Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Каждый вечер он садился в закреплённое за собой кресло у камина, лучшее место в Общей гостиной Слизерина, и исследовал членов своего факультета. Они и понятия не имели о существовании наследия Слизерина, Тайной комнаты, легенды среди студентов Слизерина. Для них это было не более чем традицией в канун Дня всех святых для первокурсников, идеей, дальнейшее распространение которой зависело от тех немногих, кто мечтал и верил, что она может быть реальной.

В это число не входил Том Риддл, который знал, что Тайная комната была настоящей и кто видел лицо Салазара Слизерина своими собственными глазами. Руки Тома касались каменного образа основателя, распознавали отсутствие следов резца на каменных веках и складках мочек ушей, что говорило о том, что статуя была создана трансфигурацией, такой же гладкой и бесшовной, как трансфигурированные тоннели за пределами Комнаты. Такое могущество и в таком масштабе! В любой другой день Том восхитился бы этим. Он бы говорил об этом с Гермионой и вовлёк бы её в увлечённую дискуссию о том, как это было сделано тогда и возможно ли повторить это сейчас.

Но сегодня, в последние несколько дней, в последнюю неделю теоретическая трансфигурация была лишь проходящей запоздалой мыслью, уступившей место насущной проблеме, занимавшей его разум, нашёптывающей ему каждый час каждого дня. От снов по пробуждении за час до завтрака, когда водянистые окна светились зелёным от восходящего солнца, до тихих часов после отбоя, когда Том смывал с себя в душе въевшуюся грязь, налипшую за день подвергания себя встрече с другими людьми, он слышал, что Комната звала его.

«Комната открыта…»

Она шептала ему, когда Том стоял под капающей лейкой душа, подняв одну руку, чтобы призвать своё полотенце с вешалки. Он едва ли осмеливался дышать, уши силились поймать ещё одно приглушённое слово в мареве клубящегося белого пара.

«Освободившись от дремоты, пробудившись к воздуху и небу… Пробуждённый и ожидающий…»

Шёпот продолжался. На уроках, по дороге на ужин, после собрания старост. Никто больше не слышал тихо произнесённых слов, уж тем более никто не понимал их смысла. Лицо Гермионы оставалось пустым и растерянным, когда он спросил, узнала ли она говорящего.

«Ожидающий…»

Том искал источник шёпота, не до конца позволяя себе поверить, что он происходил из глубины его собственного сознания. Он не мог представить этого. Он знал, что он не был безумен.

«…И ищущий».

Это не было безумием. Не могло быть.

Должно было быть ещё одно объяснение: магия.

Его осторожные вопросы Гермионе не произвели никакого ощутимого результата, и он не собирался спрашивать её о симптомах волшебных болезней, чтобы не пробудить в ней естественный инстинкт вмешательства. В прошлый раз, когда Том испытывал физическое недомогание, Гермиона заставила его принимать зелья и идти в кровать в установленный час каждый день, задушив его благонамеренной заботой. И Том, хоть и любил особое внимание, уделяемое ему в других случаях, не любил, когда с ним обращались как с ребёнком в таком состоянии, но тогда он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Соседи по спальне Тома тоже не заметили никаких странных звуков — не то чтобы он удосужился их тщательно расспросить. Нотт, самый наблюдательный из мальчиков Слизерина, не выглядел, будто что-то услышал, хоть Тому и было трудно отслеживать его, когда Нотт прикладывал немало усилий для стратегического избегания. Нотт обзавёлся странной привычкой покидать Общую гостиную всякий раз, когда видел Тома, пересекающего вход. По вечерам Нотт прятался за шторами своего балдахина, а не присоединялся к играм в карты с другими мальчиками или придумыванию ответов для домашней работы на день. Однако это не было слишком необычным, когда Том вспомнил, что Нотт предпочитал заниматься в библиотеке, где он мог работать в одиночку, без соседей по спальне, подглядывающих ответы через его плечо.

В поисках альтернативных источников советов Том порылся в нижних слоях своего сундука, пока не нашёл разрозненные листы пергамента, скопированные из учебника целительства, который он одолжил у Розье на четвёртом курсе. Medicamenti Magica{?}[(лат.) Магическая медицина], шестой из семнадцати томов: он попросил Розье принести именно этот, потому что он был ориентирован на волшебное целительство разума. До того, как Дамблдор начал давать ему уроки окклюменции на шестом курсе, он искал информацию в более и более неизученных учебниках по магии разума. В конце концов, это было бесполезное занятие, но он узнал о различных формах магического повреждения психики — недуге, который чаще всего возникал в результате любительских Обливиэйт и варки зелий без прочтения инструкций.

Просматривая заметки, он начал перечитывать свой список симптомов.

Сильные колебания настроения?

Не больше обычного, решил он. Это исключало возможность побочной реакции на ингредиенты зелий. Он не принимал никаких зелий, и его не пичкали ими без его ведома.

Незначительные или лёгкие эмоциональные колебания, сопровождаемые слабыми мышцами и тягой на еду в определённые периоды месяца?

В последний раз, когда он проверял, он не был ни женщиной, ни оборотнем. Это было бесполезно. Он перешёл сразу в конец списка.

Видения, иллюзорные фигуры или голоса?

Том перевернул на следующую страницу, его руки дрожали.

Потеря времени в недавних воспоминаниях, неучтённые часы за последнюю неделю?

Хорошая новость, обнаружил Том, что он не был жертвой одержимости через нечаянный контакт с прóклятым артефактом или злобным духом.

Плохой новостью было, что Том был очень уверен в том, что его дилемма не имела отношения к рядовой болезни разума или тела и, скорее всего, его одолевал призрак.

Это было… абсурдным.

Он не знал, что с этим делать, но чем больше он об этом размышлял, тем больше это имело смысл. Хогвартс был одним из самых магических мест Британских островов, пропитанный тысячелетней историей. Тысячу лет студенты творили волшебство в его коридорах, десятки директоров накладывали новые чары поверх старых, сотни профессоров приходили и уходили, оставляя после себя портреты, и книги, и странные учебные материалы, которые находили своё место в чуланах для мётел и пыльных классах.

Не могли ли его исследования в Тайной комнате, одном из самых старых помещений внутри или под зáмком, причинить некоторый странный феномен магической пертубации? Тайная комната, своего рода артефакт основателя, должна была содержать в себе тайные и могучие свойства. Возможно, Салазар Слизерин построил механизм для передачи частички своих сил кому-то, кто был достоин продолжения его наследства — но где-то по пути инструкции были забыты или сам инструктор потерялся в лабиринте реноваций и работе палочкой.

Если Гермиона и Нотт не заметили никаких голосов, то это лишь потому, что именно Том открыл Тайную комнату, произнёс пароль магическому входу, встроенному в раковины ванной, и переплетённым змеям перед самой Комнатой. Двое других внесли свой, да, незначительный, вклад, но именно Том нашёл Комнату и предоставил им доступ.

Исключено, что он бы попросил совета у Дамблдора или сдался бы в больничное крыло. С такими ограничениями и пониманием, что бы это ни было — призрак, чудовище Слизерина, магический отпечаток самого человека, — он хотел увидеть это своими глазами. Поэтому он искал компанию своего собственного монстра.

А как можно лучше поймать монстра, чем с монстром?

Комната, которую он выделил для хранения акромантула, оставалась непотревоженной за летние каникулы. С начала учебного года он наложил оберег Гермионы, отгоняющий незваных гостей, который она довела до совершенства, чтобы держать горничных подальше от её комнаты — или, как он думал, их комнаты. Оберег был заякорен рунами (наутиз{?}[ᚾ] и иса{?}[ᛁ], чтобы ограничить и усилить), вырезанными внутри двери возле косяка и засова, и вырезанными в обратную сторону снаружи (чтобы ухудшать и препятствовать). Руны не смогут обеспечить безопасность акромантула внутри комнаты, но они не позволят другим людям случайно войти и выпустить его наружу.