Элоиза Джеймс - Избранница герцога
Тобиас вскочил на ноги.
— По-моему, ты легкая как пушинка, — весьма благосклонно отозвался Тобиас, подавая ей руку. — Через пару месяцев я стану выше тебя.
— Ты такой же хвастун, как моя собачка, — заметила Элинор, расправляя фалды.
Он хотел возразить ей, сказать, что собака не умеет хвастать, но Элинор опередила его, повторив:
— Мой Ойстер — ужасный хвастун.
— Чем же он может хвастать?
— Своим хвостом. Он обожает свой хвост, но как ни вертится, не может рассмотреть его, потому что он очень толстый. Поэтому он любит подолгу кружиться на одном месте и лаять, чтобы я вдоволь налюбовалась на его замечательный хвост. — Она взяла стакан пунша с подноса.
Отец учил его быть сдержанным, и Тобиас не стал смеяться. Он лишь остановил на ней взгляд своих темно-серых глаз.
— Кроме того, — продолжила Элинор, — Ойстер чрезвычайно гордится своей способностью защитить меня.
— Защитить тебя? Но служанка рассказывала, что он совсем маленький.
— Возможно. Но сам он этого не знает. Иногда он думает, что каминная подставка для угля скалится на меня. И тогда начинает скалиться сам, рычит и подкрадывается к ней, чтобы укусить.
Тобиас молча смотрел на Элинор.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Сегодня Ойстер осрамился, он неправильно вел себя...
Мальчик улыбнулся.
— И третья вещь, которой он гордится, это его перчик, — заключила Элинор.
Теперь Тобиас рассмеялся.
— Я думал, леди никогда не говорят подобных вещей, — заметил он.
— Разумеется, они не должны говорить так. Но, зная, какие мужчины гордецы, мне захотелось это сказать, — продолжила Элинор. — Думаешь, что раз у тебя есть перчик, ты выше всех девочек и всегда побеждаешь их?
— Я в ужасе, ушам своим не верю, — раздался голос Вильерса. — Нет, это не леди, я должен искать себе другую жену.
— У моего песика малюсенький красноватый перчик, — продолжила Элинор. — Не знаю, чем там можно гордиться, но он все же гордится. Он думает, что у него просто королевский перец.
Тобиас захихикал.
— Скажу тебе по секрету, он еще и влюблен, — объявила Элинор. — Влюблен в нашего лакея Питера, точнее, в его ногу. Когда Питер отдыхает, Ойстер начинает тереться о нее своим перчиком.
На этот раз отец и сын прыснули одновременно. Элинор, сделав последний глоток, подумала о том, как предсказуемы все эти мужчины, какое одинаковое у них чувство юмора. Взрослый герцог и маленький бастард — почти никакой разницы.
Глава 12
К прибытию сквайра Фестда с семейством Тобиаса уже отправили в детскую и каждый из компании успел употребить по три стакана ромового пунша. На Вильерса они никак не подействовали, а Энн слега покачивалась на ходу.
Элинор выпила три стакана пунша, гордясь своей выносливостью, пока не поняла, что пунш — это не то слабое вино, к которому она привыкла. Голова у нее стала клониться набок, и она едва противилась зевоте.
Что касается Лизетт, она забыла, что является хозяйкой, и герцогине Монтегю пришлось заменить ее. Лизетт даже забыла, что должна приветствовать гостей. Сидя рядом с Элинор, она щебетала минут двадцать, не закрывая рта. Элинор, уставшей от диктата матери, это вовсе не казалось недостатком. От пунша она вдруг стала сентиментальной и думала о том, как несправедливо светское общество к Лизетт в своих оценках.
— Лизетт, — спросила она, — ты никогда не думала о том, что в один прекрасный день тебе придется выйти замуж?
— Разумеется, я планирую нечто подобное, — отозвалась та. — Я даже помолвлена. Разве ты не знала об этом?
— Помолвлена? С кем?
— Со старшим братом Роланда, — ответила Лизетт. Только сейчас она заметила Роланда и сквайра и помахала им рукой. — Отец Роланда и мой заключили соглашение давным-давно. Моего жениха зовут Ланселот.
— Какие странные имена — Роланд и Ланселот, — обронила Элинор. — Неудивительно, что Роланд стал поэтом. А где же он, твой Ланселот?
— Отправился в путешествие несколько лет тому назад, — ответила Лизетт. — Когда вернется, я, наверное, выйду за него. Я жду его совершенно спокойно, мне так удобно. И если я вдруг встречу кого-то, кто мне понравится больше, я выйду за него, а не за Ланселота.
— А как бы ты отнеслась к браку с Вильерсом?
— Вильерс? — Казалось, Лизетт вообще подзабыла, кто это такой. Элинор пришлось даже незаметно указать ей на герцога, который стоял спиной к ним, болтая с Энн. Элинор решительно не понимала, что особенного находит сестра в его плечах. Может быть, это аморально, но она предпочла бы его туго обтянутые шелком боксерские ляжки, и что там еще при них...
— О, Леопольд, — произнесла нараспев Лизетт. — Но, кажется, ты сама собралась за него, дорогая. Мы даже успели сбрызнуть вашу помолвку. Нет, я вовсе не хочу выходить за Леопольда.
Элинор почувствовала облегчение.
— У него красивые волосы, — высказалась Лизетт, пристальнее взглянув на него, а потом вдруг склонила голову на плечо и взглянула с другого ракурса.
— Зачем ты вертишь шеей во все стороны? — спросила Элинор.
— С этого угла люди часто кажутся намного интереснее, — пояснила Лизетт. — Я смотрю так, как если бы захотела написать его портрет. M-да, его нос отсюда кажется несколько больше. Нет, пожалуй, я точно не хочу его. Хотя Леопольд и Лизетт звучит прекрасно. Впрочем, ничуть не хуже, чем Ланселот и Лизетт. Конечно, Леопольд был сегодня утром так мил, когда спасал меня от кровожадного чудовища. Ты уже слышала о том, что со мной приключилось?
Элинор заставила себя улыбнуться:
— Так ведь это был мой очаровательный песик, дорогая, неужели ты не помнишь?
Лизетт моргнула.
— Ах да. Это был твой песик. Но однажды меня действительно атаковала дикая злая тварь, это случилось на рыночной площади. Она была ростом с волка и очень голодная.
— Представляю, как это было ужасно, — равнодушно произнесла Элинор.
— Да, но все это уже в прошлом. Мы, кажется, говорили о Вильерсе? И о том, не хочу ли я выйти за него? Ты знаешь, мне надо об этом серьезно подумать. Спасибо, что подсказала. Моя тетя Маргерит очень хочет выдать меня замуж. Но у нас редко бывают гости. В вашем доме, полагаю, гости бывают часто?
— Я бы не сказала, что часто, — ответила Элинор.
— Мне порой кажется, что моя бедная душа замурована в этих стенах, — призналась Лизетт и неожиданно разжала руку; стакан, который она держала, упал на пол. — О, он разбился, — произнесла она, — настало время ужина. Надо сказать Попперу, чтобы нам принесли ужин — крикнула, она, выбегая в центр гостиной и дальше в холл.
