Барбара Картленд - Прелестные наездницы
– Они великолепны, – ответила Кандида. – Я еще никогда не видела, чтобы лошади так идеально были подобраны. Это близнецы?
– Нет, – отозвался лорд Манвилл. – Между ними разница в год. Но они от одних родителей.
– Должно быть, очень редко можно получить такую пару, – сказала Кандида. – У матери Пегаса, например, не было ни одного полностью черного жеребца, кроме него.
– Да, это, несомненно, превосходный экземпляр, – сказал лорд Манвилл. – Вы давно на нем ездите?
– Он у меня с самого своего детства, – ответила Кандида.
На лице лорда Манвилла отразилось удивление. Он думал, что Пегас был находкой Хупера и что тот догадался с помощью миссис Клинтон подобрать к нему наездницу, которая демонстрировала бы этого коня в выгодном свете.
Они уже выехали за пределы Лондона, но так как на дорогах все еще было движение, лорд Манвилл был полностью поглощен управлением лошадьми, пока наконец не иссяк поток телег с грузом, семейных ландо и повозок торговцев.
Навстречу им мчалась королевская почтовая карета, запряженная четверкой скакавших галопом лошадей. Один из стражников трубил в рог. Карета была полна пассажиров и доверху набита багажом.
– Она перегружена! – почти сама себе сказала Кандида. – Нельзя так обращаться с лошадьми.
Лорд Манвилл с удивлением посмотрел на нее.
– Большинство людей жалуются, что почтовые кареты едут чересчур медленно.
– Но зачем же гнать слишком быстро? – спросила Кандида. – Знаете ли вы, что такие лошади живут всего около трех лет? При такой езде они надрывают дыхание, и для многих после этого не остается ничего, кроме живодерни.
Она с таким жаром произнесла это, что лорд Манвилл сказал:
– Я вижу, вы очень любите лошадей, и согласен с вами, что кареты дальнего следования очень часто бывают перегружены.
– А эти новые омнибусы, куда садятся чуть ли не десять пассажиров! – вскричала Кандида. – Почему по этому поводу ничего не делается? Кто-нибудь вроде вас, кто заседает в палате лордов, мог бы поднять подобные вопросы или, может быть, провести через парламент акт о защите этих животных, которые сами за себя не могут постоять.
– Да вы, как я погляжу, реформатор, – сухо сказал лорд Манвилл.
Кандида почувствовала, как краска приливает к ее щекам, и запоздало вспомнила разговор с миссис Клинтон перед своим отъездом, когда та вполне серьезно говорила:
– Помните, что работа женщины заключается в том, чтобы выглядеть привлекательной и доставлять удовольствие. О чем бы лорд Манвилл ни просил вас, Кандида, вы должны соглашаться, если хотите остаться со своим конем. Если вы будете слишком многого требовать или устраивать сцены, то он, вне всякого сомнения, прогонит вас. Джентльмены терпеть не могут сцен и не переносят женщин, не делающих того, о чем их просят. Старайтесь быть любезной и сговорчивой, моя дорогая, это сделает вашу жизнь более легкой и избавит от многих проблем.
– Постараюсь, – пообещала Кандида, не совсем понимая, однако, что именно ей надо будет делать для лорда Манвилла.
– Не всегда бывает так, как мы предполагаем, – продолжала миссис Клинтон, не глядя на Кандиду и нервно теребя утреннюю газету, лежавшую перед ней на обеденном столе.
– Но я не знаю, что и предполагать, – жалобно произнесла Кандида.
– В таком случае вас, несомненно, очень многое будет удивлять, – ответила миссис Клинтон. – Именно поэтому я умоляю вас, Кандида, для вашего же собственного блага, делать то, о чем вас просят, без лишнего шума.
– А зачем мне поднимать шум? – полюбопытствовала Кандида.
– О, некоторые женщины любят лишний раз подчеркнуть свою значительность, – быстро сказала миссис Клинтон. – У других могут быть слишком большие запросы. А многие просто скучны сверх всякой меры.
– Я буду стараться, чтобы вы гордились мною, – улыбнулась Кандида. – Я вам, право же, очень благодарна. Вы так много для меня сделали, столь многому меня научили, подарили мне всю эту чудесную одежду. Трудно представить себе кого-либо более доброго, даже родственника.
На мгновение ей показалось, что миссис Клинтон смутилась и растерялась, и она не могла понять почему. Затем она подумала, что, возможно, миссис Клинтон была из тех людей, которые не хотят, чтобы их благодарили за великодушие и щедрость.
– Вы были очень хорошей ученицей, – сказала миссис Клинтон. – Но помните то, что я вам сказала. Вам будет довольно нелегко приспособиться к тому обществу, в которое вы сейчас входите. Помните, что я сказала: джентльмены любят, когда им доставляют удовольствие.
Дорога, мелькая, уходила назад под копытами лошадей, солнце било Кандиде в глаза. Она, упрекая себя за глупость, думала о том, что должна постараться, чтобы с ней было интересно и приятно, но не представляла, как такое возможно с человеком, которого она раньше никогда не встречала и о котором ничего не знает, кроме того, что он хорошо разбирается в лошадях.
«Нам надо разговаривать о лошадях, – подумала она. – По крайней мере, хоть тут мы в чем-то сходимся. Но я не должна навязывать ему свое мнение».
Они проехали еще несколько миль, когда лорд Манвилл снова заговорил.
– У вас очень необычное имя, – сказал он.
– Вольтер был одним из любимых авторов моего отца, – ответила Кандида.
– Что вы о нем думаете? – спросил он, имея в виду ее имя.
– Воодушевляет, – ответила она, говоря об авторе. – Что ни говори, как-то необычно сознавать, что он вызвал во Франции такой резонанс. Теперь-то мы уже вполне привыкли к прямоте и откровенности писателей.
– А я и не знал, что есть английский перевод «Кандида»,[1] – сказал лорд Манвилл.
– Не думаю, что он переводился, – ответила Кандида. – Во всяком случае, не слышала.
Брови лорда Манвилла поползли вверх. Значит, она читала эту книгу в оригинале, на французском! Он слышал, что многие прелестные наездницы считались хорошо образованными, но, видимо, ему по этой части не везло. Большинство из тех, с кем ему доводилось общаться, имели много положительных сторон, но образование к их числу не относилось.
Те, кому он покровительствовал, в большинстве случаев, были похожи на Скаттлз – изысканные и благородные на вид, превосходно разбиравшиеся в лошадях, но речь их оставляла желать лучшего. О ругательствах и богохульстве Скиттлз ходили легенды среди молодых денди, и многие наездницы подражали ей. Лэйс была в некотором роде исключением.
Она редко ругалась, у нее был острый ум, и лорд Манвилл находил это весьма приятным и занимательным. Она была лишена жеманства и кокетства, и было ясно, что она готова одарить своей благосклонностью того, кто предложит наивысшую цену, кем бы он ни был.
