На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина

Или Ильзе все-таки достанет разрешения на въезд в Протекторат. И что тогда? Куда Лена повезет ее? Что можно придумать такое, почему ей не хочется «возвращаться» в родные места?

От переживаний и мыслей у Лены настолько разболелась голова, что она еле добралась до дома. Едва она поставила велосипед у крыльца, как дверь распахнулась, и на пороге появился бледный как смерть Людо, схвативший Лену за руку и буквально втащивший ее внутрь.

Кристль попалась при очередной передаче военнопленным!

Это было первым, что пришло в голову Лены, когда Людо закрыл за ней дверь, окинув улицу за ее спиной внимательным взглядом. Но нет, Кристль ждала ее возвращения в гостиной, напряженно замерев у радиоприемника, который молчал. Ее спина была такая ровная, а лицо таким белым, что это без лишних слов говорило, что что-то стряслось.

— Ты услышала имя? — вырвалось у Лены. Это единственное, что пришло в голову сейчас, глядя на нервозность Гизбрехтов.

— Какое к черту имя? Ты что-то слышала уже? — тут же откликнулся Людо, и Лена поняла, что и тут не догадалась о причине поведения немцев. — Надеюсь, ты ничего не сказала такого? Не выдала себя ничем? — и видя ее недоуменный взгляд, пояснил. — Только что Берлин объявил, что сегодня на жизнь фюрера было совершено покушение.

— Он мертв?!

— Видишь! Хорошо, что я сказал тебе об этом! — вперил в нее палец Людо. — Такая надежда и радость на лице, что прямо и лишних слов не надо! Сколько сейчас вот так выявят врагов рейха — уму непостижимо! Нет, он жив. Сказали, что он получил только легкие ожоги и царапины. Провидение спасло его для великих дел, так заявил Берлин. Позже он сам выступит, чтобы развеять какие-либо слухи.

— Почему не сейчас? — не хотела терять надежды Лена. Если Гитлер действительно мертв, то это означает, что все, война закончится гораздо раньше, чем она полагала. Это ли не счастье? — Он может быть действительно мертв. А все это так, для отвода глаз…

— Нет! Нет! — потряс головой Людо, кривя рот, словно съел что-то кислое. — Это все специально! Я думаю даже, что никакого покушения не было вовсе. Что он просто придумал все это, чтобы побольше выявить тех, кто против рейха и его политики. Это все хитрый ход и только! Потому мы должны быть очень осторожны сейчас. Я не пойду в пивную, там только и будет ненужных разговоров, а потом каждый донесет на соседа по стойке. И мы все даже носа не кажем сегодня на улицу. И шторы задернем. А если будут спрашивать завтра, что мы слышали или вообще думаем обо всем этом, будем молчать как рыбы. Говорить сейчас что-то в какую-либо сторону — подобно самоубийству. Ни за что не угадать, кто стоит за всем этим и для чего это было сделано. Затаимся и будем молчать. Тот, кто ничего не делает, кто просто переживает, вот кто выживет сейчас.

— Как крысы в щелях! — не удержалась Лена, видя этот ничем неприкрытый страх на лице Людо. В отличие от него Кристль казалась совершенно спокойной. Хотя это ей сейчас полагалось принимать сердечные капли при ее болезни, а не ее супругу.

— Крысы в щелях! — едко передразнил Лену Людо, задетый за живое этим скрытым намеком в свою сторону. — Ты сама сейчас живешь, как эта самая крыса, смею напомнить! Не ты ли бросила своих русских, когда поняла, чем тебе это грозит? Ради своей жизни, разве нет?

В этот раз Лене пришлось отвести взгляд в сторону первой, чтобы не выдать себя с головой при этих словах. Людо вовсе не следовало знать о том, что происходит за его спиной. А думать о ней он может все что угодно.

— Я думаю, что это всего лишь уловка фюрера, — настаивал на своем Людо, раскуривая трубку в попытке успокоить нервы. — Или гестапо. Чтобы выявить всех, кто против рейха. Помяните мое слово, это всего лишь уловка.

За ужином от волнения никому кусок в горло не лез. Нервы были напряжены настолько, что вздрагивали при каждом шорохе, доносившемся с улицы. Но эти звуки были редкие — казалось, Фрайталь весь вымер в ожидании, когда радио снова заговорит.

Около часа ночи спустя несколько напряженных часов ожидания радиоприемник проснулся и заговорил голосом, с теми самими ненавистными оттенками, которые Лена успела хорошо узнать. Сомнений не было. Гитлер был действительно жив. И покушение действительно было, Людо ошибся на этот счет. Иначе фюрер не позволил бы себе той странной истеричной интонации, которая все же вырвалась при упоминании заговорщиков.

…маленькая клика тщеславных, бесчестных и преступно глупых офицеров, не имеющих ничего общего с Германскими вооруженными силами, а тем более с германским народом, организовала заговор с целью устранить его и одновременно свергнуть верховное командование вооруженных сил. Бомба, подложенная полковником графом фон Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах от него и серьезно ранила нескольких преданных сотрудников, одного смертельно. Сам он остался цел и невредим, если не считать незначительных царапин и ожогов, и он рассматривает это как подтверждение воли Провидения, чтобы он продолжал дело всей своей жизни — борьбу за величие Германии. Теперь эта крошечная кучка преступных элементов будет безжалостно истреблена…

Слова, от которых у всех в гостиной на Егерштрассе пробежался холодок по коже. Потому что каждый здесь понимал, что это не просто слова. Это реальные угрозы.

— Начинается «охота на ведьм», — произнес Людо глухо, отводя воротник рубашки от шеи, словно ему не хватало воздуха. Лена только позднее поняла смысл его слов, когда само время показало, что он имел в виду.

Разумеется, начальник бюро и думать забыл о том, что хотел «публичной порки» Лены на завтрашнем собрании. Вся редакция гудела, как встревоженный улей, передавая сведения о «неофициальной» стороне покушения тайком в курилках или в углах кабинетов.

— Рехнуться можно! — раскуривала Ильзе сигарету, отойдя от остальных на приличное расстояние. Она вызвала Лену из бюро на короткий разговор, чтобы успокоить ее, сообщив, что ее данные так и не запрашивали в отделе кадров. — Ты ведь слышала вчера?.. Это просто рехнуться! Говорят, это просто кучка заговорщиков, но это не так. Граф фон Штауфенберг! Его расстреляли прямо там, на месте, вместе с его адъютантом фон Хафтеном. Все сплошные «фоны»! Да еще и почти все генералы, как говорят! Недаром нам твердили, что все эти «фоны» совершенно ненадежные в политическом отношении. Фюрер был прав во всем. Сейчас пойдет чистка везде, Лене. Мести будут без особого разбора, потому будь осторожна. Не обсуждай ни с кем это покушение. А лучше — осуждай его яростно. Даже в вашем бюро есть те, кто слышит и записывает все лишнее.

— Ты же знаешь, что я…

Но Ильзе не дала ей договорить. Оборвала на полуслове, резким щелчком отправив в ведро окурок.

— Я знаю, Лене. Но все равно!..

Ильзе оказалась права. Германию залихорадило, причем так, что удивляло Лену всякий раз. Каждый день выходили газеты с сообщением о «каре», которая постигла тех, кто был причастен к заговору (многие кончали жизнь самоубийством) или о том, что гестапо арестовало очередного заговорщика. Месть рейха пала не только на них, но и на всю семью, вплоть до двоюродных братьев и сестер. «Кровная месть» [144]. Так называли газеты этот варварский способ наказать тех, кто планировал переворот и потерпел в этом поражение.

Людо белел всякий раз, когда читал эти новости, словно ему самому грозило разделить эту участь. Лену же удивляло, сколько среди этих людей, которых осыпали проклятиями в статьях газет, тех, кто принадлежал к кругу фон Ренбек. Некоторые имена она узнала — они были на письмах, приходивших на имя баронессы, а у одного графа та даже как-то провела несколько дней в австрийском имении. Заговор шел не только из дворянского круга, он был зарожден и воплощен в армии, среди высокопоставленных лиц. Невольно приходил в голову вопрос, как бы поступил Рихард, будь он жив на этот момент.

Знал бы он о том, что происходит в его кругах? Принимал бы в этом участие? Или он остался бы по-прежнему верным присяге, которую когда-то дал своему фюреру? Вопросы, на которые ей уже никогда не узнать ответов. И наверное, это было только к лучшему…