Симона Вилар - Обрученная с розой
В дверь постучали. На пороге возник Джон Дайтон.
– Милорд, я только что из женского монастыря. Настоятельница сообщила, что Анну Невиль никто не может найти.
– Что?!
Ричард вцепился Дайтону в воротник и наклонил его к себе.
– Иди, сэр Джон, иди и поставь весь монастырь с головы на ноги! Возьми людей, если понадобится. Но учти – Анна должна быть здесь. Найди ее, даже если она прячется под юбкой аббатисы.
Немного успокоившись, Ричард распорядился подать обед. Но, едва он сел к столу, прибежал запыхавшийся Ингильрам.
– Ваша светлость! Ваша светлость! Взгляните, что творят ваши люди! Они ворвались в женскую обитель и до смерти напугали сестер-монахинь. Мать Бриджит в ярости и грозит пожаловаться королю на бесцеремонное вторжение. Ричард спокойно отсек кинжалом ломоть окорока.
– Аббатиса Бриджит сама вынудила меня к этому, не подчинившись приказу. Я намерен увезти девицу Невиль, и никто не помешает мне в этом!
– Но, ваша светлость, она и в самом деле не может найти леди Анну!
Ричард с усмешкой взглянул на аббата:
– Бог мой, неужели вы считаете, что воспитанница мог улетучиться из обители in fimo[25]?
Ингильрам горестно хлопнул себя по бедрам и вышел. Ричард спокойно завершил трапезу и велел готовиться к отъезду. Время шло, но поиски оставались безрезультатными. Герцогу пришлось и отужинать в аббатстве. Несколько раз прибегал Дайтон, прося указаний, появлялись отец Ингильрам и аббатиса.
Стемнело. Ричард приказал принести свечи и грустно усмехнулся. С отчетливой ясностью он понял, что на сей раз проиграл. Анна Невиль действительно исчезла.
6.
В первый понедельник после дня святого Патрика, 18 марта, на Йорк среди бела дня опустился плотный и белый, как хлопчатая бумага, туман. В десяти шагах человек становился невидим. Редкие прохожие кутались поплотнее в плащи – до костей пробирала промозглая сырость.
В обширном дворе епископского дворца, облокотившись на метлу, стоял худой монах. Вглядываясь в окружающую мглу, он пребывал в тягостной задумчивости: стоит ли мести Двор, если все равно не разглядеть, чист он или грязен. Глуховатый перезвон бубенцов заставил его прервать размышления. Прямо на него из тумана выплыла повозка с золоченым передком, запряженная парой мулов. Несколько мгновений монах, разинув рот, созерцал, как из нее, Опираясь на плечи слуг, неуклюже выбирался аббат Ингильрам, затем он оставил метлу и со всех ног бросился сообщать о прибытии гостя.
Ступив на твердую землю, Ингильрам поплотнее задернул кожаные занавески повозки, видимо, затем, чтобы сырость не проникла внутрь, и украдкой оглянулся. К нему уже спешил дворецкий епископа. Ингильрам шагнул ему навстречу.
– Доложите его преосвященству епископу Йоркскому о моем прибытии, – надменно потребовал он. – Передайте, что дело не терпит отлагательства.
– Будет исполнено. Прошу вас, святой отец, следуйте за мной.
Поднявшись по высоким каменным ступеням, они оказались под сводчатым порталом епископского дворца.
«Все это могло бы быть моим», – с горечью подумал аббат, вдыхая всей грудью запах смирнского ладана, безраздельно царивший в этих покоях.
Дворец епископа представлял собой огромное здание, выстроенное в готическом стиле – со сводчатыми галереями, каменными розетками, ажурными башенками, стрельчатыми окнами. На всем лежал отпечаток величия и великолепия. Пожалуй, тяжеловесный и громоздкий старый дворец Йорков во многом уступал владениям епископа.
Аббат Ингильрам ожидал приема в просторном зале. Его подбитая мехом сутана скользила по отполированным, начищенным до блеска каменным плитам.
– Да, все это могло бы стать моим, – бормотал он, разглядывая пеструю стенную роспись, позолоту под потолком, цветные витражи. – И вопреки всему станет моим! Prorfuto![26]
Он, наконец, усмехнулся. Его медвежьи глазки недобро вспыхнули.
Опять появился дворецкий.
– Его преосвященство работает в библиотеке. Он приказал проводить вас прямо туда.
Библиотека епископа Невиля располагалась на самом верху высокой квадратной башни. Здесь его преосвященство имел возможность трудиться над своими трактатами, а также изучать старинные рукописи. В библиотеку вела узкая винтовая лестница, проложенная в толще стены.
Святой отец, непривычный к таким восхождениям, проклял все на свете. Несколько раз он останавливался, прислонившись к стене, и хватал ртом воздух. Перед глазами у него плыли круги, подбитая мехом сутана липла к спине, по щекам струился пот.
«Неужели проклятый Невиль каждый день карабкается в этакую высь? Крест честной! Когда я стану хозяином в этом дворце, немедленно прикажу замуровать эту крысиную нору».
Подобрав полы сутаны и отдуваясь, аббат продолжал восхождение. Наконец-то площадка и тяжелая окованная дверь! Толкнув ее, он очутился в длинной сводчатой галерее, где размещалось епископское книгохранилище.
Здесь царила тишина. Вдоль стен тянулись дубовые полки, сплошь уставленные неимоверным количеством рукописей, глиняных табличек и оправленных в кожу фолиантов. Самые ценные книги были прикованы к своим местам, чтобы их не могли украсть. Отцы церкви, философы, поэты, землеописатели… Первые переводы Библии на саксонский и французский, толстые латинские словари чередовались с наследием античной древности; исторические хроники мирно покоились рядом со светскими романами; здесь же технические наставления, чертежи, таблицы… Тысячи, тысячи книг.
Аббат Ингильрам огляделся. Несколько монахов за столами-пюпитрами усердно скрипели перьями, склонившись над огромными фолиантами. Свет падал на них сквозь узкие окна с бесцветными стеклами. Немного в стороне, у облицованного темным мрамором камина, в старом кресле под балдахином восседал сам епископ Невиль. Перед ним располагался складной столик, на котором лежала книга в белом переплете.
Когда аббат вошел, епископ словно нехотя поднял глаза от книги.
– Salve in nomine Sancto[27], – сказал он.
– Salve et vos[28], – отвечал Ингильрам.
Епископ указал аббату на стоящий перед ним табурет:
– Прошу, преподобный отец. Что привело ко мне столь редкостного гостя?
Ингильрам сел, но еще несколько минут тяжело отпихивался, не в силах вымолвить ни слова. Подперев рукой щеку, епископ терпеливо ожидал.
Его преосвященство Джордж Невиль был высок и сухощав, с тонким умным лицом. Венчик каштановых волос обрамлял его чисто выбритую макушку. Вопреки моде, он носил длинную окладистую бороду. Брови, словно очерченные сажей, сходились к переносице, а под их глубоким сводом сверкали ярко-зеленые кошачьи глаза Невилей. Как и прочие монахи, епископ был облачен в сутану, но поверх нее была небрежно наброшена лиловая бархатная пелерина, опушенная горностаем, а на груди покоился усыпанный драгоценными каменьями крест на золотой цепи.
