Сьюзен Виггз - Ворон и роза
— Что произошло? — спросил отец Эмиль.
— Пятнадцатого апреля, — сказал драгун, — австрийцы разбили нас надвое. — Он поморщился, когда Лорелея начала обрабатывать рану на руке. — Мы приняли на себя основной удар. Массена повел своих солдат в Геную. Остальные переправлялись на другую сторону реки Вар.
Курьер шумно прихлебывал свой чай, но было видно, что ему хотелось чего-нибудь покрепче.
— Нам двоим, удалось прорваться сквозь колонну австрийских уланов и скрыться в горах.
— Ранение саблей? — спросила она у драгуна.
Он угрюмо кивнул.
— Мы должны отвезти новости генералу Ланессу в Лицен, — сказал курьер. Сейчас Массене требуется армия резерва, иначе его войска умрут от голода в Генуе.
Дэниел понял, что время истекло. Война и опасность разоблачения надвигались на него со всех сторон. Он должен увезти отсюда Лорелею.
Первым делом, нужно положить конец игре в кошки-мышки. Вильгельм Телль уйдет назад в легенду, где и должен находиться.
Настало время взлететь Ворону.
ГЛАВА 6
Месса тянулась так же медленно, как и весеннее таяние снега в горах. Лорелея нервничала. Она перевела взгляд с резной деревянной кафедры на изображение Святого Бернара из цветного стекла за алтарем.
Ей хотелось уйти отсюда и найти Вильгельма. Трактат был закончен. Они отошлют его сегодня в Коппе с Эверардом. Девушка судорожно сжала руки. Она презирала ложь, даже если та была во спасение. Но соблазн достичь своей цели пересилил. Вильгельм сказал, что ее научные поиски не причинят никому вреда. Все человечество только выиграет, если ее теория поможет победить смертельную болезнь. А что касается их поцелуя, то Лорелея сказала себе, что этот момент принадлежит скрывающейся в ней таинственной женщине и нет надобности делиться им со священниками, которым этого не понять.
Каноники принялись читать монотонными голосами молитву. Отец Эмиль, ризничий, поднял дароносицу. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, играли на гранях драгоценных камней большого сосуда.
Служба закончилась пением. Лорелея встала и направилась к выходу из часовни.
Освещенный разноцветными бликами льющегося из окна света, Вильгельм стоял у нефа. Лорелею охватило желание. С каждым днем ее пробуждающаяся страсть к незнакомцу становилась все сильнее. Только от одного его вида ее тело бросало в чувственную дрожь.
Девушка уже направилась было к нему, чтобы поздороваться, но что-то в выражении его лица остановило ее. Хотя мужчина еще и опирался на свою трость, но уже держался достаточно бодро. Даже при мягком освещении его лицо было суровым и недоступным. В его глазах Лорелея увидела непобедимую боль.
— Друзья мои, — произнес он спокойным голосом, который сразу же привлек к себе внимание всех присутствующих, — ваша забота и терпение исцелили меня. Ко мне вернулась память.
Услышав такую новость, Лорелея бросилась к нему:
— Ты вспомнил! О, Вильгельм…
— Нет. Не Вильгельм, — он окинул ясным, холодным, как зимнее небо, взглядом каноников и послушников, которые собрались вокруг, чтобы послушать. — Дэниел. Меня зовут Дэниел Северин.
«Нет, — подумала Лорелея, почему-то вдруг разволновавшись. — Ты — Вильгельм. Мой Вильгельм».
— Дэниел Северин, — прошептал один из присутствующих.
Лорелея внимательно пригляделась к стоявшему перед ней мужчине. Его прежний образ разрушился, а потом сложился в совершенно новый:
— Наконец-то тайное стало явным, — резко прозвучал голос отца Джулиана. — Сознаюсь, что нас выбивало из колеи то, что в приюте живет человек, потерявший память. Пойдемте завтракать, и там вы нам все расскажете.
Лорелея прикоснулась к здоровой руке Дэниела. Мышцы под ее пальцами напряглись.
— Мы не должны давить на него, отец Джулиан.
— Я себя хорошо чувствую, — быстро произнес Дэниел, не отрывая глаз от настоятеля.
Большая возбужденная толпа направилась в трапезную. Утреннее солнце заливало своим светом долину, играя золотистыми бликами на гладкой поверхности озера. Чистый, прозрачный, как горный хрусталь, воздух вливался в грудь Лорелеи.
Дэниел Северин шел ровно, но она знала, что его колено еще болело.
— Что случилось? — спросила она. — Неужели солдаты, которые Прибыли сюда прошлой ночью, узнали тебя? Неужели к тебе сразу вернулась память?
— Не все так драматично, Лорелея. Просто я проснулся сегодня утром со знанием — кто я такой.
— Не похоже, чтобы тебя это обрадовало. Его губы изогнулись в ироничную улыбку.
— Может быть, я пришел в себя благодаря твоим рассказам об изгнанных благородных героях и захватывающих приключениях. Я был немного разочарован, обнаружив, что я всего лишь обыкновенный человек.
«Как гладко и легко он говорит о себе, — подумала девушка. — Словно это удивительное выздоровление для него мало что значит».
— Действительно, — сказал отец Джулиан, который шел по другую сторону от Дэниела. — Но, тем не менее, мы с нетерпением ждем вашего рассказа о том, что вас привело сюда, — его серые глаза холодно сверкнули. — Человек не отважится отправиться в марте через перевал Большой Сен-Бернар без особых на то причин.
За завтраком, поедая сосиски с твердым сыром, Дэниел поведал свою историю. Он не понимал, почему так нервничает, — ложь была его второй натурой уже многие годы.
— Я путешествовал в Берн, — начал он.
— У вас там были дела? — спросил настоятель.
— Да. От имени и в интересах Жана Мьюрона. Он замолчал, положил руки на стол и окинул взглядом своих слушателей. Каждый из них прореагировал на хорошо известное имя. Знакомая зависть вновь завладела сердцем Дэниела. В глубине его души скрывался другой человек, его второе «я», который стремился вселить в швейцарцев хоть каплю того восхищения, какое они испытывали к Мьюрону.
— Вы тоже патриот? — спросил отец Дроз.
Над этим вопросом Дэниел все время размышлял, но так и не смог на него ответить. Вместо ответа он заявил:
— Мьюрон заключен в парижскую тюрьму. За столом послышались возмущенные голоса. — Боже милостивый, — воскликнула Лорелея. — За что?
— Его обвиняют в краже сокровищ из Берна — золота, которое Бонапарт перевозил в Париж, чтобы финансировать свой поход.
— Значит, — проворчал отец Клайвз, — Бонапарт тратит швейцарское золото на свои победы?
— А что он потом будет делать? — нахмурившись, спросил отец Ансельм. — Навязывать свою политику независимым округам Швейцарии?
— О Боже, нет, — пылко воскликнула Лорелея. — Ни один истинный швейцарец не станет терпеть иностранных законов и приказов.
