Сьюзен Виггз - Золотое королевство
– Выпей еще, – охрипшим от страха голосом попросил он.
– Мне не нравится огненная вода белых дьяволов.
– Пей, или не буду помогать тебе.
– Это ложь, но я выпью.
Она медленно осушила мех. Тем временем поднялась луна. Ее призрачный свет залил поляну, посеребрив водную гладь ручья и, словно саваном, накрыл Касильду.
– Теперь, – прошептала Касильда, с трудом произнося слова, словно язык не слушался ее, – я готова, Эван.
Он тоже выпил немного вина для храбрости и тщательно подготовился, достав чистую рубашку для перевязки. Во время походов Эван не раз видел, как корабельные брадобреи справлялись с разного рода ранами. Теперь он пожалел о том, что внимательно не следил за тем, что они и как делают. Потом Эван помог Касильде лечь на живот и, наклонившись, поцеловал ее в ухо, прошептав при этом:
– Я люблю тебя, Касильда.
– Я знаю. Торопись, Эван.
Глубоко вдохнув, чтобы успокоить дрожащие руки, он взялся за стрелу и тихонько потянул ее. Касильда застонала от боли, но лежала неподвижно.
– Нет, Эван. Ты должен сделать это быстро.
Он знал, что женщина права. Когда-то Эван страдал от зубной боли. И цирюльник не стал с ним церемониться. Ухватив зуб клещами, он просто выдернул его изо рта. На лбу Эвана проступили капельки пота, он решительно сжал губы. Положив одну руку ей на спину, а другой ухватившись за стрелу, сильным и быстрым рывком, выдернул ее из раны и отшвырнул прочь.
Одновременно оба вскрикнули. Кровь брызнула из темного провала глубокой раны, и Эван прижал к ней сложенную в несколько слоев рубашку.
Ему страшно захотелось плакать, и он лег рядом с Касильдой, чтобы согреть ее теплом своего тела. Больше женщина не издала ни единого звука и вскоре, измученная страданием, забылась тяжелым сном.
Когда рассвет окрасил верхушки деревьев, Эван все еще не спал. Он знал, что обязательно снова вернется в город, ибо теперь у него есть еще один повод для мести испанцам.
Но сначала он должен отвести Касильду к ее соплеменникам!
Через три дня пути Эвану преградил дорогу Рико. Он в ужасе смотрел на ношу в руках Эвана:
– Что случилось?
– Это длинная история. Я расскажу ее тебе по дороге.
Когда они положили Касильду на циновку в одной из хижин, Эван закончил свой рассказ. Наклонившись, он погладил ее по горячей щеке.
– Первые два дня она отказывалась от моей помощи и шла сама, – сказал он Рико. – Я видел, как она слабела с каждым часом. Ее мучила страшная жажда. Сегодня утром она упала и больше не смогла подняться.
– И ты нес ее, – закончил Рико, кивая старухе, которая, войдя, села на пол рядом с Касильдой.
Она принесла деревянную чашу с какой-то серой вязкой массой и листьями папайи.
– Помоги ей, – взмолился Эван. – Прошу тебя, не дай ей умереть.
Старуха, тяжело вздохнув, начала снимать повязку, сделанную Эваном из рубахи и полос одежды. Хижину заполнил омерзительный запах. Эван заставил себя посмотреть на рану. Вокруг нее появилась опухоль, кожа потеряла цвет. По спине Касильды шли красные полосы.
– Рана загноилась, – дрожащим голосом произнесла старуха. – Ее сжигает лихорадка. По телу разлилась болезнь. Когда она достигнет сердца, Касильда умрет.
– Нет! – вырвался из груди Эвана отчаянный крик.
В этот момент он ненавидел себя.
Как глупо было позволить своим чувствам взять верх над разумом: все дело в том, что он не смог ударить ее и тем самым вызвал подозрение солдат, и еще поцеловал ее прямо на улице! Боже, во всем виноват он и только он.
Эван посмотрел на Рико. Ответный взгляд был мрачным и осуждающим. Он опустил голову:
– Во всем виноват я один. Мне следовало быть осторожнее. Ваше право наказать меня.
– Будет так, как ты хочешь, – пообещал Рико.
Старуха накладывала на рану серую мазь. Касильда открыла глаза и прошептала:
– Рико.
Тот погладил ее по голове:
– Я здесь. Ты вернулась к нам, Касильда.
– Да. Теперь ты должен помочь Эвану.
– Он виноват в том, что случилось с тобой, и должен умереть, – вырвалось у Рико.
– Нет. Я сама решила пойти с ним. Если ты сделаешь ему что-нибудь, мой разгневанный дух будет приходить к тебе по ночам всю жизнь.
Рико отшатнулся и прикрыл лицо тыльной стороной ладоней, чтобы оградить себя от зла.
– Но почему ты заставляешь нас дружить с белым дьяволом?
– Потому что он может любить так же неистово, как и ненавидеть. Его ненависть к испанцам сильна. Он – враг нашего врага. Помоги ему, Рико.
Рико и целительница обменялись взглядами. Старуха поджала губы и скупо кивнула.
– Если ты хочешь этого, Касильда, – сказал Рико.
Всю ночь Эван провел с Касильдой, обнимая ее горящее в лихорадке тело. Она спала беспокойно и каждый раз, когда просыпалась, он подавал ей питье. Еще никогда в жизни не чувствовал он себя таким беспомощным. Эван терял Касильду и ничего не мог поделать. Его сжигали отчаяние и ярость. Хотелось бить себя в грудь, рвать на голове волосы, проклинать Бога и выть на луну. Но ради Касильды он сдерживался и только шептал ей на ухо слова любви.
На рассвете, когда прокричал петух, женщина с трудом подняла голову.
– Обними меня, Эван, – тихо попросила она. – Обними крепко.
Он знал, что от движения собьется повязка, наложенная целительницей, но сердце подсказывало ему, что теперь это не имеет значения. Эван сел и прижал Касильду к груди, бережно поддерживая ее голову, словно та была хрупкой орхидеей.
– Все кончено, любовь моя, – прошептала Касильда. – Я ухожу. Мои дети… Может быть, мои дети ждут меня…
– Нет, Касильда, пожалуйста!
– Поцелуй меня, Эван.
Он прижался дрожащими губами к ее пылающему рту, только так мог Эван сдержать душившие его рыдания. Даже сейчас она была мягкой и сладкой. Когда у него уже не осталось сил терпеть эту муку, он приподнял ей голову и посмотрел в лицо. Как она была прекрасна, дитя джунглей! Она уходила от него все дальше и дальше в ту чащу, куда ему не было доступа.
– Я не могу ждать тебя, – прошептала она.
Больше Касильда ничего не сказала. Эван почувствовал, когда она умерла. С губ ее слетел легкий вздох, глаза остались открытыми, зрачки расширились, будто что-то удивило Касильду. «Наверное, – подумал Эван, ощущая ритмичные толчки собственного сердца, звучащие в ушах, – смерть всегда неожиданна».
Он закрыл глаза любимой и нежно запечатлел поцелуй на глазах и губах.
– Прощай, любовь моя, – тихо сказал Эван и молча призвал Бога в свидетели своей клятвы. Теперь его ненависть стала даже сильнее, чем после резни в Сан-Хуане. Он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить Испании. Эван должен сделать это ради Чарли Муна, ради Касильды и всех невинных людей, погибших от рук конкистадоров.
