Мэри Пирс - Горький ветер
— Но это ужасно! У меня просто кровь закипает, когда слышу о таких вещах! Должен же быть надзор.
В печи потух огонь, и Том нагнулся, чтобы подбросить дров. Он молча смотрел на Бетони некоторое время.
— Я очень расстроился, — сказал он, — когда узнал, что капитан попал в плен.
— Да, — сказала она. — Надеюсь, что немцы обращаются с ним неплохо. В письмах он говорит, что все в порядке, но я не перестаю беспокоиться.
— Мне кажется, не все немцы плохие. Некоторые — может быть, но не все. С ним все будет хорошо, Бет, не волнуйся.
— Зачем ты называешь меня Бет? Ты раньше этого никогда не делал.
— Извини, — сказал он. — Я научился от ребят. — И он стал рассказывать ей о письмах. — Мы ими тоже делимся, читаем письма друг другу. Кроме личных, от жен, например. Ребятам нравятся твои письма. Они нарасхват, как горячие булочки. Ты заставляешь их смеяться и подбадриваешь. Парни говорят, что они действуют, как настоящий тоник.
— Мне нужно следить за тем, что пишу.
— Ты это обдумываешь, Бет? Я никогда не думал, что ты обращаешь на них так много внимания.
— Нет, — сказала Бетони, — я особенно не стараюсь.
Но на самом деле то, что она узнала, было очень приятно. Она почувствовала себя близкой этим людям, которые там страдали, переносили такие тяготы. Нужно было всего-то ничего, она должна постараться писать почаще.
— Расскажи мне про своих товарищей, — попросила она. И увидев, как он улыбнулся, спросила: — Что-нибудь смешное?
— Я подумал о Биге Гловере. Он всегда говорил о тебе. Однажды он сказал, чтобы я спросил, не выйдешь ли ты за него.
— Скажи, что сначала я должна его увидеть.
— Биг Гловер уже мертв. Его убили прошлым летом на Сомме. Он был откуда-то из-под Бромярда. И Ричи с Флайером Кайтом тоже были оттуда. Кайт здорово играл на губной гармошке, а Ричи знал кучу историй. Они были отличными париями, Кайт и Ричи, но теперь оба мертвы.
И он продолжил свой почетный список: Кадди, Эванс, Мастоу, Брейд, Вернинг, Рейнолдз, Привитт, Смит — все классные парни, которых уже не было в живых.
— Боже праведный! — сказала Бетони. — Неужели никого не осталось в живых?
— Не много, — сказал Том. — Но новые ребята приходят постоянно.
— Нельзя посылать так много молодых людей на смерть, чтобы их скосило, как пшеницу в поле!
— Да, нельзя, — согласился Том.
Глядя на него, Бетони поняла, что он сильно изменился. У него всегда был какой-то затравленный взгляд, но теперь он казался постаревшим. Его глаза повидали много такого, чего видеть вообще не следовало бы.
— Дика призовут следующей весной, — сказала она.
— Знаю, он мне говорил.
— Когда это кончится, Том, когда?
— Не знаю, но думаю, когда-нибудь война должна закончиться.
— Мы победим немцев, как ты думаешь?
— Полагаю, что должны, — ответил Том, — или же все жизни были отданы впустую.
— Береги себя, — попросила Бетони, — и передай ребятам, что пирог прибудет.
— Не дай войне закончиться, — сказал Дик, — я тоже хочу попасть туда и поразвлечься.
— Дик, замолчи! — воскликнула Бетони. — Думай, о чем говоришь!
— Помолчи, сынок, — проворчал Джесс, — и подай Тому мешок.
— Я тебе что-нибудь свяжу, — пообещала бабуся, — как только у меня будет время.
— Надеюсь, ты не разучишься работать, — сказал старик Тьюк, похлопывая Тома по спине, когда тот влезал в повозку. — Ты должен практиковаться, вырезать что-нибудь, как только выпадет свободная минутка, чтобы не разучиться к тому времени, когда вернешься домой.
Тилли Престон, ждавшая в дверях «Розы и короны» и наблюдавшая за пони и повозкой, выбежала на дорогу и бросила Тому на колени пучок красных, белых и синих лент.
— Возьми их, Том, они принесут тебе удачу.
Том засунул ленты в карман. Джесс взглянул ему в лицо.
— Тебе нравится Тилли Престон, Том? — спросил он.
— Она ничего, — ответил Том, пожимая плечами.
В Шестой батальон, отведенный с юга Франции, вливались остатки Десятого батальона, расформированного после тяжелых потерь, и новое пополнение, прибывшее из Англии. Том и Ньюэз были тертыми калачами. Они чувствовали себя обязанными держать марку. Опытные люди. Ньюэз сказал, что их долг заняться новичками и показать им, что к чему, особенно в окопах.
— Глядите во все глаза, слушайте во все уши и старайтесь изо всех сил, — говорил он. — Это ненадолго. И мы, и они умираем с тоски. А то, что останется от Британского экспедиционного корпуса, поместится на одном корабле.
Дразнили новичков немилосердно.
— Эй, ты захватил с собой свою карточку на сахар?
— Сержанту нравится, когда ты зовешь его «папочка».
— Полгода санитаром, и ты получишь орден «За безупречную службу». Через двенадцать месяцев у тебя будет Крест Виктории. Еще два года — и ты выйдешь в отставку.
Одного из парней, вошедших в блиндаж, напугало огромное количество крыс, кишащих там.
— У! — отпрянул он. — Я не люблю крыс.
— Лучше бы тебе полюбить их, — сказал Ньюэз, — потому что они чертовски хорошо о нас думают!
— Эй, Тосс, — сказал Дансон. — Тут один парень хочет увидеть Джека Джонсона!
— Ну, это еще что, — откликнулся Раш. — У меня тут есть один, он жалуется на свои сапоги. Говорит, что никогда не носил никаких размеров, кроме девяностого!
Похолодало. Выпало много снега. Людям раздали кожаные куртки. Они сидели в своих блиндажах, плотно прижавшись друг к другу, по уши закутавшись в одеяла и обложив ноги мешками с песком.
— Я начинаю думать о пуховых перинах и своей женушке под боком, такой тепленькой, которая щекочет мне спину, — сказал Чёпи Бёд. — Очень трогательно, правда?
— А я вспоминаю свою печь, — подхватил Берт Мур, сталевар из Вулверхамтона, — и ее жар, пышущий в лицо, когда я загружаю топку.
— А я думаю о лете и игре в крикет на Питчкрофте, — добавил Боб Ньюэз, который был родом из Вустера. — Как я сижу на солнышке в белом фланелевом костюме и дожидаюсь своей очереди, чтобы ударить.
— А я думаю обо всем подряд, когда мне холодно, — сказал Бейнз, — иначе моя башка замерзает и мозги уже не работают.
Во время холодов вдоль всей линии фронта стояла тишина. Слишком уж тихо, говорил Ньюэз, и все боялись худшего.
— Ну-ка, Кокс, сходи-ка поглядеть, что там джери поделывают, и скажи им, чтобы не дергались.
— Думаешь, они и вправду собираются отправить нас к чертям?
— Мрачные слухи всегда верные. Они разобьют нас еще до того, как янки успеют построиться. А потом немцам особо напрягаться уже не придется.
