Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Александр устроил редкий в последние месяцы ужин для друзей. Конечно, пригласил Таис, ведь они встречались только на пирах. Увидя Птолемея без нее, царь подошел к нему:
— А где же Таис?
— У нее болит голова.
— Голова? — крайне удивился Александр такой явной отговорке.
Птолемей пожал плечами и развел руками, мол, сам ничего не понимаю.
— Что-то серьезное?
Птолемей повторил свой бессильный жест.
Александр решил, что расспрашивать бессмысленно, вернее, все и так понятно. Понятней некуда. Она не хочет. Она-не-хочет. Надо с этим считаться. (Здесь ему хотелось поставить знак вопроса, хотя было ясно, что надо ставить точку.) Он вернулся к Гефестиоиу, тщательно пряча свое разочарование.
Он видел ее вечность, вечность назад… Говорил, смеялся вместе с ней, держал в руках — они танцевали, и Александр постоянно сбивался.
— Два шага вправо… Вправо! Ну, где право? — Таис хохотала, запрокинув голову.
— Ну, я молодец! Право от лево не отличаю.
— Это у тебя из области «поиски особого царского пути»?
— Нет, из области «видали дурака».
Тогда мир был еще в порядке. А сейчас она явно избегает его, это было очевидно. Значит, ей так надо? Значит, ей так надо.
За все это время он только раз видел ее. Проезжая по лесу, сквозь деревья разглядел ее коня у развалин храма Астарты, обрадовался, отослал сопровождение и тайком вернулся назад. Он заглянул внутрь и не сразу заметил ее среди живописных развалин — упавших колонн, больших гранитных блоков, поросших мхом и плющом; три стены частично сохранились, создавая защиту от ветра и чужих глаз. Таис сидела на коленях на усыпанной хвоей земле перед статуей богини, обнимала ее руками, билась головой о холодный гранит и сквозь слезы повторяла: «Это так, и не может быть иначе…»
У Александра упало сердце: «Таис!» Она обернулась, с ужасом вскрикнула, спотыкаясь, бросилась к своему коню и ускакала, оставив Александра наедине с безжалостной совестью. Он не поспешил вслед за ней не только потому, что его ждали неотложные дела. Какое-то другое чувство остановило его. Она не хочет. Значит, так ей надо. Проклятье! Хотелось или крушить все вокруг, или упасть в траву и плакать, как в далеком детстве, когда можно было еще плакать, если тебе горько, больно и плохо.
А что ты хотел, чудовище? Разве не этого? Гефестион хотел, ты согласился. Своим нежеланием встречаться она помогает тебе вырвать ее из сердца. Она взяла на себя эту грязную работу. И поделом тебе. Сколько можно было издеваться над живым человеком? «У тебя еще будет достаточно снегопадов в жизни». Негодяй, тебя же убить мало! Какими глазами она тогда посмотрела на него — глазами несчастной, обманутой шестилетней девочки.
— Александр, когда ты хотел послушать ритора?
Александр очнулся. Гефестион в пиршественном венке теребил его и озабоченно вглядывался своими глянцевыми глазами.
— Пусть сейчас.
Он наблюдал за Гефестионом, пока тот давал распоряжение: «Зевс Филий (покровитель дружбы), поддержи меня!»
Через пару дней он все же не выдержал и решил зайти к Таис, на минутку, ничего не значащий визит вежливости. Может, что-то прояснится. Вместо обеденного перерыва, который он проводил в лагере, поехал к ней. Но Птолемей опередил его.
— Будешь есть? — спросила Таис Птолемея вместо приветствия.
— Спасибо, я уже. Очень мало времени, не хотелось бы тратить на еду, мне надо возвращаться на мол, будь он неладен.
— Ну что там нового?
— Все малоприятные вещи. Западный ветер — нежный Зефир, тут что-то не очень нежный. Опять штормило и разрушило часть построенного. Тиряне совсем обнаглели, подплывают на лодках, обстреливают строителей. Снаряды, дротики, стрелы — все долетает, Александр приказал строить заграждения от них. Люди гибнут, Александр раздражен, так с ним тяжело, черный как туча…
— Я не могу больше этого слышать! — вдруг воскликнула Таис.
Птолемей удивленно посмотрел на нее и нахмурился.
— Но, Таис, что с тобой? Это моя жизнь, нас всех. Это то, чем занято мое время, моя голова!
— Извини, извини… Я не это имела в виду. Я виновата, извини, Птолемей! — В знак раскаяния она быстро обняла его и поцеловала несколько раз. Птолемей не преминул воспользоваться этим редким порывом. Он сжал ее и осыпал страстными поцелуями быстрее, чем она успела увернуться.
«О, Афина, ему нельзя класть палец в рот…» «Пожалуйста, пожалуйста, только не отстраняйся!» «Он совсем… соскучился по любви, одичал… Надо же было так оплошать!»
«Пожалуйста, позволь мне…»
«Он знает ко мне подход, негодяй».
«Не упирайся, умоляю, расслабься, детка. Вот так-то лучше, о, великие боги, как же ты меня возбуждаешь! Нет, еще не сейчас».
«Нет, еще не сейчас…»
«Спокойно, думай о чем-то… мерзком — об осаде. О, сокровище мое, вот такой ты мне нравишься! Мы откроем замочек и выпустим на свободу настоящую Таис — не эту грустную недотрогу. Я знаю, что ты любишь! А как я люблю! Очень хорошо, моя умница, ты — прелесть, ты — великолепна… О, великий Зевс!»
«О, великий Зевс!»
В это время к палатке подошел Александр, остановился, прислушался.
— Та-а-а-к, значит, голова уже не болит. Что ж, очень хорошо, — развернулся и быстро пошел обратно. — Передайте Селевку, что я сам возглавлю поход в Ливан. Завтра на рассвете. Пусть его люди будут готовы, — бросил он своим адъютантам.
Так, оставив все дела на Кратера и Пердикку, царь ушел в карательную экспедицию против ливанских арабов, которые нападали на его заготовителей леса. Лес требовался для мола и осады проклятого Тира, который изводил его. Вернувшись, царь застал мол полностью разрушенным. Ничего, не всегда все получается с первого раза, решил он и упрямо начал все сначала.
Между делом настал март, пришла весна, которую Александр едва замечал. Лишь урывками он отмечал про себя, как красивы горы, покрывшиеся нежной вуалью свежей зелени, как живописны скалы, мощен шум водопадов, пряно дыхание трав, трепетен шепот ветра в кронах кедров, величественно вольное море, на котором открылась навигация и кипрские и финикийские контингенты отплыли, наконец, на родину. Ему некогда было радоваться чаровнице-весне. И слава богам, ибо как только появлялась свободная минута, в голову лезли ненужные, непозволительные мысли. Он отчаянно скучал по Таис и не знал, как долго еще выдержит.
Весь надзор за строительными работами осуществлял инженер Диад из Фессалии. Из стволов кедров делали сваи, вбивали их в дно, засыпали песком, щебнем и камнями. Сорок тысяч жителей Тира с зубцов своих 50-метровых стен с усмешкой наблюдали за работами. Они ни в чем не испытывали недостатка и могли выдержать многолетнюю осаду. Глубокие колодцы давали достаточно воды, в хранилищах лежали запасы на многие годы. Их предания содержали рассказы о многих правителях прошлого, обломавших зубы об их гранитный монолит. Знаменитому вавилонскому царю Навуходоносору понадобилось 13 лет осады, чтобы увериться в неприступности Тира.
