Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Один за другим они ушли. Я чувствовала себя нагой, как атлет перед соревнованиями.
— Каков план сражения? — спросил Мардиан, коснувшись моего плеча.
— Публикола командует флотом, — ответила я. — Антоний поведет кавалерию, Канидий — пехоту. Уклониться от сражения противник не сможет: они встали лагерем лишь несколько часов назад и не имели времени, чтобы окопаться и отсидеться за валами.
Второго Актия не будет.
Он покачал головой.
— А как мы… узнаем?
— По возгласам возвращающихся солдат. Если мы возьмем верх, они будут кричать: «Анубис!»
— Самое то, — буркнул Мардиан.
Полдень, но вчерашней жары нет: нас охлаждает свежий бриз. Я снова на стенах и вижу отсюда два флота — выстроившиеся в боевом порядке, но неподвижные. Почему никто не вступает в бой? Чего они ждут?
И вот, вцепившись в мраморный край стены, я вижу, как весла опускаются в воду, взметают фонтаны брызг, поднимаются и синхронно опускаются снова, устремляя корабли вперед. Наш флот движется к выходу из гавани, к волнолому, где ждут корабли Октавиана.
Неприятельские суда тоже приходят в движение, но не идут в атаку, а, напротив, слегка отступают. Похоже, они решили сделать ставку на оборону.
И вот корабли сблизились на расстояние, позволяющее пустить в ход баллисты и катапульты. Почему наши не стреляют? Стреляйте! Обрушьте на них град камней!
Но ни одна машина не выпускает заряда. Более того — я не верю своим глазам, но это так: наши корабли разворачиваются, как бы подставляя противнику борта, и сушат весла в знак мирных намерений! Они приветствуют флот Октавиана.
Грянули крики, и в воздух полетели шапки в знак радостного воссоединения. Два флота братались. Наши военные корабли — и те, что удалось увести от Актия, и новые — перешли на сторону врага.
Это произошло несколько часов назад. Я знала, что мы проиграли, Дионис лишил нас своей милости. Я спокойно (чем поможет гнев, если все потеряно?) велела увести детей в укрытие, накинула мантию и медленно зашагала к мавзолею. Его широкие двери были распахнуты, предлагая войти.
Позади нас двое рабов несли сундук, где лежали парадные царские облачения, корона и скипетр. Эта корона была более тонкой работы, чем посланная Октавиану, что он, несомненно, заметил. Еще один раб нес корзину с плотно подогнанной крышкой. Рабы поставили свою ношу на пол и удалились.
Внутри не было естественного света, не считая проникавшего с верхнего этажа. Я медлила, не желая продолжать, в безумной надежде услышать чудесный возглас: «Анубис!» В конце концов, вне зависимости от случившегося на море последнее слово за армиями. Оно еще не сказано.
В тишине полуденного зноя я направилась в примыкавший храм Исиды, чтобы вознести последние молитвы. Это, конечно, было простой формальностью, ибо у меня не осталось нужных слов. Я просто стояла молча перед молочно-белой статуей богини и молила ее смягчить сердце Октавиана, дабы он пощадил моих детей и Египет.
«Взгляни на них с милосердием, — просила я, — и сделай так, чтобы часть твоего милосердия передалась ему».
Снаружи подножие храма омывало море. В гавань возвращались корабли.
Времени оставалось совсем немного.
Я спустилась с высокого крыльца храма и вернулась к мавзолею. Сейчас туда уже доносились громкие крики, топот копыт. За стенами города что-то произошло — что-то решающее!
Окликнув подвернувшегося под руку слугу, я послала его на Канопскую дорогу — выяснить, Что происходит. Он умчался со всех ног.
Крики раздавались все ближе, все громче, но на победные кличи они не походили. Просто крики, вопли, грохот копыт, топот ног.
Я остановилась в дверях мавзолея и решила, что не сдвинусь с места, пока не узнаю обо всем. Ждать пришлось недолго.
Посланный слуга, вспотевший и запыхавшийся, вернулся. Он смог заговорить, лишь немного отдышавшись.
— Там… разгром. Легионы разбиты… конница переметнулась к Октавиану.
Он скривился и изогнулся из-за судороги в боку.
— Легионы вступили в бой, но были разбиты? — уточнила я.
Паренек кивнул, по-прежнему держась за бок.
— А командующий Антоний. Он… он погиб?
Юноша покачал головой.
— Не знаю.
— Он вернулся в город?
— Не знаю. Думаю, нет: я не видел его среди возвращавшихся командиров. Одни простые солдаты.
Его дыхание оставалось хриплым.
Итак, Антоний погиб в сражении. Такой смерти он и желал.
Я хотела наградить паренька, но у меня не было ничего, кроме собственных украшений. Вынув из ушей жемчужные серьги, я сунула их ему в руку и зажмурилась, потому что все перед моими глазами пошло кругом, земля едва не ушла из-под ног. Вот как это бывает. Ничего торжественного, никаких прощальных слов, подчеркивающих значение момента. Лишь догадки, предположения, смятение.
«Он жив? Он умер? Я не знаю. Я не думаю».
О Антоний, разве ты не заслужил ничего лучшего, чем безвестность? Разве я не заслужила ничего лучшего, чем неведение? Если я даже не знаю, что с тобой стало, откуда мне почерпнуть отвагу, столь необходимую сейчас?
Он пал на поле брани? Незамеченным? Нет, это исключено — его тело опознали бы по знакам на доспехах. Но оно могло попасть в руки врагов. О нет, это слишком, мне этого не вынести.
Я была ошеломлена и потрясена, словно мы не предвидели такого и не готовились к этому. Ужас лишил меня способности двигаться и говорить. Вокруг царила паника, а я застыла, словно окаменела.
«Мавзолей», — теплилась единственная мысль.
Я должна укрыться там. Вернуться туда, к Мардиану, Ирас и Хармионе. Мне пришлось заставить себя повернуться, оставить позади солнечный свет и возвратиться в гробницу.
Я приказала закрыть внутренние двери. Правда, не главные, из каменных плит — те запечатывались раз и навсегда по завершении последнего обряда, — а дополнительные: прочную решетку из железа и дуба с надежными запорами. Ворваться внутрь враг сумел бы только с помощью тарана.
Несколько часов мы провели там, страдая от отсутствия точных сведений о событиях. Я убеждала себя, что именно недостаток сведений, а никак не малодушие или нерешительность удерживает меня от того, чтобы открыть крышку корзины.
Как долго они способны прожить в корзине? Мне говорили, что много дней. Они подолгу обходятся без пищи, лежат неподвижно, почти не дышат. Накт свое дело знает, мой приказ он выполнил четко. Он сказал, что это самые лучшие особи, пара любимцев Ипувера.
Но ведь мне еще так много надо узнать. Выдержат ли они? Не утратят ли смертоносной силы?
Что-то внутри меня яростно требовало отложить решающий момент, подождать и выяснить, что к чему. Куда спешить, почему я должна непременно умереть сегодня? Может быть, завтра днем или вечером… Сладчайшая Исида, только не сейчас!
