Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Таис узнавала эти новости из вторых рук, она превратилась в абсолютную затворницу, не только почти не выходила из дома, но даже не захотела селиться в лагере. Птолемею приходилось мотаться между ставкой и финикийским поселением, где она снимала квартиру. Он же рассказал ей о письме Дария с предложением выкупа за семью, неумном, неуважительном, наглом, и об ответе Александра — еще более наглом. «Приди и освободи свою семью, — писал Александр, — если ты на это способен. И не спасайся бегством в случае битвы, ведь я найду тебя, где бы ты ни был. И в другой раз обращайся ко мне как к своему господину». Птолемей радостно рассказывал Таис об удачном развитии событий в Эгиде, а она выслушивала его доклады, односложно отвечая и оставаясь пугающе безучастной.
Леонид при Таис бодрился и развлекал ее по большей части веселыми историйками из армейской жизни, пересыпая их перлами из речей тупых вояк, желая вытащить ее из той пропасти, в которую она провалилась. Он единственный знал ее тайму, и при нем Таис труднее всего удавалось скрывать свои истинные чувства. Но она старалась гнать мысли и воспоминания, старалась смириться со своим жизненным поражением и крушением всех надежд. Как долго она надеялась! Что делать, надежда умирает последней, трудно умирает, отчаянно сопротивляется. Наверное, ее можно убить только вместе с душой.
Надежда… В наказание за то, что Прометей дал людям небесный огонь и люди вышли из-под власти богов, боги создали женщину по имени Пандора — «всеми одаренная», задуманную как орудие отмщения людям. Бессмертные подарили Пандоре ящик, заключавший в себе все земные беды и страдания. На самом его дне лежала надежда. Неосторожная Пандора раскрыла роковой ящик, и дары богов вылетели в мир людей, до этого не знавших несчастий и болезней. Лишь надежда зацепилась, задержалась на дне… Да только не Пандора виновница всех бед на земле, а боги! Почему они преподнесли ей такой подарок? «Надеюсь вопреки надежде», — говорит пословица. Вот и Таис так долго надеялась напрасно.
Сколько раз хотелось Таис отбросить ложь, условности, их дурацкий тон общения друг с другом, подойти к Александру и сказать: «Я люблю тебя. — Давно? — Целую вечность и полтора года, с той минуты, как увидела тебя в залитом солнцем Эфесе.
Почему я тебе не нужна?»
Покорение Финикии проходило успешно для Александра, любимца богов. Однако в Тире он действительно, как и предвидел, столкнулся с сильным сопротивлением. Выслав царю необходимые дары и продовольствие, тиряне не допустили его в город, где он собирался принести жертвы Малькарту Гераклу, своему предку по материнской линии. Отказ возмутил царя, ибо тем самым тиряне не соглашались признать его верховную власть, предпочитая сохранять нейтралитет. Они были непоколебимо уверены в крепости своих неприступных стен. Затем тиряне допустили роковую ошибку — вероломно убили его послов и сбросили их тела в море. Лишив их погребения, они совершили ужасное кощунство. Это развязало Александру руки, и он решил брать город.
Дело осложнялось тем, что крепость стояла на острове, отделенном от материка глубоким полуторакилометровым проливом. Тир имел флот и рассчитывал на помощь своей североафриканской колонии, Карфагена. За много веков существования Тира никто не смог взять эту мощную крепость. Александр, желавший быть первым и лучшим во всем, твердо решил нарушить традицию и свершить небывалое. Он любил браться за дела, превышающие человеческие возможности. Царь задумал засыпать пролив, построить мол и подвести по нему технику и войска для штурма, так как флота у нею практически не было. Предстояла гигантская работа!
Дело продвигалось сложно, ибо мол периодически размывался бурным морем или разрушался тирянами с кораблей. Строители и поставщики стройлеса из Ливана подвергались постоянным нападениям. Армия несла потери. Жизнь в лагере резко изменилась. О совместных пирах, охотах и развлечениях давно забыли. Все были по горло заняты постройкой мола и подготовкой штурма.
Таис все же переселилась поближе к пульсу жизни: в стан прачек и швейников, сопровождавших армию, — своего работодателя, но не в самый лагерь. Ей не хотелось видеть Александра — с глаз долой, из сердца вон. Хотя сердце считало по-своему, а ему, как известно, не прикажешь. Но Таис твердо решила приказать. Приказать смириться с тем, что жизнь такая и не может быть другой — ни за что и никогда. Она приказывала себе, что надо хоронить своих мертвецов — в данном случае, свою убитую любовь. Что надо учиться жить другой жизнью, а не биться до потери сознания головой в закрытую дверь. И быть счастливой в другом — только в чем? Что счастье начинается с нее самой, а не с кого-то или чего-то вокруг. Что преступно так терзать свою несчастную душу — для души надо оставлять радости, а трудности должна преодолевать голова. Все эти и многие другие хорошие мысли она повторяла, как молитву, день за днем, пытаясь ими вытеснить неотвязные мысли об Александре. Она упрямо решила опровергнуть истину о том, что в противоборстве разума и чувства всегда побеждает чувство.
Иногда у нее неплохо получалось «быть умницей», и она на какое-то время переключалась на что-то — книгу или дело, — но вдруг обрывок какого-то видения, воспоминания, какая-то фраза Александра проносилась в ее мыслях, и вся система обороны рушилась в миг.
Уже несколько недель она упорно избегала встреч с ним. Таис старалась загрузить себя занятиями и заботами или подолгу бродила по окрестностям, очень красивым горам, поросшим величественными ливанскими кедрами. Их ветви не провисали вниз, как у слей, а располагались параллельно земле, подобно крыльям гигантских птиц. С крутых высоких обрывов она часами любовалась грозным зимним морем.
Как-то лесная тропинка вывела ее к старому заброшенному храму Астарты Афродиты. Вид разрушенного сооружения, древних, поросших мхом и лишайником каменных глыб, архаическое изображение богини наводили на мысль о том, как проходящи и относительны для великого времени не только человеческие переживания, но и сама жизнь. А все наши мучительные поиски смысла, счастья и самих себя — не более чем тлен, суета сует…
Таис часто ходила туда, надеясь, что богиня пошлет ей поддержку и просветление.
Александр устроил редкий в последние месяцы ужин для друзей. Конечно, пригласил Таис, ведь они встречались только на пирах. Увидя Птолемея без нее, царь подошел к нему:
— А где же Таис?
— У нее болит голова.
— Голова? — крайне удивился Александр такой явной отговорке.
Птолемей пожал плечами и развел руками, мол, сам ничего не понимаю.
