Карен Рэнни - Превыше всего
— Это важно для вас? — тихо спросила Кэтрин дрожащим голосом.
Фрэдди позднее понял, что она пыталась сгладить слишком нелегкий для него вопрос.
— Да, — сумел произнести он почти безразличным тоном.
— Мне казалось, что я влюблена, — Фрэдди хотелось услышать другие слова. Но он сам вызвал ее на этот разговор, который принял совсем нежелательное для него направление. Можно было предвидеть подобный ответ. Ему не хотелось слышать обиду, нанесенную чьей-то изменой, в ее тихом охрипшем голосе. Ни к чему вызывать печальные воспоминания, причиняющие боль. Эта ночь принадлежит ему.
— А сейчас? — спросил он, боясь в то же время услышать ответ. Он испытывал одновременно и укоры совести, и чувство мести к неизвестному сопернику.
Кэтрин улыбнулась и ничего не ответила, вызвав у него раздражение, смешанное с восхищением. Эта девушка-женщина обладала поистине дипломатическим даром, умудряясь вовремя отступить с искусством блестящего стратега.
— Ты все еще любишь, Кэт?
Он с жадным любопытством ждал ее ответа. Боже мой, он готов оставить ее в покое со всеми ее тайнами, но эту, единственную из всех, ему было необходимо узнать!
— Нет, — коротко ответила Кэтрин. Граф получил ответ, который и желал услышать, но он не удовлетворил его. Он хотел узнать подробнее об этой истории. Неужели это и все?
— Вы часто бываете в Мертонвуде? — поинтересовалась Кэтрин, с подлинным талантом опытной хозяйки лондонского салона переводя разговор на другую, более спокойную тему.
Граф решил поддержать Кэтрин и дать ей понять, что его любопытство исчерпано. Предмет разговора был ловко замят, но не забыт.
— Ты даешь мне понять, что я недостаточно хорошо выполняю свой отцовский долг? Ты ведь знаешь, как редко я здесь бывал.
Ей было известно не только это. Мертонвуд был местом развлечения четвертого графа Монкрифа, где он устраивал пышные вечеринки, до сих пор имеющие скандальную известность. За свое довольно короткое пребывание в Мертонвуде Кэтрин многое узнала об истории семьи Монкриф. Но ее не интересовало прошлое, ее внимание привлекало настоящее и особенно события, связанные с жизнью сегодняшнего графа Монкрифа.
— Мой дедушка родился в Мертонвуде и всегда считал его своим родным домом, хотя жил в Монкрифе. Он был уже довольно стар, когда я появился на свет, но не было более близких по духу людей, чем мы. Он научил меня ездить верхом. Мне было тогда только три года, но дедушка говорил, что именно в этом возрасте ребенок должен учиться верховой езде и не бояться лошадей.
Воспоминания смягчили лицо графа. Кончики его губ дрогнули, складка на лбу расправилась.
— Если Мертонвуд вызывает у вас такие приятные воспоминания, то почему вы не бываете здесь чаще?
Кэтрин смутили веселые искорки в глазах графа, они стали добрее и утратили свою обычную твердость.
Он сделался вдруг более доступным, и это испугало ее. В первый раз она смогла представить его маленьким мальчиком, безмятежным и веселым, лазающим по деревьям, неловко взбирающимся на первую свою лошадь, удящим рыбу на берегу реки в мертонвудском лесу. Но ей не нужна была эта его доступность. Она не позволит себе влюбиться в графа Монкрифа.
— Поездки в Мертонвуд раздражали моего отца, — произнес он просто.
Его слова мало что объясняли, но его ироничная искривленная улыбка и похолодевшие изумрудные глаза показали, как не просты были его отношения с отцом.
— Понимаю, милорд, — прошептала она. Эта мгновенная смена выражения его лица, когда мальчишеское очарование исчезло, уступив место обычному властному и надменному виду графа, сказала ей больше, чем слова. — Я подозреваю, что с этим домом у вас связаны не только счастливые воспоминания о вашем детстве и дедушке. Я бы тоже не хотела снова вернуться в свой дом. Обычно тяжелые воспоминания перечеркивают счастливые моменты в нашей жизни.
— Возможно, — коротко ответил он, проклиная е проницательность и свою откровенность.
Третий граф Монкриф был не только скупым, но и очень властным и деспотичным человеком. Эти черты его характера особенно стали проявляться, когда сын подрос. Его самостоятельные, а порой весьма безрассудные поступки вызывали приступы гнева у третьего графа Монкрифа. Только с внуком старый граф позволял себе немного расслабиться. Но даже в доброте деда чувствовалась его чересчур сильная воля. Однако женщине, сидящей сейчас здесь, все равно не понять прошлого Фрэдди, и более чем глупо посвящать ее в него. Еще глупее самому растаять сейчас от собственных воспоминаний и дать ей повод думать, что граф Монкриф может распахнуть перед ней тайники своей души. Что за черт дернул его? Граф затряс головой, стараясь избавиться от наваждения.
Кэтрин восприняла его раздраженное движение с облегчением. По крайней мере он теперь прекратит копаться и в ее прошлом.
— Извини меня, Кэт. Воспоминания хороши, когда находишься в одиночестве.
Но Кэтрин знала, что и тогда они приносят не меньшую боль. Интересно, что за секреты так тщательно скрывает граф? И надо ли ей на самом деле их знать? Кэтрин мало ела и почти совсем не пила. Она хорошо запомнила первый ужин с графом. Фрэдди наблюдал, как она откусывает маленьким кусочками торт, испеченный Норой на десерт, как быстрый язык слизывает крошки с уголков губ. Он был целую неделю в полувозбужденном состоянии, и еще час терпения не убьет его, размышлял граф. По крайней мер он на это надеется.
Под его пристальным взглядом Кэтрин перестала есть торт и покраснела, ругая себя за это. Граф сидел неподвижно и смотрел на нее нежным, чарующим взглядом. Она отвела глаза.
— Слушай, Кэт, — прошептал он, не изменяя позы, — А у тебя на губах крошки. — Вздрогнув от неожиданности, она провела пальцами по губам — Жаль, я хотел сам смахнуть их, — произнес он и, заметив ее быстрый настороженный взгляд, улыбнулся. — Ты хочешь оттянуть неизбежное, Кэт? Зачем? Мой язык уже знаком с твоим ртом. Ему известны каждый изгиб, каждая морщинка твоих губ. Чего же ты боишься?
— Наверное, я слишком возбуждена, — призналась Кэтрин.
Она пыталась взять себя в руки, но у нее это плохо получалось. Пальцы нервно обхватили ободок тарелки. Ей хотелось, чтобы под ним скрипнул стул и его сильные руки наконец обняли ее. К ее удивлению, граф продолжал сидеть и, опустив глаза, наблюдал за скользящим по ножке бокала пальцем. Видимо, он слишком сильно нажал на нее, и в тишине раздался хрупкий звон. Девушка невольно посмотрела на Фрэдди, и глаза их встретились.
— Вот это я хотел бы услышать от тебя, Кэт. Твои чувства должны быть так обострены, что одно прикосновение пальца заставило бы их петь подобно натянутым струнам.
