Кэтлин Харингтон - Обещай мне
Корт против воли улыбнулся. Маркизу считали в свете эксцентричной и резкой особой, но он-то хорошо знал, что грубоватые манеры скрывали доброе и отзывчивое сердце. Леди Гарриэт была его крестной матерью, но заменила мать настоящую, слишком занятую собой, чтобы интересоваться сыном. Повзрослев, Корт под любым предлогом старался улизнуть в Сэндхерст-Холл и, по существу, проводил там времени больше, чем в родительском доме.
Он вдруг увидел, что когда-то рыжевато-каштановые локоны крестной стали седыми, и впервые понял, что скандал, разрушивший его жизнь, оставил глубокую рану и в ее сердце. Шесть лет вражды и ненависти. Между ними пролегла глубокая пропасть, но, может быть, леди Гарриэт все еще любит его. Почему бы и нет? Она дала ему больше любви, чем родители, чем кто бы то ни было.
Его всегда окружало множество людей, жаждущих расположения герцога Уорбека, особенно его любили родители девиц на выданье. Но если бы он взялся сосчитать тех, кто по-настоящему любил его, то вполне хватило бы пальцев одной руки.
Неожиданно для себя Корт предложил:
– Не хотите чаю, крестная?
Та энергично покачала головой, и лиловые перья на ее шляпке заколыхались.
– Я пришла к тебе потому, что на днях вернулась из Италии, – начала она решительно.
Корт замер, стиснув набалдашник трости до боли в пальцах.
– Вот как?
Он хотел, чтобы это «вот как?» прозвучало холодно и слегка насмешливо, но горло сжал спазм, и голос его сорвался. Это привело его в ярость: подумать только, после стольких лет даже мысль о бывшей жене совершенно выбивает его из колеи! Леди Гарриэт сделала вид, что ничего не заметила.
– Ну да, – безмятежно подтвердила она. – Что здесь странного? Ведь блокада снята, мир подписан. – Она окинула крестника взглядом, который должен был изображать простодушие, но светло-зеленые глаза смотрели слишком пристально. – Разве ты не знал, что меня не было в Англии два месяца?
– Откуда мне было знать? – Корт постарался скрыть горечь. – Бабушка держит меня в курсе всех светских новостей, но эту почему-то упустила из виду. Очевидно, цель вашего путешествия показалась ей слишком… э-э… интимной.
Несколько минут они смотрели друг на друга в напряженной тишине. Наконец леди Гарриэт нарушила затянувшуюся паузу.
– Я вижу, Кортни, ты скорее откусишь себе язык, чем спросишь о том, что, без сомнения, вызывает твое живейшее любопытство. Я отправилась в Венецию, чтобы привезти в Англию останки моего бедного сына.
Корт молча повернулся и, тяжело ступая, направился к столу. Чтобы не сгибать раненую ногу, он не стал садиться в кресло, а присел на край столешницы и с видом полного равнодушия осведомился:
– Вы полагаете, как человек воспитанный, я должен спросить, как поживает вдова?
– Вовсе нет. – Маркиза тяжело поднялась и подошла к крестнику. Тот смотрел на нее с вызовом. – Останки моего сына были доставлены на родную землю, чтобы быть погребенными в фамильном склепе. Я понимаю, это тебе совершенно безразлично, но думаю, ты не останешься равнодушным к известию, что леди Филиппа с сыном отныне будут жить в Англии.
– Боже милостивый! – вырвалось у Корта, и: он вскочил, не обращая внимания на резкую боль в ноге. – Вы шутите?
– Я никогда еще не была так серьезна, . – с достоинством откликнулась маркиза. – В данный момент они находятся в моем доме, на Кавендиш-сквер. Прошу тебя, Кортни, прошу как твоя крестная, не давай мстительным .чувствам завладеть тобой. Мальчик мой, человек не может, не должен все время жить прошлым, похорони его вместе с бедным Артуром, не вытаскивай снова на свет скандал, связанный с разводом. Если не ради меня, сделай это ради ребенка!
– Ради ребенка! – усмехнулся Корт. – А почему вы решили, что ублюдок Сэндхерста меня интересует?
– Кристофер не ублюдок, а законный наследник моего сына, маркиз Сэндхерст. Ты можешь ненавидеть Артура и Филиппу, но пятилетнее дитя не виновато в грехах родителей. Прошу тебя, обращайся с мальчиком, как он того заслуживает.
– Вот в этом вы можете быть совершенно уверены, – сквозь зубы сказал Корт. – Я буду обращаться с ним и его беспутной матерью именно так, как они того заслуживают!
– Что ж, теперь я верю тем, кто считает, что пять с половиной лет затворничества превратили тебя в чудовище! – воскликнула леди Гарриэт, вскакивая с дивана.
– Пять лет и десять месяцев, – поправил Корт и усмехнулся (как он надеялся, дьявольски).
– Еще я слыхала, кое-кто в Лондоне за глаза называет тебя не Уорбеком, а «уорлоком», злым колдуном. До сих пор меня это возмущало, но теперь я вижу, насколько они правы.
– До сих пор меня возмущали только отдельные члены семейства Бентинк, но теперь я вижу, что яблоко от яблони недалеко падает.
Их взгляды скрестились. В глазах леди Гарриэт были боль и разочарование, в глазах Корта – вызов. Не сказав больше ни слова, леди Гарриэт вышла из кабинета, с треском захлопнув за собой дверь.
В комнате воцарилась тишина. Лишь громкое тиканье маятника высоких старинных часов да звук тяжелых шагов нарушали ее. Наконец шаги замерли у окна. Корт глядел на идущих по улице людей, но не видел их. Сердце его гулко билось, в висках стучало, противоречивые чувства бурлили в душе, и самым сильным из них было торжество.
Он думал о том, что Бог, без сомнения, существует.
Бог устроил все так, чтобы Филиппа вернулась, потому что счел справедливой его жажду мести.
Несколькими часами позже Корт вошел в белую гостиную собственного дома.
– Вот и ты, дорогой мой, – улыбнулась ему леди Августа. – А я уже начала думать, что ты забыл о моем существовании. Я хотела поговорить с тобой до приема у Белль,
Леди Августа взяла со столика, стоявшего перед ней, китайский чайник, расписанный розами, и наполнила ароматной жидкостью две чашки тончайшего фарфора.
– Забыть тебя? Да разве это возможно? – преувеличенно возмутился Корт. – Я весь день только и жду пяти часов, когда мы будем пить с тобой чай.
– Мой мальчик, – с обычной иронией заметила леди Августа, – сдается мне, ты не ограничиваешься обществом своей престарелой бабушки. Я, знаешь ли, почитываю колонку светских сплетен, и твои подвиги для меня не тайна.
Впрочем, она знала, что внук действительно любит ее, и, приезжая по делам в Лондон, всегда останавливалась в его доме. В эти дни Корт, несмотря на занятость, никогда не пропускал пятичасового чая с бабушкой, и эти совместные чаепития доставляли удовольствие обоим.
День Корта был расписан по минутам. Утренняя верховая прогулка в Гайд-парке, затем деловые встречи, после обеда наступал черед переписки, которая была у Корта более чем обширной. Как герцог Уорбек, он должен был также посещать аристократические клубы и модные светские салоны. Нередко столь утомительный день заканчивался для Корта в каком-нибудь любовном гнездышке, на надушенных атласных простынях. Его ветреность ни для кого не была секретом, но создания, добивавшиеся его внимания, были не менее ветрены… Подвинув тяжелое кресло ближе к столику и удобно устроившись в нем, Корт взял фарфоровую чашку и с наслаждением вдохнул густой запах свежезаваренного чая.
