Элоиза Джеймс - Избранница герцога
— Все, что я помню, — ответил Роланд.
— Это восхитительно, шелковая лестница, увитая жемчугом, — похвалила герцогиня. — Мне это близко, у меня есть алый чепец, расшитый жемчугом. — Она обернулась к сквайру: — Но вас не смущает, что это сочинение отдает лавкой какой-нибудь модистки?
— Ничуть, мой сын — поэт, весьма известный в высших кругах, он лучше знает, как надо писать поэмы. Мне пока не приходилось краснеть за него.
— То же самое я могу сказать о моих дочерях, — сказала герцогиня, посмотрев на малиновый наряд Элинор и почти такого же цвета лицо. — Дочь моя, сколько шампанского ты выпила? Не пора ли остановиться?
— Не так много, как я, объявила радостно Энн и обернулась к Лизетт: — Дорогая, не могла бы ты приподняться, чтобы я могла выбраться из-за стола, не свалившись под него?
— О, я охотно присоединюсь к тебе, — воскликнула Лизетт, — еда меня не интересует!
— Весьма грациозная птичка, — улыбнулся ей Вильерс.
— Ваша поэма прекрасна, — обратилась Элинор к Роланду, бросив недовольный взгляд на Вильерса.
— Она еще не проработана как следует, в таком виде я не могу опубликовать ее, — ответил Роланд. — Она чересчур витиевата и цветиста, как отметил мой отец.
— Может быть, стоит убрать жемчужины с этой лестницы? — решилась предложить Элинор. — Это не только разорительно, но еще и неудобно. Все равно, что поставить на горох.
— Их можно еще и раздавить, если вес большой или перегрузился выпивкой, — заметил Вильерс. — Это про Ромео написано, «толстый коротышка с одышкой»? Ах, нет, это, кажется, про Гамлета.
Роланд окинул его недружелюбным взглядом:
— Поэзия стоит выше реальности и не нуждается в правдоподобии. Шелковая лестница — это символ страстных желаний.
— Я понял, но меня все же заинтересовало то, как бы это выглядело на самом деле, — не унимался Вильерс. — Клеопатра толкла жемчуг в ступке и выпивала его с вином, чтобы прибавить себе красоты. Значит, раздавить его не сложно.
— Не думаю, — сказала Лизетт. — Впрочем, у меня есть превосходное ожерелье, надо будет попробовать.
Вильерс рассмеялся, глядя на нее:
— Вы большой оригинал, леди Лизетт.
Роланд наклонился к уху Элинор.
— Я рос рядом с леди Лизетт, — сообщил он ей. — Вам известно, что мой брат помолвлен с ней? Это случилось, когда оба они еще лежали в своих колыбельках. Кто знал тогда, что у нее окажется не все в порядке с головой? Если эту помолвку разорвать с нашей стороны, мой отец должен будет выплатить сумму ее приданого. У него этих денег нет. Именно поэтому Ланселот никогда не возвратится под родной кров. Он уехал шесть лет назад. Иногда он пишет нам, надеясь узнать, что она влюбилась в кого-то и сама разрывает помолвку. — Он вдруг схватился за спинку кресла Элинор, вытягивая шею. — Так, приближается самый сумасбродный момент, сейчас она прикажет колоть свои жемчужины.
В самом деле, сцена несколько обновилась с появлением камеристки Лизетт, держащей нитку крупного белоснежного жемчуга на алой бархатной подушке. На лице девушки было написано неодобрение, которое она явно стремилась донести до своей госпожи, но тщетно.
Дыхание Роланда щекотало ухо Элинор.
— Если кто-то сейчас попробует спасти этот великолепный жемчуг, она закрутится, как неистовый дервиш, — сказал он.
— Что такое дервиш?
— Священный монстр, который терроризирует бедное население Индии или Ирана.
— Мы должны помешать ей, — сказала Элинор.
— Это невозможно. Она явно хочет поразить воображение бедняжки Вильерса, который, похоже, у нее на крючке. Лишь бы он с него не сорвался — мой брат в этом случае получает свободу. Так что я заинтересованное лицо.
— Вильерс не женится на ней, — заявила Элинор.
— О нет, я очень на это надеюсь! Она ведь красавица, вы не станете этого отрицать. И весьма приятна в общении, особенно с тем, кого желает завлечь.
Герцогиня быстро сообразила, что сейчас последует. Покраснев до корней волос, она отодвинула чашку с чаем.
— Насколько я понимаю, вы решили истолочь этот редкий по красоте жемчуг в порошок? — спросила она заунывным голосом.
— Именно так, — ответила Лизетт. — Мы хотим проверить, насколько он тверд. Вильерс считает, что он раскрошится под башмаком. Роланду это, впрочем, не важно.
Блаженно улыбаясь, она протянула руку за жемчугом.
— Я не допущу этого, — заявила герцогиня. — Этот жемчуг носила твоя мать, это память о ней.
Лизетт растерянно моргнула.
— Мама умерла, ей теперь все равно, что я сделаю с ее украшением.
— Память о ней еще жива, — сказала герцогиня.
— Но это мой жемчуг, — возразила Лизетт, чуть не плача. Элинор подскочила к ней:
— Ты не должна обижаться на мою мать, я тоже хочу, чтобы твой жемчуг остался цел.
— Не становись мне поперек дороги! — вскричала она. — Вы обе, ты и твоя мать, не мешайте мне!
Выступив вперед, Вильерс положил руку на плечо Лизетт, которая мгновенно затихла.
— Ее светлость не понимает, — спокойно произнес он, — я вас понимаю. Когда моя мать умерла, мне безумно хотелось избавиться от всех ее вещей — платьев, шарфов, даже драгоценностей.
Лизетт молча слушала. Бешенство в ее глазах сменилось печалью.
— Я потеряла мою мать, — прошептала она.
Элинор вернулась на свое место рядом с Роландом.
— Кажется, наступает музыкальный час, — прошептал он.
— Что? — переспросила Элинор, с ненавистью глядя на то, как золотые кудри Лизетт оплетают плечи Вильерса. «Сколько раз мне еще придется наблюдать этот повторяющийся кошмар, эти их объятия?» — спросила она себя. Неужели не довольно той, утренней сцены?
— Ее успокаивает музыка, — сказал Роланд, — это единственное, что связывает меня с ней. Мы оба любим лирические баллады. Пожалуй, я сниму со стены лютню, чтобы прервать эту нежную сцену. Но Вильерсу уже недолго оставаться холостяком. Да и его мирным дням тоже пришел конец.
Завидев Роланда, подошедшего к ней с лютней в руках, Лизетт, просияв, слегка отстранилась от Вильерса.
— Мы все будем петь! — воскликнула она.
— Я слишком устала для этого, — объявила герцогиня, вставая, и быстро удалилась, попрощавшись со сквайром и его женой, которая понимала герцогиню. Пожилая пара удалилась следом за ней, пообещав Роланду отправить за ним карету.
Элинор присела перед ними в реверансе, заметив в их глазах надежду на то, что Роланд ненароком сделает свой выбор. Это была бы превосходная партия — он и Элинор.
— Лютня, о Боже! — простонала Энн, садясь на освободившееся место рядом с сестрой. — Что за средневековые вкусы?!
Сплошной шекспировский кошмар.
