Мэри Бэлоу - Немного женатый
– Но вы не носили по нему траура?
– Нет. – Она тихо рассмеялась. – Глупо было надеяться, что я смогу вернуться и быть счастливой. Я слишком долго прожила здесь, чтобы уехать, в сущности, всю свою жизнь. Сейчас я это понимаю и предпочитаю, чтобы моя жизнь оставалась прежней.
Или какой она была неделю назад, мысленно поправила себя Ева.
– А кем вам приходится Сесил Моррис? – спросил полковник.
– Его отец и мой были братьями, – объяснила она. – Когда папа уехал из Уэльса и купил Рингвуд, дядя тоже приехал сюда и арендовал у него самую большую ферму. Он много трудился, ферма процветала, и в конце концов он ее купил. Но Сесила всегда мучила зависть к Перси и ко мне. Ему страшно хотелось пробиться наверх и стать джентльменом, богатым бездельником. Отец и Сесил всегда подчеркивали, что безделье – признак благородного происхождения. Я часто думала, что ему следовало бы родиться у моего отца. И вот ведь как случилось: он чуть было не стал его наследником. Только благодаря вам Сесилу это не удалось.
«Я слишком много болтаю», – подумала Ева. Они уже миновали мост, карета катилась по главной улице Хейбриджа, направляясь к «Трем перьям». Откуда у полковника интерес к ее семье?
– Не знаю, следует ли мне танцевать, – сказала Ева. – Ведь я еще в трауре.
– Но вопреки желанию вашего брата, – напомнил он. – По-моему, танцы – главное развлечение на балу. А этот бал в нашу честь. Вы всех разочаруете, если весь вечер просидите, надувшись, в углу. Или вы желаете обидеть своих друзей?
Конечно, полковник совершенно прав. Тетушка Мэри будет разочарована. И все остальные. И она сама. Внезапно она почувствовала, как ее охватывает радостное возбуждение, как это было в Лондоне два дня назад. Ей захотелось воспользоваться каждой минутой счастья, прежде чем она в одиночестве начнет жалеть о том, от чего так решительно отказалась.
– Вы танцуете? – спросила она. Ей трудно было такое представить. – Мадам, – сказал он, – прежде чем джентльмен выучит наизусть азбуку, он уже владеет изящным искусством танца.
Ева засмеялась. Вот опять его скрытый, неуловимый юмор.
Она призналась себе, что с нетерпением ждет начала празднества.
* * *Собравшиеся представляли собой действительно пестрое и неинтересное общество. Бьюкасл назвал бы его вульгарным. Множество совсем юных девушек, которые, очевидно, еще не выезжали, танцевали, смеялись и поглядывали на молодых людей. Те краснели, стараясь вести себя непринужденно, и от этого выглядели развязными и неуклюжими. Дамы постарше были оживлены, смеялись и слишком громко разговаривали. Мужчины долго и нудно рассуждали о войне, стараясь доставить удовольствие Эйдану, и о сельском хозяйстве и охоте, чтобы доставить удовольствие себе. Играл оркестр, состоявший из двух скрипок, бас-кларнета и флейты. В игре музыкантов было больше воодушевления, нежели мастерства. Столы ломились от множества сладких и жирных деликатесов, а вина хватило бы на то, чтобы напоить батальон закаленной пехоты.
Эйдан никогда не был любителем балов или светских вечеров, даже если их устраивали люди с самым утонченным вкусом. Но он понял, как важно его присутствие здесь и что за всем этим весельем скрывается доброжелательность. Соседи любили Еву, в этом не было сомнения. Они на самом деле тревожились за ее судьбу и от души радовались тому, что она замужем и останется жить в Рингвуде, будет его хозяйкой. Но они желали ей большего. Они хотели видеть рядом с ней мужа, чтобы убедиться, что ее брак настоящий, хотя был заключен поспешно и не был браком по любви, и по стечению обстоятельств полковник вынужден завтра уехать. Эйдан решил сыграть свою роль, сделать то, чего от него ожидали.
Они с Евой открыли танцы. Он встал во главе мужчин, а она во главе женщин, лицом к нему. Это был быстрый танец, и скоро Ева раскраснелась, ее глаза заблестели. Он знал, что она почти год не танцевала, но сейчас она двигалась легко и грациозно и явно получала удовольствие. Она улыбалась, в конце танца даже рассмеялась. Эйдан не сводил с нее глаз. Отчасти намеренно, чтобы это заметили ее друзья и соседи, внимательно наблюдавшие за ними. Отчасти потому, что на Еву было приятно смотреть: она была высокая, стройная, оживленная, удивительно похорошевшая. И еще потому, что полковник знал: через день он попытается вспомнить, как выглядит Ева, и едва ли ему это удастся. Но она навсегда останется его женой.
В течение вечера полковник еще трижды танцевал с Евой. Здесь, на сельском празднике, не очень соблюдали правила светского этикета. В перерывах между танцами, когда они беседовали по очереди почти со всеми присутствующими, он не отпускал ее руку. Несколько раз она танцевала с другими мужчинами, а он стоял и наблюдал за нею. Он тоже танцевал с другими женщинами – с миссис Робсон и мисс Райе в том числе. Танцуя и разговаривая с гувернанткой, он внутренне усмехнулся, представив, что было бы, если бы сейчас его увидел Бьюкасл. Его хватил бы апоплексический удар, если бы он к тому же узнал историю этой женщины. А что подумала бы мисс Нэпп?
Кроме закусок и напитков, которые им предлагали весь вечер, в половине двенадцатого все сели за стол в соседней комнате, где был подан ужин. Как только успели все приготовить, имея в своем распоряжении всего полдня, Эйдан не мог себе представить. Это был настоящий банкет с речами – их произнесли Джеймс Робсон и преподобный Томас Паддл – и тостами – к сильному смущению Эйдана, ему пришлось произнести ответный спич.
– Мы с женой хотим поблагодарить всех за щедрость и доброту, с которой вы устроили этот вечер в нашу честь, – начал полковник и замолчал. Казалось, больше ему нечего сказать. Он посмотрел на Еву. Она опустила глаза и смотрела на свою руку, лежавшую на скатерти. – Капитан Персиваль Моррис был моим другом, – продолжил он, погрешив против истины. – И его сестра тоже стала моим другом еще до того, как я познакомился с ней. То, что мне удалось ее выручить, когда она оказалась в трудном положении, женившись на ней, для меня большая честь. Только обстоятельства заставили нас так поторопиться со свадьбой. Я могу сказать, что позднее она все равно состоялась бы, вероятно, с большей пышностью, в присутствии большего количества родных и друзей, но воспоминания, которые мы унесли бы с собой, были бы не более драгоценны, чем те, которые оставила у нас скромная свадебная церемония в Лондоне.
Последовали дружные аплодисменты и одобрительные крики. Рука, лежавшая на столе, оказалась в его ладони.
– Завтра я уеду, – закончил Эйдан. – Прежде чем вернуться в свой полк, мне надо закончить дела. Я неохотно покидаю мою жену, но знаю, что о ней будут заботиться ее тетя, любящие ее друзья и соседи. До моего возвращения.
