Барбара Картленд - Венгрия для двоих
«Я… люблю тебя! Я люблю тебя!» – хотелось сказать ей.
Когда Алета почувствовала на своей мягкой коже твердость его губ, ее пальцы задрожали.
Он заметил это и, подняв голову, взглянул на девушку.
Она очень удивилась, заметив в его глазах не обожание, а невыносимую боль.
Это было непонятно.
Князь отпустил ее руку, надел шляпу и первым въехал во двор конюшен.
Потрясенная, Алета последовала за ним.
Мистер Хейвуд говорил с Хевицем.
Алета поняла, что они обсуждают стоимость дюжины лошадей, которых водил вокруг них грум.
Безо всякой помощи девушка соскользнула с седла и пошла к замку.
Она надеялась (и не могла избежать этих мыслей), что князь Миклош пойдет следом.
Однако она заметила, что, спешившись, он присоединился к мистеру Хейвуду.
Поднимаясь в спальню, чтобы переодеться, Алета пыталась догадаться о причине его странного поведения.
Ей показалось, что она знает ответ, но только не желает признавать этого.
Все ее существо избегало того, что, как она подозревала, было правдой.
Чтобы успокоиться, Алета твердила себе, что красивые и романтические венгры непредсказуемы.
Разве могло быть иначе?
Девушка не стала переодеваться и спускаться вниз.
Она подумала, что все приглашенные дамы соберутся в одной из красивых гостиных, и поняла, что не сможет поддерживать легкую беседу – ведь каждой клеточкой своего тела она рвалась к князю.
Поэтому Алета сняла амазонку, разделась и легла в постель.
– Я разбужу вас пораньше, чтобы вам хватило времени на ванну, фрейлейн, – пообещала горничная.
Сделав реверанс, она вышла.
Про себя Алета отметила, что, считайся она дочерью своего отца, реверанс был бы гораздо глубже.
Да и экономка делала бы реверанс вместо того, чтобы просто кивнуть головой.
Алета вовсе не мечтала о подобном раболепии, и все же это подтверждало то, что она уже знала.
Существовала огромная разница между дочерью герцога и внучкой человека, который не мог позволить себе купить своих собственных лошадей.
Ей нужно было всего лишь встретиться с отцом князя и другими членами его семьи, чтобы понять, как они горды.
Алете пришлось признать, что ее отец очень походил на них, однако в Англии это было не так заметно, как в Венгрии.
Когда князь с гостями проезжал мимо возвращавшихся с полей крестьян, то женщины приседали, а мужчины снимали шляпы и низко кланялись.
Кроме того, они с искренней любовью улыбались князю.
Это и делало его подобным богу – привязанность и уважение.
«Должно быть, с моей стороны было очень по-детски полюбить его, – подумала Алета, когда принимала ванну. – Должно быть, на меня повлиял его блеск, да еще дворец, словно сошедший со страниц сказки».
В таком дворце, подумала она, мог бы жить принц ее мечты – если, конечно, он был бы князем Эстергази.
Она знала, что во дворце сто двадцать шесть комнат.
Князь Джозел много рассказывал о том, каким прекрасным был дворец, когда его предок впервые построил его – например, за прошедшие годы сгорела и не была восстановлена опера.
Алета попыталась высмеять себя за то, что была потрясена точно так, как ожидал князь.
«Я могла бы сказать ему, что Аинг тоже велик – по-своему, – думала она, – и что его постройки гораздо старше!»
Тут она снова засмеялась, высмеивая свое ребячество.
Она вылезла из ванны.
Горничная помогла ей надеть одно из лучших привезенных с собой платьев – белое, расшитое мелкими блестками.
В этом платье Алета походила на цветок в капельках росы.
Впечатление усиливали искусственные белые цветы с блестками на лепестках, украшавшие вырез платья.
Блестки сияли и на небольшом турнюре, где цветы придерживали ниспадающие складки шифона.
На этот раз Алета не стала надевать никаких украшений.
Те же цветы, похожие на белые орхидеи, она приколола на голову. Когда она спустилась в салон, где перед ужином собрались все гости, ей показалось, что у князя Миклоша перехватило дыхание.
Несколько других мужчин, приглашенных на ужин, смотрели на нее с нескрываемым восхищением.
– Теперь я понимаю, почему дворец Эстергази стал еще красивее, чем раньше! – сказал Алете один из них.
Она улыбнулась комплименту. Сердце ее дрогнуло, когда она заметила, что князь кажется очень сердитым.
Она поняла, что он ревнует.
Она подумала, как прекрасно было бы, если бы он любил ее так же, как она его.
Затем Алета сказала себе, что хочет слишком многого.
Разве могла она ожидать, что влюбится в первого же красивого мужчину, которого встретит?
И разве могла она ожидать от него тех же чувств?
«Венгры очень романтичны, – повторяла она про себя. – Романтичны!»
Это, по ее мнению, означало, что они могут влюбляться в каждую симпатичную женщину на своем пути, хотя на самом деле она не будет ничего для них значить.
И, разумеется, так они и пропорхают всю жизнь, как бабочки – от цветка к цветку!
Они всегда будут надеяться, что завтра найдут женщину еще прекраснее, чем та, которая повстречалась сегодня.
«Я не должна забывать об этом», – сказала себе Алета.
В то же время она наслаждалась каждым мигом обеда.
Она обнаружила, что почти все мужчины за столом по очереди поднимали свой бокал в ее честь.
Прочие молодые женщины смотрели на Алету без особого восторга.
Алета знала, что в Лондоне на дебютанток обращают внимание только в одном случае – когда их представляют в Букингемском дворце.
Они посещают балы, куда их приглашают только потому, что их отцы что-то значат в обществе.
Но, как правило, их затмевают искушенные замужние красавицы, которых знает не только высший свет, но и все общество, и которых замечает принц Уэльский.
«Это мой звездный час, – сказала себе Алета, – значит, я должна наслаждаться каждым его мигом».
Как и обещал князь, в огромном бело-золотом бальном зале играл цыганский оркестр.
Именно в этом зале Гайдн дирижировал на первом исполнении своей «Прощальной симфонии».
Алета никогда не видела зала красивее.
Украшавшие стены цветы были белыми, как ее платье. Высокие окна выходили в прекрасный сад.
В фонтанах были спрятаны лампы, и в их блеске вода взлетала к небу, к россыпи звезд.
Цыганский оркестр был в точности таким, как Алета и представляла.
Цыганки были одеты в яркие платья. В ушах у них были большие кольца, а на руках звенели многочисленные браслеты.
В красивые прически были вплетены красные ленты, украшенные золотом и драгоценными камнями, которые блестели и мерцали при каждом движении.
Музыка начиналась со звяканья цимбал, и колокольного позванивая тамбуринов. Потом она становилась все громче, и вот уже мелодия цыганского танца взлетала к небу.
