Жюльетта Бенцони - Узник в маске
Однако стоило процессии удалиться, как три подруги, ничуть не желая продолжать пользоваться гостеприимством Като Кривой, поспешно простились с ней и поехали в Лувр окольной дорогой, чтобы успеть приготовиться к прибытию королевы.
Выйдя из кареты перед главным входом — эту роль все еще выполняли Бурбонские ворота, но скоро этому должен был быть положен конец, ибо Людовик XIV уже принял решение снести последние остатки Старого Лувра, — Сильви столкнулась с осанистым господином лет сорока, одетым, правда, по моде десятилетней давности, чья речь и загар выдавали любителя приключений, прибывшего издалека. Черты его лица были неправильны, но не лишены приятности. Приветствуя Сильви, он проявил отменную учтивость.
— Покорнейше прошу простить мне бесцеремонность, милостивая госпожа. Только что я находился в толпе, и мне указали на вас, назвав герцогиней де Фонсом. Я приду в отчаяние, если это окажется ошибкой, и не смогу ее себе простить…
— Нет, вас не ввели в заблуждение. Я ношу именно это имя и титул, однако позвольте узнать, чем вызван ваш интерес?
— Я был бы вам весьма обязан, если бы вы согласились коротко со мной переговорить. Я собирался нанести вам визит, но вы редко бываете дома, поэтому, надеюсь, не будете в обиде, если я воспользуюсь этой возможностью.
— У вас ко мне какой-то важный разговор? Как вы понимаете, я не могу задерживаться надолго, как и заставлять ждать меня на пороге дворца других дам.
— Разумеется, не здесь! Предоставьте мне честь, госпожа герцогиня, и назначьте аудиенцию.
— Что ж, раз вы знаете, где я живу, приходите завтра к шести часам вечера. В это время я смогу уделить вам несколько минут. Кстати, не назовете ли вы мне свое имя?
Незнакомец ретиво махнул по мостовой видавшими виды перьями своей шляпы.
— Примите мои извинения! Я должен был с этого начать. Фульжен де Сен-Реми. Я приплыл с Островов. Признаться, мы с вами некоторым образом родня…
Его последние слова не выходили у Сильви из головы, пока она шла вместе со своими спутницами к королеве. Там их ждала новость, герцогиня де Бетюн, как выяснилось, выздоровела и явилась снова принять на себя обязанности, которые со времени королевского бракосочетания выполняла госпожа де Фонсом. Начала она с инспекции гардероба Марии-Терезии и ее драгоценностей. Впрочем, Мария Молина и остальные испанки, а также Набо и Чика отказывались ее признавать. Молина не желала знать никого, кроме «сеньоры де Фонсом», и не понимала, зачем сюда вторглась эта самозванка, зачем та перебирает драгоценности, тем более что их сохранность — дело не камеристки, а специально назначенной фрейлины. Ввиду того, что каждая владела только своим родным языком, до взаимопонимания было далеко, а до конфликта, наоборот, рукой подать.
Госпожа де Мотвиль и Сильви включились в перепалку, которая без них привела бы к куда худшим последствиям. Молина была способна кому угодно выцарапать глаза, когда речь заходила об «ее инфанте», у госпожи де Бетюн тоже был далеко не сладкий характер.
Имеются в виду Антильские острова. (Прим. ред.)
Урожденная Шарлотта Сегье, дочь канцлера, ожидавшего нового назначения, она получила высокомерие по наследству и была, согласно оценке госпожи де Мотвиль, относившейся к ней неприязненно, «в большей степени герцогиней, нежели остальные».
Мир был восстановлен, но госпожа де Бетюн не угомонилась и набросилась на Сильви. Не заботясь о справедливости, она утверждала, что та должна была сразу по прибытии инфанты во Францию довести до сведения всех ее слуг имя настоящей камеристки, а не принимать эти обязанности на себя, забыв о своей роли временной заместительницы. Все это было произнесено настолько резко, что Сильви не выдержала.
— Кажется, это еще не все, — сказала она. — Разве им не надо было ежедневно поминать вас в молитвах? Если бы вы, как того требовал ваш долг, явились в Сен-Жан-де-Люз, мне бы не пришлось вас подменять.
— Зная, что мне нездоровится, вы должны были перед отъездом испросить у меня разрешения.
— Испросить разрешения у вас, имея на руках предписание самого короля явиться туда? Это уже похоже на бред!
— Приличные люди поступают именно так. Во всяком случае, должны поступать.
— Идите к их величествам и объясняйтесь с ними.
— Я не премину это сделать, не сомневайтесь. Этикет…
— Этикет не имеет ни малейшего отношения к вашему дурному настроению, мадам, — оборвала ее Сюзанна де Навай, потеряв терпение. — Советую хорошенько подумать, прежде чем досаждать их величествам. Королева полюбила госпожу де Фонсом, с которой может беседовать на своем родном языке. Вы им как будто не владеете? Что касается короля, которого герцогиня учила играть на гитаре, то он и вовсе питает к ней огромное уважение…
Дождавшись Марии-Терезии, утомленной долгой и ответственной поездкой под палящим солнцем, придворные дамы обступили ее, чтобы избавить от тяжких парадных одежд. Но стоило Молине посягнуть на прическу королевы, как госпожа де Бетюн вмешалась:
— Это — обязанность главной комнатной фрейлины, ведающей туалетом королевы!
Оттолкнув Молину, она завладела королевой, на которую уже успели накинуть тонкий батистовый пеньюар. Однако в своем занятии она не слишком преуспела, уже через минуту стало видно, что, снимая нити с жемчугом и отдельные камни, она слишком сильно тянет несчастную за волосы. Та, впрочем, помалкивала, мужественно перенося муки. Зато госпоже де Навай терпения хватило ненадолго.
— Какая же вы неловкая, госпожа герцогиня! Пусть этим занимается более способная.
— Кажется, сама королева не жалуется?
— Не жалуется, — раздался властный женский голос, — ибо представляет собой воплощение доброты, к тому же относится к этому, должно быть, как к неизбежной жертве нашему Создателю. Не пытайте ее больше, госпожа де Бетюн, лучше уступите место Молине!
Королева-мать явилась к невестке, как всегда, в сопровождении верной Мотвиль и, как всегда, властная и величественная. Все дамы при ее появлении почтительно преклонили колени. Она приветствовала их улыбкой, но госпожу де Бетюн в покое не оставила, казалось, ее радует возможность устроить ей разнос. Ведь та была дочерью того самого Сегье, который в трудную минуту посмел ее оттолкнуть, чтобы завладеть важным письмом. Подобное оскорбление гордая испанка была не в состоянии простить. На свою беду, госпожа де Бетюн очень походила внешностью на своего папашу.
— Судя по всему, вы находите возможным приступать к выполнению своих обязанностей, когда вам этого захочется! Вас не было видно на протяжении нескольких недель, потом вы появляетесь, когда вас меньше всего ждут, и нарушаете гармонию, уже воцарившуюся в свите королевы! Не бесцеремонность ли это?
