Карен Рэнни - Превыше всего
Кэтрин села за стол и приподняла крышку одного из блюд, в котором находился жареный цыпленок с рисом и всевозможными специями. Кэтрин села поудобнее и спокойно принялась намазывать маслом рогалик, испеченный Норой. На графа она не смотрела, хотя постоянно ощущала на себе его взгляд. Пусть он молчит, как бронзовая статуя, и смотрит на нее. Ему больше не удастся ее напугать. Она не допустит этого.
Фрэдди сел напротив Кэтрин и, повторяя ее движения, тоже намазал маслом рогалик. Молчание длилось уже довольно долго, и никому не хотелось нарушать его обычными словами. Вся обстановка являла собой прекрасную декорацию сцены обольщения, за исключением самих героев.
— Расскажи о своем доме, Кэт, — наконец произнес Фрэдди, и слова его прозвучали для нее подобно удару молотка по стеклу. Она почувствовала раздражение в его голосе. Кэтрин подняла голову и посмотрела на него, но граф уже улыбался милой, трогательной улыбкой, так похожей на улыбку Джули.
— Особенно рассказывать не о чем, милорд, — ответила она, машинально собирая пальцами крошки хлеба и аккуратно складывая их на край тарелки.
— Тебе это только кажется. В любом рассказе можно найти много интересного в самых привычных и обыденных вещах. Скажи мне, тебе понравился Мертонвуд?
— Наш Донеган — маленькая усадьба, — начала она, считая затеянный им разговор не совсем уместным. — Она стоит между скал и покрытых зеленью крутых холмов. Это старинный дом, сооруженный в незапамятные времена. Крыша его слегка протекает, а стены начинают осыпаться. Но он мне очень нравится. Он такой же невзрачный, как и я.
— Никто не назовет тебя невзрачной женщиной, Кэт! — весело сказал граф. — Можешь сколько угодно говорить об этом вслух, ты ничего не изменишь.
«Тут он совершенно прав», — подумала Кэтрин. Сколько раз она самонадеянно заявляла, что спасет Донеган. Сколько раз ей удавалось убедить в этом кредиторов, слуг, управляющего, даже все понимающую Констанцию. Все равно все произошло так, как должно было произойти, а не как ей мечталось. И она в конце концов перестала надеяться и поняла, что желание и мечты — одно, а жизнь совсем иное.
— Что с тобой? — озабоченно спросил граф, с удивлением заметив, что его комплимент вызвал совершенно непонятную реакцию, и Кэтрин того и гляди расплачется. — Извини. Я не знал, что мои слова причинят тебе боль. Успокойся, то плохое, что у тебя было, уже прошло. Переживания ничего не исправят, а повредить могут, — ласково добавил он.
В его словах чувствовались нежность и искреннее участие, и они были абсолютно верными. Мучительные воспоминания о прошлом мешают жить. Кэтрин с интересом взглянула на графа. Каков же на самом деле этот сидящий перед ней красивый мужчина? Она видела его в облике озабоченного делами землевладельца, внимательного управляющего имением, бизнесмена, не слишком заботливого отца, а также человека, который пытался соблазнить ее и распоряжаться ею, как своей собственностью. Но что было у него за душой на самом деле, что он любил по-настоящему и о чем думал, Кэтрин не знала. А ведь речь идет о человеке, с которым она скоро станет очень близка. Каков он? Добрый или злой, заботливый или безразличный, безрассудный или расчетливый? Вот он сидит перед ней с изящной небрежностью истинного аристократа, гордый и уверенный в себе, ценитель и искатель наслаждений. Но это только внешняя оболочка. А что скрывается за ней? Пожалуй, она никогда этого не узнает. Такие, как он, не любят раскрываться перед другими людьми и подпускают к себе лишь настолько, насколько сами посчитают нужным. Все его чувства запрятаны в глубине души. Перед ней находится человек с сильной волей и стремлением к поставленной цели, привыкший во всем полагаться только на себя.
Если бы граф прочитал сейчас ее мысли, он был бы поражен точностью суждений о его характере. Но он, конечно, не мог это сделать. Он был занят другим: положил на ее тарелку кусочек цыпленка, добавил к нему риса, затем овощей. Этого угощения вполне хватило бы ей, даже проработай она весь сегодняшний день в поле.
— Ты была единственным ребенком в семье? — неожиданно спросил он, наливая в бокалы вино из охлажденной запотевшей бутылки.
— Откуда вы знаете?
— Просто угадал. Дело в том, что люди, у которых нет братьев и сестер, отличаются своей независимостью и действуют всегда по своему усмотрению, что весьма проявляется в твоем поведении.
— Однако это в полной мере относится и к вам, милорд.
— Пожалуй, придется согласиться, что и у старших братьев развиваются те же самые черты, — широко улыбнулся граф. — Но я имел в виду даже не столько твое поведение, сколько твое смелое заявление, дорогая. То, что ты не девственница, Кэт.
— Мне бы хотелось, чтобы вы прекратили называть меня этим глупым именем! — раздраженно ответила девушка.
— И я бы хотел, чтобы ты называла меня так, как я привык.
— Мы уже обсуждали это, мой господин. Я не могу назвать вас Фрэдди, потому что это имя вам просто не подходит, — в свою очередь, улыбнулась Кэтрин.
Граф прекратил потягивать вино и взглянул на нее сквозь хрусталь бокала. Как же прекрасна она, черт побери, с распущенными, струящимися по плечам волосами! Вспышка раздражения стихла, оставив на щеках девушки очаровательный румянец, так подходящий к ее коралловым, чуть приоткрытым сейчас губам. А глаза! Взгляд таких глаз может и убить, и обласкать. Фигура! Граф окинул взглядом Кэтрин и невольно выпрямился на стуле. Края ее желтой накидки распахнулись, обнажив тонкую ткань, и под ней угадывалось манящее женское тело. Он испытал зависть к ночной рубашке, которая прикасалась к этой белоснежной коже.
— Не важно, как ты будешь называть меня, Кэт. Лишь бы мое имя слетало с твоих губ как можно чаще.
— А если я вас буду называть грабителем, соблазнителем невинности или развратником?
— Я не сделал ничего плохого, Кэт, — произнес он с грустной улыбкой. — Даже те, которых я оставил, могут подтвердить это. Если я лишал девушку невинности, то только с ее согласия и даже по ее просьбе. У меня множество принципов, которым я следую в своей жизни и не желаю никому их навязывать. Я не судья чужой нравственности. Развратник? Возможно. Я не собираюсь оправдываться перед людской молвой. Мне совершенно безразлично, что обо мне говорят в большинстве случаев. Но мы отвлеклись. Если я не забыл, мы говорили о твоей девственности или, вернее, об ее отсутствии.
Кэтрин не менее минуты молча смотрела на графа, забыв об остывающем цыпленке и греющемся в ладони бокале с вином. Было не просто выдержать этот прямой, открытый взгляд, но граф выдержал его с честью. Двое соперников оценивали друг друга. Курьезность момента заключалась в том, что они вскоре должны оказаться в одной постели.
