Шерри Томас - Не в силах забыть
Он провел рукой по ее животу. Брайони была теплой и неподвижной, словно ожившая статуя, сотворенная Пигмалионом.
Лео обнял ее и прижал к себе. Она попыталась высвободиться, скорее для видимости, но тотчас замерла. Он коснулся губами ее подбородка и щек. Брайони отвернулась, как будто боясь, что он поцелует ее в губы. Лео нежно приник ртом к ее уху. Дыхание Брайони участилось, из горла вырвался тихий стон.
Руки Лео скользнули по ее спине вниз и обхватили упругие округлые ягодицы. Брайони всхлипнула, почувствовав, как внутри ее снова набухает и твердеет его плоть. Лео блаженно вздохнул: в ее возгласе слышалось острое, неистовое желание.
Медленно повернувшись на узкой походной кровати, он опрокинул Брайони на спину и накрыл ее тело своим. Потом поцеловал в шею, коснулся губами ключиц и груди. Ее бедра качнулись ему навстречу, и Лео обдало обжигающей волной жара.
Пальцы ее сомкнулись на его запястьях. На мгновение Лео испугался, ему показалось, что Брайони хочет его оттолкнуть. Но ее руки взметнулись вверх и обвили его шею.
Замершее было сердце Лео заколотилось вновь. Тело пришло в движение, захваченное исступленным ритмом любви. Однако пылкий отклик Брайони оказался слишком сильным искушением, и вскоре Лео, опьяненный желанием, беспомощный, задыхающийся, замер, сдерживаясь изо всех сил, желая доставить ей наслаждение.
Но вот по телу Брайони прошла дрожь блаженства, и страсть, теперь уже ничем не сдерживаемая, захлестнула их обоих.
Он пронзил ее плоть, властно утверждая свое право обладателя, покоряя и подчиняясь, давая и забирая взамен. Он чувствовал себя господином и рабом.
Как только Брайони пришла в себя, она тотчас соскользнула с кровати и, подхватив ночную рубашку, поспешно стала надевать ее.
— Останься со мной, — попросил Лео.
— Я лучше пойду.
— Значит, ты просто использовала меня? — улыбнулся Лео, отлично сознавая, что Брайони на такое не способна.
Ей потребовалось добрых полминуты, чтобы найти рукава ночной рубашки и просунуть в них руки. К этому времени Лео успел встать с кровати и зажечь лампу.
— Не уходи.
— Уже поздно.
— Когда ты пришла, уже было довольно поздно. — Обычно Лео надевал на ночь лишь пижамные брюки, но на этот раз накинул на себя и полотняную индийскую рубаху, оставив расстегнутыми три верхние пуговицы. В колеблющемся свете лампы загорелая шея и грудь Лео, видневшиеся в вырезе рубахи, казались золотистыми. — Присядь.
Брайони покачала головой.
Лео нежно погладил ее пальцем по щеке.
— Ты собираешься заставить меня стоять, невзирая на мое состояние?
С медицинской точки зрения Лео был совершенно здоров и смог бы простоять не один час. Вдобавок утром путешественникам предстояло преодолеть перевал Ловарай. Но недавний больной по-прежнему выглядел слишком истощенным, и Брайони понимала, что ему требуется больше отдыхать.
Она неохотно присела на край кровати. Лео уселся рядом, обняв ее за плечи.
— Я не кусаюсь, ты ведь знаешь, — обронил он. — Но у меня неплохо получается лизать.
— Мне это ни к чему.
— Я мог бы лизать там, где тебе хочется, что скажешь?
— Нет. Больше этого не повторится.
— Хм. Тогда почему это вообще произошло? — Он поцеловал Брайони в уголок глаза. — У тебя тоже начался бред?
Конечно, это бред. Первобытные инстинкты и сплошное безумие.
— Прости. Такого больше не случится.
— Но я хочу, чтобы это случилось, — тихо и страстно возразил Лео.
Брайони молча качнула головой.
— Почему нет? — спросил он.
— Потому что это было ошибкой.
— Как и наш брак? — В голосе Лео уже не слышалось прежней теплоты.
Брайони тяжело сглотнула.
— Совершенно верно.
Лео поднялся и выпрямился во весь рост, едва не касаясь головой потолка палатки.
— Твое сердце превратилось в камень, когда ты потеряла Тодди? — бросил он, стоя спиной к Брайони.
Ее отнюдь не каменное сердце сжалось от боли:
— Пожалуйста, перестаньте. Вы рассуждаете о вещах, о которых не имеете ни малейшего представления.
— Вы правы. Я ничего не знаю о вашем сердце, вы об этом как следует позаботились. Однако ведь вы изучали науки, и вам известно, что иногда косвенные наблюдения могут служить весьма убедительным свидетельством.
— О чем вы говорите?
— О том, что я видел собственными глазами. О неопровержимом доказательстве вашей бесчувственности.
Жаркая душная ночь вдруг показалась Брайони ледяной. Ноги ее вдруг пронзило холодом.
— Это как-то связано с расторжением нашего бра?..
— Нет. — Лео нервно пригладил ладонью волосы. — Вы наверняка давно забыли об этом. Но много лет назад вы получили письмо от женщины по имени Бетти Янг. Вы помогли ей разрешиться от бремени, сделав кесарево сечение. Она писала, что обязательно расскажет ребенку о вас, ибо в час, когда она больше всего нуждалась в помощи, Господь послал ей ангела в обличье женщины-хирурга.
Брайони вздрогнула:
— Я помню это письмо.
— Странно, ведь я нашел его смятым, в мусорной корзине.
— Я не храню все благодарственные письма, которые получаю.
— Мне показалось, что это письмо вам стоило бы сохранить. — Лео резко повернулся и посмотрел Брайони в глаза. — Или, потеряв Тодди, вы так ожесточились, что вам невыносимо было видеть ребенка, чья мать осталась в живых?
Брайони вскочила на ноги, и в следующее мгновение в палатке раздался громкий хлопок. Лишь потрясенно глядя на горевшую ладонь, Брайони поняла, что ударила Лео.
— Не смейте говорить обо мне подобные вещи! — Ее дрожащий голос напоминал рычание. — Не смейте даже думать!
Лео потер щеку тыльной стороной ладони. Выражение его лица осталось непреклонным.
— Почему? Почему бы мне не сделать вполне логичное заключение?
— Потому что ваше заключение неверно.
Губы Лео презрительно скривились.
— Так объясните мне, в чем я не прав. Вам лучше известны мотивы ваших поступков. Почему письмо оказалось в корзине для мусора?
Брайони пребывала в прекрасном настроении. День выдался чудесный. До свадьбы оставалась неделя. Утром Лео заходил к ней в больницу, чтобы попрощаться — он уезжал в Париж, собираясь прочитать цикл лекций, — и врачи, коллеги Брайони, многие из которых видели Марздена впервые, были очарованы обворожительным красавцем, женихом мисс Аскуит. Брайони была наверху блаженства.
Вдобавок в этот день она успешно провела кесарево сечение, хотя случай был трудным, а обстоятельства не совсем обычными. Камеристка одной знатной дамы оставила службу и вышла замуж, но через полтора месяца вернулась к госпоже, поскольку муж ее погиб в результате несчастного случая. Экономка постоянно твердила, что горничная вдова и ребенок ее зачат в законном браке, будто боялась, что ради незаконного ребенка Брайони не стала бы прилагать усердие.
