Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения
— Вы понимаете ту глубину страданий, которые джин причиняет людям, живущим в Сент-Джайлзе?
Рединг молчал.
Тогда она наклонилась и хлопнула его по колену.
— Вы понимаете? Это для вас забава?
Гриффин вздохнул и наконец повернулся к ней. Она была поражена, увидев, как он измучен.
— Нет, не забава.
У Геро на глаза навернулись слезы. К своему ужасу, она почувствовала, что голос дрожит.
— Разве вы не видели кричащих от голода младенцев у пьяниц-матерей? Разве не спотыкались о скелеты несчастных, умерших от пьянства? Господи, неужели вы не содрогались от тех бедствий, которые несет с собой пьянство? Общество рушится…
Он закрыл глаза.
— А я содрогаюсь. — Геро сжала губы, чтобы справиться с волнением. Рединг был не глуп. Должна же быть какая-то причина этого безумия. — Объясните мне. Почему? Что вас заставляет заниматься подобными грязными делами?
— Эти «грязные дела» спасли состояние Мэндевиллов, миледи Совершенство.
Геро удивилась:
— Не понимаю. Я никогда не слышала, чтобы состояние Мэндевиллов нуждалось в спасении.
— Благодарю вас, — с кривой улыбкой ответил он. — Это означает, что я хорошо делал свою работу.
— Объясните.
— Вы знаете, что мой отец умер десять лет назад?
— Да. — Геро вспомнила разговор с кузиной Батильдой в день ее помолвки. — Вы тут же покинули Кембридж и начали кутить и пьянствовать.
— Да, эта выдумка понравилась всем больше, чем правда.
— А какова правда?
— Наши карманы были пусты. Да. — Он кивнул, видя ее недоумение. — Мой отец умудрился лишиться фамильного состояния, опрометчиво вложив деньги туда, куда не следует. Я понятия не имел о материальном положении семьи. Поскольку я был вторым сыном, отец и Томас сочли, что это не мое дело. Поэтому, когда мать на похоронах рассказала мне о нашем бедственном положении, я был сражен.
— И вы ушли из университета, чтобы заниматься финансовыми делами семьи? — с недоверием спросила Геро.
В ответ Рединг лишь раскинул руки.
— Но почему вы? Разве не Томас должен был найти управляющего финансовыми делами?
— Первое, — он загнул длинный палец, — мы не могли себе позволить такого управляющего. И второе — у Томаса нет способностей к ведению финансовых дел, как и у нашего дорогого покойного отца. После его смерти Томас за неделю спустил все, что у нас оставалось.
— А деньги, — это то, чем умеете заниматься вы, — медленно произнесла Геро. — Именно в этом вы пытались меня убедить, предлагая деньги взаймы.
Гриффин кивнул:
— Благодарение богу, моя мать довольно скоро поняла, что собой представляет Томас. У нее было собственное небольшое состояние, которое она скрыла от отца. Первый год или около того мы жили на эти деньги, пока винокурня не начала приносить доход.
Упоминание о винокурне вернуло Геро к началу разговора.
— Но… перегонка джина? Почему вы занялись этим, а не чем-то еще?
Гриффин наклонился, положив руки на колени.
— Вы должны понять следующее. Когда я приехал домой из Кембриджа, моя мать была убита горем и совершенно без сил. Половину фамильной мебели продали, чтобы оплатить отцовские долги, кредиторы заявлялись днем и ночью, а Томас скулил по поводу того, как замечательно было бы купить новую карету с золотой отделкой. Наступила осень, и все, что у меня осталось, это сгнивший от сырости урожай зерна. Я мог бы продать зерно маклеру, который, в свою очередь, перепродал бы его перегонщику джина. Тогда я подумал: зачем терять доход? Я купил у одного мошенника старую винокурню, заплатил ему сверх цены за то, что он научит меня, как это делается.
Гриффин снова откинулся на спинку сиденья и пожал плечами:
— Через два года мы смогли позволить себе светский сезон для Каро.
— А Мэндевилл? — осторожно спросила Геро. — Он знает, чем вы занимаетесь, чтобы обеспечить семью?
— Не бойтесь, — с циничной усмешкой ответил Рединг. — У вашего жениха руки чистые. Томаса волнуют более благородные вопросы, чем то, откуда берутся деньги на жизнь. Его интересы распространяются на парламент и тому подобное, а не на кредиторов.
— Но… — Геро сдвинула брови, стараясь понять, — он же должен иметь хоть какое-то представление о том, откуда поступают деньги. Разве он никогда не интересовался этим?
— Нет. — Рединг пожал плечами. — Возможно, ему это и приходит в голову, но даже если и так, он никогда не говорил со мной на подобные темы.
— А вы никогда не пробовали объясниться?
— Нет.
Взволнованная, Геро уставилась себе на руки. То, каким способом Рединг добывал деньги, отвратительно, но что сказать о человеке, который живет в роскоши, не интересуясь тем, откуда он ее получает? Выходит, Мэндевилл заслуживает осуждения не меньше Рединга? А возможно, даже больше — он имеет все блага, и при этом душераздирающие последствия торговли джином его не касаются. Она знала, как назвать такого человека.
Трусом.
Геро отбросила эту мысль и посмотрела на Рединга.
— Если мой брат узнает, чем вы занимаетесь, он, не колеблясь, сдаст вас властям. Максимус не остановится ни перед чем, когда дело касается торговли джином.
— Даже если при этом его драгоценная младшая сестра окажется вовлеченной в скандал? — Рединг вопросительно выгнул бровь. — Не думаю, что он так поступит.
Геро покачала головой и отвернулась к окну. Они выехали из Сент-Джайлза, и теперь карета двигалась по более чистым улицам.
— Вы его не знаете. Максимус одержим. Он стал таким после убийства родителей. Ничто не остановит его от уничтожения производства джина. Он верит, что в смерти бедняков повинен джин. Навряд ли его что-то остановит… Он не посмотрит на то, что вы вскоре станете моим деверем.
Рединг пожал плечами:
— Я вынужден рискнуть.
Геро сжала губы, потом спросила:
— О чем вы говорили с тем человеком в винокурне?
Он вздохнул:
— У меня есть соперник… хотя это слово слишком изысканно для него. Он поставил своей целью изгнать меня из этого дела.
Геро испуганно на него взглянула.
— Что это за соперник?
— Такой, который уничтожает лондонские винокурни и выбрасывает изувеченные тела моих работников через стену во двор. Вот почему я вернулся в Лондон… ну, и еще в связи с вашей с Томасом помолвкой.
— Великий боже. — Геро удрученно покачала головой. Рединг связался с уголовниками, и так спокойно об этом говорит? — Значит, тот человек был…
— Его звали Рис, и его единственный проступок состоял в том, что вчера он вышел выпить кружку эля.
Геро передернуло:
— Бедняга.
