то, что мои дядья воздвигли стену между тобой и Дугалом, а на то, что ты так и не смог ее разрушить, потому что был вынужден уехать?
Он так кисло поморщился, что она рассмеялась. Но Линкольн, вместо того чтобы рассердиться, даже улыбнулся.
— Мне нравится, что ты не боишься спорить со мной, — заметил он.
— О, до чего я рада это слышать! — с преувеличенным облегчением воскликнула она и уже серьезнее добавила:
— Но тут не о чем спорить, хотя я и знаю теперь подробности. Вопросов и загадок сколько угодно, но то, что случилось давным‑давно, изменить нельзя. Было и прошло. Беда в другом. В том, что прошлое неожиданно вернулось и преследует тебя. Это и есть предмет для обсуждения.
— Ты права, — согласился он. — Потрясением явилось для меня известие о том, чья ты родственница. Но все это ничто по сравнению с тем, что я пережил, когда мне приказали и близко к тебе не подходить!
— И ты исполнил их желание, насколько мне известно? — предположила она. Линкольн кивнул:
— Только потому, что полагал, будто ты все знаешь и согласна с ними. Но когда Джастин нанес мне визит…
— Ах, вот почему он предложил мне навестить твоих женщин! — перебила Мелисса.