Анн Голон - Анжелика. Маркиза Ангелов
— Почему носы такие длинные и квадратные? — спросила Мадлон.
— Почему? Никто не может сказать точно почему, моя маленькая племянница, но таков последний крик моды. И эта мода весьма полезна! Недавно мессир де Рошфор воспользовался тем, что принц Конде увлекся разговором, и всадил гвозди в носки его туфель. Когда мессир принц собрался уходить, оказалось, что он прибит к полу. Представьте, будь носки немного короче, его ноги были бы пробиты.
— Я думал, обувь создана не для того, чтобы доставлять удовольствие каждому, кому вздумается вбивать гвозди в ноги соседям, — пробормотал дедушка. — Это глупо.
— Знаете ли вы, что король в Сен-Жермене[36]? — спросил маркиз.
— Нет, — сказал Арман де Сансе. — А что в этом необычного?
— Но, дорогой мой, он там из-за Фронды.
Разглагольствования маркиза нравились женщинам и детям, но бедные дворяне, привыкшие к неторопливой речи крестьян, спрашивали себя, не решил ли их велеречивый родственник по своему обыкновению посмеяться над ними.
— Фронда?[37] Рогатка? Но это же детская игрушка.
— Детская игрушка! Вы, верно, шутите, дорогой кузен. При дворе мы зовем Фрондой мятеж Парижского парламента против короля. Слыханное ли дело! Уже несколько месяцев как эти господа в профессорских шапочках бранятся с королевой-матерью и итальянским кардиналом… Они не могут прийти к согласию даже в вопросе налогов, в которых ничего не смыслят, но мнят себя защитниками народа. Одна нападка за другой, и вот уже регентша начинает терять самообладание.
Вы хотя бы что-нибудь слышали о волнениях в прошлом августе?
— Немного.
— Страсти разгорелись из-за ареста Брусселя, советника парламента. Регентша приказала его задержать утром, а он тогда как раз принял слабительное. Когда крики служанки расшевелили чернь, Комминж, командир гвардейцев, не стал ждать, пока арестованный оденется, и потащил его в карету прямо в халате. Не без труда, но ему все же удалось выполнить поручение королевы. Он говорил мне после, что эта конная прогулка сквозь разъяренную толпу была весьма занимательна, словно речь шла о похищении прелестной девицы, а не хнычущего старика, который даже не мог понять, что происходит.
Как бы то ни было, чернь, обманутая в своих ожиданиях, принялась строить баррикады. Вот в чем суть этой игры, в которую играет парижский народ, чтобы выплеснуть свой гнев.
— А королева и маленький король? — с беспокойством спросила впечатлительная тетушка Пюльшери.
— Как вам сказать? Вначале она весьма высокомерно встретила господ из парламента, а затем уступила. Потом они ссорились и заключали мир множество раз. Поверьте мне, Париж в последние месяцы напоминает колдовской котел, в котором кипят человеческие страсти. Париж — славный город, но он скрывает в своих недрах столько нищих и бандитов, что избавиться от них можно, разве что спалив всю эту заразу.
Я уже не говорю о памфлетистах и грязных поэтах, перья которых разят словно пчелиные жала. Париж наводнен пасквилями, повторяющими в стихах и в прозе: «Долой Мазарини! Долой Мазарини!» Поэтому мы зовем их мазаринадами.
Королева находит их даже в своей постели, и ничто более не способствует бессоннице и не портит цвет лица, как эти, невинные на первый взгляд, листочки бумаги.
Короче, разразилась драма. Господ из парламента давно мучили подозрения; они все время опасались, что королева тайно увезет маленького короля из Парижа, и трижды являлись под вечер с целым войском, чтобы попросить разрешения посмотреть, как спит прелестный ребенок, а на самом деле убедиться, что он никуда не исчез. Но испанка и итальянец хитры. В день Богоявления все при дворе пили, весело пировали и, ни о чем не подозревая, угощались традиционным пирогом. А посреди ночи, как только я вместе с друзьями собрался прогуляться по тавернам, мне пришел приказ собрать людей и экипажи и доставить их к одним из парижских ворот. Оттуда я отправился в Сен-Жермен, где обнаружил королеву, двух ее сыновей, фрейлин, пажей и весь высший свет, расположившийся на соломе в старом замке, продуваемом всеми ветрами. Там был даже Мазарини.
Затем принц Конде[38] возглавил королевскую армию и осадил Париж. Парламент продолжил восстание в столице, но его положение пошатнулось. Парижский коадъютор, принц Гонди, мечтающий занять место Мазарини, тоже присоединился к бунтовщикам. А я последовал за принцем Конде.
— Да уж, хорошие дела творятся на свете, — вздохнул старый барон. — Ни разу во время правления Генриха IV мир не видел подобных беспорядков. Парламентарии, принцы, затевающие бунты против короля Франции, все это влияние идей, что доносятся до нас с той стороны Ла-Манша. Говорят, что бунт английского парламента против короля дошел до того, что они осмелились заключить его в тюрьму?
— И даже уложить его голову на плаху. Его Величество Карл I был казнен в Лондоне в прошлом месяце[39].
— Какой ужас! — ошеломленно воскликнули все вокруг.
— Нетрудно догадаться, что новость не обрадовала никого при дворе, куда к тому же явилась безутешная вдова английского короля с двумя детьми. Тогда и было решено оставаться жестокими и непримиримыми к взбунтовавшемуся Парижу. Поэтому меня послали помогать маркизу де Сен-Мору поднимать армии в Пуату. Я был бы удивлен, если на моих землях и на ваших, дорогой кузен, я не смогу завербовать по крайней мере полк, которым бы смог командовать мой сын. Итак, посылайте всех лодырей и бездарей к моим помощникам, барон. Мы сделаем из них драгунов.
— Значит, опять война? — медленно сказал барон Арман. — А ведь казалось, что все идет на лад. Разве осенью не был подписал Вестфальский мир, закрепивший поражение Австрии и всей Германской империи? Мы думали, что сможем немного перевести дух. Хотя, по правде сказать, нашим краям грех жаловаться, в отличие от деревень Пикардии и Фландрии, вот уже тридцать лет занятых испанцами…
— Люди уже привыкли к этому, — с легкостью ответил маркиз. — Дорогой мой, война — необходимое зло, и требовать мира — почти ересь, если Бог не желает его для нас, бедных грешников. Просто надо всегда быть среди тех, кто воюет, а не среди тех, с кем воюют… Что касается меня, я всегда выбираю первое, благо мое положение дает мне на это право. Одно неприятно — моя жена заняла в Париже… да, другую сторону, сторону парламента. Впрочем, я не думаю, что она нашла себе любовника среди этих важных ученых мужей, ведь у них слишком мало лоска. Но вы же знаете, что дамы обожают интриги, и Фронда их просто очаровала. Они объединились вокруг дочери[40] Гастона Орлеанского[41], брата короля Людовика XIII. Они носят голубые шарфы через плечо и даже маленькие шпаги в кружевных портупеях. Все это очень красиво, но я не могу не беспокоиться за маркизу…
