Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Гермиона отправила такой родителям на свой день рождения как новинку. У волшебников не было граммофонов, а, стало быть, и виниловых грампластинок, поэтому она гадала, как они сохраняют звуки и музыку, чтобы прослушать их позже. Она знала, что портреты могли быть пропитаны на усмотрение волшебника или ведьмы поверхностным отражением разума, и этого было достаточно для поддержания разговора, если задать им правильные вопросы. Эта способность к взаимодействию, как бы она ни была ограничена, делала портреты волшебников лучше виниловых пластинок, которые сохраняли не более пяти минут материала на стороне. Но, в отличие от грампластинок, выпущенных сотнями на фабрике, портреты были дорогими и создавались штучно искусными мастерами, что было недосягаемо для средней семьи, которая не могла позволить себе «сладкоголосого» Лорана Пьемона, художника будуарного портрета, которого Гермиона допросила на втором курсе.

— У меня несметное количество вкусов, мои удовольствия не поддаются объяснению. В это так трудно поверить?

— Нет, — сказала Гермиона, — трудно поверить, что ты можешь обсуждать вопрос вкусов, не пытаясь доказать, что мои отвратительны, а твои лучше.

— Мне нечего доказывать, мы оба это и так знаем, — сказал Нотт с пустым выражением лица. — А теперь, если ты меня извинишь…

— Ты не купил громовещатель, потому что все узнáют красные конверты, — сказала Гермиона, вспоминая, как она в первый раз увидела его на завтраке в Большом зале. От матери Джаспера Гастингса в свой первый год после того, как профессор отправил ей письмо с детальными дисциплинарными действиями, принятыми после случая с Распределяющей шляпой.

Громовещатели были громкими, и назойливыми, и хорошо узнаваемыми, но это и была их суть — они были созданы не только, чтобы отправить кому-то сообщение (если бы это была цель, обычное письмо могло бы выполнить эту задачу без ограничения громовещателя примерно в сто произносимых слов), но чтобы убедиться, что все вокруг будут знать, что сообщение было доставлено.

— И по этой же причине, — она продолжала, — ты стараешься адаптировать чары сокрытия на нём. Заклинание, скрывающее отправителя или цель послания, не будет иметь смысла, если оно придёт в характерном конверте, говорящим голосом отправителя. Какая причина может быть у кого-то, чтобы отправить анонимный громовещатель?

— Без понятия, — сказал Нотт.

— А у меня есть.

Нотт пожал плечами:

— На здоровье.

— Думаю, ты хочешь кого-то разыграть! — сказала Гермиона, бросив на него обвиняющий свирепый взгляд.

— И ты правда рассчитываешь, что я это подтвержу, если собираюсь? — спросил Нотт.

— Просто скажи мне, что это не Том, — сказала Гермиона. Настроения Тома часто были непредсказуемыми, но даже в день, когда он был воодушевлён после прочтения мешка писем от поклонниц, она не могла представить, что он может принять обычный школьный розыгрыш с юмором. Вопреки расхожему мнению, у Тома было чувство юмора, но оно было несколько… идиосинкратическим.

— Это не Риддл.

— Это учитель?

— Нет.

— Это студент?

— До тех пор, пока это не ты, какая разница?

— Значит, — сказала Гермиона, сузив глаза, — это студент.

— Может быть.

— Розыгрыши против правил!

— Только если тебя поймают, — холодно отбрил её Нотт. — Но в настоящий момент здесь нет никакого розыгрыша, за который можно было бы кого-то поймать. Единственная улика, которая у тебя есть, — теоретическое задание, и, возможно, что оно так и останется… теоретическим.

— Ну, теоретически, — сказала Гермиона, — как ты собираешься привести в движение этот свой личный проект? Я вижу, что ты используешь структуру чар громовещателя для начала — последовательность заклинаний, привязанная к пергаменту, которая передаёт сообщение, когда сургуч сломан, и уничтожает себя, когда заканчивает. Но я не вижу никаких вариаций ансуза{?}[ᚨ], которые я бы рассчитывала прочесть у чего-то, чья цель — воспроизвести звуковую запись.

— Я вырезал эту часть, — сказал Нотт. — Мне она не нужна.

— А вот та «последовательность выброса», что бы это ни было, — сказала Гермиона, нахмурившись в раздумье. — Она выглядела очень неуклюжей и бессистемной — будто была взята из чего-то другого и вставлена без учёта того, как она будет балансировать с новым набором параметров: поверхностью, средой и измерением. Я сразу же обратила на это внимание и решила, что это розыгрыш, потому что я уже видела нечто подобное в прошлом. Это напомнило мне детскую игру, знаешь, с маленькими жетонами, которые нужно бросать на пол.

— Это называется плюй-камни, Грейнджер.

— Это игра в камешки для волшебников. Одно и то же!

— Ты волшебник, — сказал Нотт. — Ты обязана знать разницу.

— Я знаю! — сказала Гермиона. — Я никогда не играла в эту игру, но знаю, что плюй-камни стреляют чернилами в проигравшего, поэтому никогда и не хотела присоединиться. И точно так же, как ты списал мои руны сокрытия для этого проекта, ты сделал то же самое с чарами плюй-камней — сохранить, скрыть, изгнать. Твой громовещатель не предназначен для передачи кому-то сообщения. Он предназначен для выброса чернил — нет, это не обязательно должны быть чернила, не так ли? — на кого-то просто ради шутки.

Гермиона сурово посмотрела на него и добавила:

— Что же это будет тогда? Кровь? Грязная вода из ванны? Или какое-то зелье? Это может быть очень опасно, знаешь ли!

— Это не зелье, — сказал Нотт. — Это просто… сок. Тыквенный сок.

— О, — сказала Гермиона, немного успокаиваясь. Сок был неприятен, но не был опасен. Она не одобряла розыгрышей (у Тома, может, и было эксцентричное чувство юмора, но что касалось этого вопроса, у Гермионы не было никакого), но совы во время утренней доставки делали и хуже, особенно когда тяжёлая посылка падала на край блюда и отправляла сосиски, политые горячим маслом, в полёт над столом. — Эм. Значит, ты уже попробовал это?

— Ты хотела сказать, испытал ли я это?

— Да, — сказала Гермиона, — потому что как ещё ты узнаешь, был ли ты прав или нет, кроме как если это сработает? Это личный проект, и без кого-то проверяющего твою работу, конечно, нет другого способа убедиться в этом.

Нотт осмотрел её пытливым взглядом:

— Я… возможно, у меня есть образец, который я испытал несколько раз.

— Как всё прошло? — с любопытством спросила Гермиона. — С таким большим количеством разрозненных элементов, скреплённых вместе, я не могу представить, что результат будет устойчивым. Просочился ли тыквенный сок до того, как ты закупорил его?

— Вообще, оно загорелось, как только я дописал последнюю последовательность, — сказал Нотт. — Потеря двухдневных усилий, и я не могу начать заново, пока не буду уверен, какая часть схемы была нестабильной.

— Там всё нестабильное, — сказала Гермиона. — Ты как будто бы пытаешься сделать гибрид из кролика и гриба в ожидании, что появится пушистое существо, растущее в земле и размножающееся спорами. Даже если тебе удастся создать его, ты не можешь рассчитывать, что оно проживёт больше нескольких дней до того, как… как у него закончится срок годности. И уж не говоря о том, как это жестоко для невинного животного, — она покачала головой. — Думаю, ты теряешь своё время, когда у тебя есть более важные вещи для приоритетов. Ты, должно быть, забыл, что наши Ж.А.Б.А. всего лишь через несколько месяцев! По крайней мере, большинство наших приготовлений для Комнаты были сделаны летом.

— Устойчивое или нет, это не повод сдаваться, — сказал Нотт. — Если волшебник смог вывести первую пару гиппогрифов для разведения, то я уверен, я смогу зачаровать образец громовещателя без того, чтобы он взорвался мне в лицо.

— Волшебники, — с неуверенностью заговорила Гермиона, — создали гиппогрифов?

Она не выбрала уход за магическими существами в качестве факультатива третьего года, в отличие от Тома, вместо этого взявшись за магловедение. Она читала о магических существах — и изучала их для С.О.В. по зельеварению, — но её глубина образования ограничивалась тем, что было в учебных бестиариях. Гиппогрифы были магическими существами, чьи перья использовали для письма и сердцевин палочек, а их печень была ингредиентом для животворящего эликсира, распространённого средства от одышки и усталости, вызванных высотными путешествиями на метле. Она запомнила информацию. Она приняла её как факт, и она верила, что авторы не смогли бы напечатать чего-то в своих книгах, если это было неточным, и она никогда не думала задаться вопросом, почему и как такие животные существовали, потому что они были магическими существами.