Томас Шерри - Ночные откровения
Вместо этого она, подобно Фредди, возложила на Вира если не всю, то большую часть ответственности.
— Прошу извинить меня, — буркнул маркиз, — но я страшно устал.
Глава 9
Элиссанда укладывала вещи: сперва в своей комнате, затем в тетиной. Больная иногда посреди ночи просыпалась и принимала очередную дозу лауданума, отчего ее трудно было поднять утром — этого следовало избежать.
Девушка закончила собираться без четверти пять. В пять ровно она принялась будить тетю. Спросонок та была растерянной и вялой, но Элиссанда стояла на своем. Закончив все необходимые утренние омовения, она накормила подопечную крахмальным пудингом[29] и почистила ей зубы. Но то, что сегодняшний день в доме Дугласов не совсем обычный, Рейчел поняла, только когда племянница принесла верхнюю одежду.
— Мы уезжаем, — ответила Элиссанда на безмолвный вопрос.
— Мы? — хрипло переспросила тетя.
— Да, вы и я. Я выхожу замуж, и мне потребуется ваша помощь в обустройстве собственного дома.
Больная вцепилась в руку Элиссанды.
— Замуж? За кого?
— Если хотите познакомиться, одевайтесь и пойдемте.
— А куда… куда мы поедем?
— В Лондон. — Леди Кингсли пообещала Элиссанде помочь получить разрешение у епископа Лондонского.
— А дядя? Твой дядя знает?
— Нет.
Женщина встрепенулась.
— А что, если… Что будет, когда он узнает?
Элиссанда обняла ее.
— Мой жених — маркиз. Дядя не сможет причинить мне вреда, когда я выйду замуж. Поедемте со мной, и вы тоже никогда больше его не увидите: лорд Вир защитит нас.
Тетя задрожала еще сильнее.
— Ты… ты уверена, Элли?
— Конечно, — Элиссанда была великолепной лгуньей. Лучше всего ей удавались улыбки, но со словами тоже получалось неплохо. — Мы можем во всем положиться на маркиза — он лучший из мужчин.
Девушка не знала, удалось ли ей убедить тетю. Однако та стала покладистее, так что племяннице не составило труда надеть на нее светло-зеленое утреннее платье, отделанное белым шифоном, и бархатную шляпку в тон.
К сожалению, эта одежда только подчеркнула тетину сероватую бледность, истощенность и какую-то усохшесть — словно все это время она старалась превратиться в невидимку. Но вид у больной был вполне презентабельный. Элиссанда могла только молиться, чтобы ради тетушкиного спокойствия лорд Вир выглядел хотя бы вполовину так представительно, как она описала.
Увидев будущего мужа племянницы, Рейчел вздрогнула. Элиссанда отнесла это на счет радостного удивления. Глядя на маркиза глазами впервые встретившегося с ним человека, девушка не могла не признать, что мужчина производит внушительное впечатление.
Лорд Вир был прилично одет: все пуговицы застегнуты на правильные петли, на брюках не видно остатков еды и галстук повязан совсем не криво. Он почти не говорил — не иначе, отшибло речь по причине чудовищного потрясения. И надлежащим образом провозгласил, что имеет большую честь и удовольствие просить руки мисс Эджертон.
Руки, которую ему и без того затолкали в самую глотку.
На Элиссанду маркиз посмотрел единственный раз, окинув ее взглядом с головы до пят. Она надела скромное, свободного покроя серое шифоновое платье — хотя, конечно, теперь для лорда Вира под ее одеждой не было секретов. Девушке вдруг пришло в голову, что, наверное, не было необходимости раздеваться догола — хватило бы, чтоб ее застали в мужских объятьях в нижнем белье.
А так он увидел ее всю.
Элиссанда сглотнула, опустив глаза, и обрадовалась, когда леди Кингсли велела всем садиться в карету.
* * *
Вир позаботился, чтобы ехать с Фредди в отдельном от женщин купе. Он спал, в то время как брат делал какие-то наброски. По приезде в Лондон леди Кингсли предупредила маркиза не отлучаться надолго из дома, чтобы можно было сообщить о времени и месте предстоящего бракосочетания.
Дамы отправились заниматься всем тем, чем принято заниматься в преддверии свадьбы. Вир отклонил предложение брата составить ему компанию и послал записку Холбруку, назначая встречу на той же явочной квартире, что и в прошлый раз.
«Бордельчик», как они в шутку прозвали это укромное местечко, всегда веселил маркиза кричащими расцветками и неуклюжими, но искренними претензиями на элегантность. Но сегодня ковер «под тигровую шкуру» и пурпурные абажуры неприятно резали глаз.
Вскоре явился и Холбрук. Вир бросил ему шифрованный документ.
— Из сейфа Дугласа. Сегодня он твой.
— Благодарю, милорд. Как всегда, чисто сработано, — заметил агент. — Скопируем в один момент.
Он протянул Виру бокал грушевого бренди[30] — любой фруктовый бренди приводил Холбрука в восторг.
— Я так понимаю, тебя можно поздравить.
Маркиз удержался от замечания, что собеседнику вряд ли пристало поздравлять с супружеством кого бы то ни было, учитывая, что покойная леди Холбрук некогда пырнула мужа ножом.
— Спасибо.
— И что же произошло?
Вир зажег сигарету и затянулся, пожав плечами.
— Не самый лучший случай в безупречной карьере, да? — лениво прокомментировал коллега.
Вир щелчком стряхнул пепел.
— Племянница подозреваемого, не кто-нибудь, — поигрывал Холбрук бахромой вышитой бисером салфетки.
— Моим чарам неведомы исключения, — осушил маркиз бокал. Довольно болтовни. — Кажется, была какая-то родственница, у которой Дуглас останавливался в Лондоне?
— Да, некая миссис Джон Уоттс. Джейкоб-Айленд, Лондон-стрит, — Холбрук обладал великолепной памятью. — Но она давным-давно умерла.
— Благодарю, — поднялся Вир с места. — Провожать не надо.
— Займетесь этим сейчас, сэр? В день вашей свадьбы?
А что еще ему делать сегодня? Поразвлечься со шлюхами? Напиться до чертиков? Накуриться опиума?
— Ну, разумеется, — спокойно ответил маркиз. — Как же еще насладиться этим днем и всем, что он принесет?
* * *
— Даже не верится — Пенни собрался жениться, — посмеиваясь, сказала Анжелика Карлайл, подруга Фредди еще с детских лет.
Они пили кофе — привычка, привезенная Анжеликой с континента — в гостиной лондонского дома, некогда принадлежавшего ее матери.
Фредерик неоднократно бывал здесь на чаепитиях и обедах, прочел большую часть книг в библиотеке и регулярно заходил по воскресеньям — этот день недели предназначался исключительно для визитов родни и ближайших друзей. Новая хозяйка уже поговаривала о предполагаемых изменениях в интерьере. Но с момента возвращения Анжелики в Англию прошел всего месяц, она пока обустраивалась, так что дом оставался нетронутым. И его привычная обстановка: уютно выцветшие обои с узором из роз и плюща, хранимые с любовью акварели давно усопших тетушек, памятные тарелочки тридцатипятилетней давности в честь серебряной свадьбы Ее Величества, — еще сильнее подчеркивала поразительные перемены в личности самой хозяйки.
