Мэри Бэлоу - Немного женатый
Ева пересмотрела весь свой гардероб, выбирая подходящее платье для предстоящего вечера. Все ее наряды давно уже вышли из моды. В минувшем году она носила траур, а прежде чаще всего проводила вечера дома с отцом. Его здоровье все ухудшалось и не позволяло ему участвовать в жизни местного общества, что всегда было для него очень важно. Она остановила свой выбор на серебристо-сером шелковом платье. Ей казалось неуважением к памяти Перси не носить траура вопреки высказанному им желанию. Эдит причесала ее и предложила ради праздника надеть серебряную цепочку и серьги.
Все-таки нехорошо со стороны тетушки, Серины и других соседей устраивать праздник, думала Ева, спускаясь в гостиную. Она волновалась, как молодая девушка перед первым выездом в свет. Это празднество выглядело явной уловкой тетушки, попыткой задержать полковника в надежде на то, что их союз превратится в нечто большее, чем брак по расчету. Еву это очень смущало. Ее изумило согласие полковника остаться, но она догадывалась, что его решение подсказано чувством долга. Она надеялась, что Эйдан не рассчитывает встретить здесь то изысканное светское общество, к которому, будучи сыном герцога, он, должно быть, привык.
Он ожидал ее в гостиной. Тетя Мэри и Тельма уехали пораньше, чтобы помочь приготовить комнаты к торжеству, по крайней мере так объяснила тетушка, оставляя их наедине. Ева и полковник должны были появиться в «Трех перьях» вместе.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Ева. – Вам, наверное, хотелось бы оказаться сейчас на пути домой.
Эйдан поклонился и оглядел ее с головы до ног, но ничего не сказал о выбранном ею платье. Он был в парадном мундире, но не в сапогах, а в бальных туфлях.
– Я не мог отказаться, – ответил он. – Дело в том, что я могу уехать завтра и вернуться к моей обычной жизни, словно ничего не изменилось. Для вас это будет не так просто. Вам придется продолжать жить здесь с соседями, которым хорошо известно, почему вы вышли замуж и почему живете одна без мужа. Мне бы не хотелось, чтобы они думали, что между нами нет добрых отношений или… уважения. Должен признаться, я был неприятно поражен, когда миссис Причард объявила о празднестве, но я быстро понял, что это именно то, что сейчас нужно.
Он говорил сдержанно и бесстрастно. «Что заставляет его остаться – доброта или долг?» – думала Ева. Она и раньше искала в его взгляде доброту или юмор, но… Эйдан никогда не улыбался. Она кивнула, и полковник, взяв накидку, набросил ее на плечи Евы, а затем подал ей руку.
Дождь прекратился около часа назад, но камни террасы оставались мокрыми. Похолодало. Усаживаясь в карету, Ева дрожала. Интересно, где сядет полковник – рядом с ней или напротив? Он сел рядом. Правой рукой и бедром она ощущала тепло его тела.
– Будут танцы, – сообщила ему Ева, – а играть будут местные музыканты. Нас ждут карточные игры, разговоры и легкие закуски. Вам это покажется совсем неинтересным, может, даже ужасно глупым.
– Не извиняйтесь, это будет совершенно приличное и непринужденное сельское развлечение.
Она вспомнила, как однажды рассказала Джону о празднике, на котором была недавно и очень там веселилась. Он притворно содрогнулся и сказал, что предпочел бы оказаться в темнице с крысами, чем участвовать в таких вульгарных развлечениях. Тогда Ева просто рассмеялась, Джон тоже хохотал и переменил тему. Поступил бы Джон так же, как полковник, только ради того, чтобы она вызывала уважение, а не жалость у своих соседей?
– Я не могу забыть, – заметила Ева, – что вы сын и брат герцога, что вы – лорд Эйдан Бедвин.
– А вы – леди Эйдан Бедвин, – напомнил он, когда карета тронулась.
– Самозванка! – Она рассмеялась.
– Нет. – Он посмотрел на нее. – Моя жена.
Ева вздрогнула. Она все еще не осознавала реальности происшедшего. Она была замужем, и в то же время не была. У нее был муж, и в то же время его не было. Через неделю ей будет казаться, что он существовал лишь в ее сне. Но они останутся женатыми навсегда, пока смерть не разлучит их.
– Вы все еще в полутрауре, – заметил он. – Хотя со времени смерти вашего отца прошло уже более года.
– Разве я выказываю кому-то неуважение? – спросила она. – Я не могу не помнить, что всего лишь четыре дня назад все мои соседи и друзья собрались на поминальную службу в память о Перси. А уже сегодня они будут праздновать мое замужество.
– Такова жизнь, – сказал он. – Она продолжается даже после самых ужасных трагедий.
– Мне кажется, – ответила Ева, слегка сдвинув брови, – вы знаете это по собственному опыту.
Его темные загадочные глаза стали совершенно непроницаемыми. Это было страшнее выражения любого чувства. Ева поежилась от холода. Несколько минут они молчали.
– Вы носите траур по своему брату? – спросил он. – Вопреки тому, что он просил вас не делать этого?
– Как же я могу поступать иначе? – вздохнула она. – Нас было только двое. Мы всегда были очень близки, даже после того, как он поссорился с отцом и переехал к моему двоюродному деду. А потом он… но я не хочу наводить на вас скуку. – Она отвернулась к окошку, за которым в сгущавшихся сумерках мелькали деревья.
– Расскажите же мне, – попросил он.
– Мой двоюродный дед был купцом и владельцем магазина, почти таким же богатым, как отец. Но он не стремился к более высокому положению в обществе, не стремился войти в круг местного дворянства. Он был вполне доволен своей жизнью и успехами. Когда он умер, все его состояние перешло к его сыну, кроме некоторой суммы денег, которой хватило на исполнение мечты Перси – покупку офицерского патента в кавалерийском полку. Отец пришел в ярость, но не смог ему помешать. Однако он переписал свое завещание.
– А сын не возражал? – спросил полковник.
– Джошуа? Нет. – Она покачала головой. – Они с Перси были добрыми друзьями. Он хотел на мне жениться. – Вероятно, ей не следовало упоминать эту излишнюю подробность.
– Джошуа? – переспросил он. Ева несколько смущенно улыбнулась.
– Мне было девятнадцать, а ему двадцать восемь. Он был богатым, самоуверенным, красивым, к тому же родственником и другом Перси. Я чувствовала себя здесь одинокой. И подумала, что могу вернуться поближе к своим корням, так сказать. Вернуться в родной Уэльс, к близким мне людям, хотя моя мать была англичанкой по рождению.
– Ваш отец не допустил этого брака?
– Разумеется, Джошуа не был дворянином. Ни по каким меркам. Он даже коверкал слова. Отец не разрешил нам пожениться. Я была в отчаянии, но через месяц забыла о Джошуа. Он женился через полгода после моего отказа, и него теперь трое детей. И он по-прежнему преуспевает в делах.
