Мэри Пирс - Горький ветер
Обзор книги Мэри Пирс - Горький ветер
Мэри Пирс
Горький ветер
Среди лесов, под кроной дуба,
Чьи корни мохом заросли,
О чем-то шепчутся друг с другом
Травинки, скрытые в тени.
Там птичий свист над головой,
Ручей журчит в траве густой,
И среди лип, в прохладной мгле
Склонилась яблоня к земле[1].
Уильям БарнсЕсли бы не сцена, которая произошла между их соседями по купе — дородной медсестрой и молодым человеком, напоминавшим клерка, Бетони и молодой офицер Майкл Эндрюс, сидевшие друг против друга всю дорогу от самого Падингтона, никогда и не завязали бы знакомства.
В Падингтоне вагон был переполнен. После Оксфорда он наполовину опустел. Медсестра села в Лонг Стоуне, а клерк в Милстоне, и она сразу же уставилась прямо на него, рассчитывая смутить молодого человека.
— Как вам не стыдно! — сказала она, когда он по глупости встретился с ней взглядом. — Здоровый молодой человек, в самом расцвете сил, полный энергии и годный к службе, и все еще в гражданском! Да уж! Мне было бы стыдно! Да, было бы!
— Это потому, что у меня астма, — сказал молодой человек, смущенно покраснев и спрятавшись за газетой.
— Они все теперь так говорят. По мне, вы выглядите достаточно здоровым, и если бы были настоящим мужчиной, то уже были бы капитаном и делали бы то, что делают другие доблестные солдаты.
Женщина взглянула на Майкла. Она ожидала его поддержки. Потом она наклонилась к клерку:
— Забавно, однако, как много случаев астмы обнаружилось за последнее время, не говоря уже о гастрите и странных случаях родильной горячки. Я бы назвала все это по-другому, если бы меня спросили!
Майкл уже больше не мог этого слышать.
— Мадам, успокойтесь! — сказал он резко. — Оставьте молодого человека в покое и попридержите язык!
Женщина была поражена, рот у нее открылся, обнажая зубы с прилипшими на них леденцами, которые она сосала.
— Вы не имеете права так со мной разговаривать. Если бы муж был со мной, вы бы просто не посмели так себя вести.
— Если бы ваш муж был здесь, он, я надеюсь, последил бы за вами.
— Ах, так! — воскликнула она. — Невероятно!
Она молчала всю дорогу, откинувшись на спинку сиденья и бросая гневные взгляды на газету, за которой спрятался клерк. Майкл снова повернулся к окну, и Бетони взглянула на него с интересом. Прямые светлые волосы немного в беспорядке, загоревшая кожа, лицо с орлиным носом, усталые серые глаза и рот с морщинками в уголках. За четырнадцать месяцев войны она успела уже привыкнуть к этим молодым, но постаревшим лицам.
Поезд останавливался на каждой станции. Когда клерк и медсестра вышли в Сэлтоне, Майкл повернулся к Бетони.
— Мне очень жаль, но эта чертова женщина меня просто достала.
— Это новое развлечение — насмехаться над гражданскими, — сказала Бетони.
— Если бы она знала, что это такое, если бы она хоть пять минут побыла там, ее самодовольное румяное лицо уже не расплывалось бы в улыбке.
— Но ведь кто-то должен идти сражаться.
— Конечно, — сказал он как-то нетерпеливо. — Но здесь все такие самодовольные, слишком разговорчивые, высокомерные и чертовски хотят крови!
— Но чего же вы от нас хотите? — спросила Бетони.
Он улыбнулся.
— Чтобы все были спокойными… довольными… тихими… — сказал он, — беседующими о крикете и рыбалке или урожае и о том, несутся ли теперь куры.
Бетони кивнула. Глядя на него, она чувствовала, что он очень устал.
— Вы были ранены, не так ли? — Она видела, как он неловко поворачивал плечо.
— Я ранен три раза, и вот опять как новенький. Просто заколдованный. Еще меня отравили газом во время последнего караула. Вот почему у меня такой грубый голос. Но не очень сильно, конечно, иначе бы я не рассказывал здесь свои истории.
— Вы в отпуске надолго?
— Пока не поправлюсь, возможно, на месяц.
— И куда потом?
— Опять слушать эту музыку.
— Как вы это выносите? — спросила Бетони восхищенно.
— У меня нет выбора, — сказал он, переводя разговор на нее. — Вы много путешествуете? — Он взглянул на ее чемодан, лежащий на полке.
— Достаточно много, но обычно не дальше Лондона. Я была там на одной конференции. Но в основном я езжу по центральным районам, слежу за условиями, в которых работают женщины на военных заводах.
— Вам это нравится?
— В какой-то степени да. В конце концов, это то, что делать необходимо. Но я всегда рада вернуться домой, в Коббз, где царят покой и тишина.
— Коббз? Где это?
— В Хантлипе, рядом с Чепсвортом.
— Я сам живу в Чепсворте, — сказал он. — Оттуда до Хантлипа можно прекрасно прогуляться. Могу я как-нибудь навестить вас?
— Конечно, приходите познакомиться с моей семьей, — ответила Бетони. — Я не могу поручиться, что они будут говорить о крикете, но кто-нибудь непременно вспомнит кур.
— В войне есть одна прелесть: мы можем быстро познакомиться, даже с противоположным полом.
Но он почувствовал, что, даже не будь войны, она не отказала бы. Она была спокойна, уверена в себе, прямолинейна и искренна с ним, а внешне очень приятна: с чистыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. В ней была та безмятежность, к которой он стремился.
— Расскажите мне о своей семье, — попросил он.
На вокзале в Чепсворте Джесс Изард уже ждал дочь, готовый с важностью, присущей моменту, нести ее чемодан и сумку. Его честное лицо сияло, как и всегда, когда он приветствовал ее возвращение домой. Его гордость за дочь еще более возросла, когда она представила ему Майкла Эндрюса.
— Капитан Эндрюс будет навещать нас, папа. Он хочет посмотреть мастерскую плотника.
— Да, конечно, — сказал Джесс, пожимая руку Майкла. — Добро пожаловать. Вы тот самый капитан Эндрюс, что из Кингз-Хилл-хауса?
— Да, тот самый, — сказал Майкл. — Оттуда, прямо за станцией.
— Я как-то ставил вам новую изгородь на выгоне. Давно, еще когда был жив ваш отец.
— Вам, наверное, было бы приятно узнать, что она еще стоит.
— Еще бы, — сказал Джесс. — Она сделана из отличной древесины.
Его чувство собственной значительности не знало границ. Он расхаживал с важным видом. Эндрюсы были людьми известными. Они жили в Чепсворте многие годы. Но сегодняшнее торжество Джесса было несколько омрачено. Вместо маленького нарядного пони с коляской на станции их ждал старый фургон с мешками стружек и опилок, запряженный понурой лошадью по кличке Кольер.
— Во всем виноват твой дед, — сказал Джесс ворчливо. — Он взял коляску, чтобы ехать в Апхэм. И прочистив горло, обратился к Майклу: — Мы можем подвезти вас, капитан?
