Сьюзен Гастингс - Венера и воин
Пила все еще лежала на полу, ожидая дальнейших ударов. Руки у нее горели огнем. Но еще сильнее была боль от унижения, которое ей пришлось испытать от этой жестокой, суровой женщины, возненавидевшей свою рабыню.
Друзилла присела рядом с ней.
– Давай, поднимайся, мы все должны терпеть такое. Боль пройдет.
Пила подняла лицо, и, к удивлению Друзиллы, в нем была лишь холодность. Ледяная решимость.
– Она мне еще заплатит за это, эта римская ведьма, я ей еще переломаю все кости в ее тощем теле. Так же верно, как меня зовут Зигрун, я отплачу ей за весь позор моего рабства.
– Пила, не навлекай на себя несчастье. Молчи! Молчи! Одни эти слова могут означать для тебя ужасную смерть. Ты видела несчастных рабов на крестах, они подняли руку против своего господина и должны были умереть на кресте, как умирают жалкие преступники. Или же их бросают на арену на съедение диким зверям. Не позволяй ей такого триумфа.
В лице Пилы не шевельнулся ни один мускул, однако в ее голове мысли лихорадочно сменяли одна другую. Она должна отомстить Ромелии, так повелевает ей честь германцев! Месть была законным средством смыть позор, даже если она не смогла бы отомстить так, как это делают на ее родине. Там Ромелия умерла бы мучительной смертью, ее утопили бы в болоте или повесили на священном дубе. Принеся в жертву ее жизнь, можно было бы милостиво настроить к себе богов и демонов.
Но зачем Пиле эти таинственные силы? Если она может вселить душу волка или медведя в человека, почему бы ей не наслать духа в тело Ромелии, духа, который сделает ее безумной или же причинит ей болезнь.
Она посмотрела на прут, который Ромелия бросила на пол. Этот прут касался рук Ромелии, он принадлежал ей. Пила взяла его и на вытянутых руках приподняла над головой.
– Ромелия, ты – та, которая считается первой женщиной в этом доме, я проклинаю тебя. То, чего ты желаешь больше всего, обернется твоей гибелью. То, чего ты больше всего хочешь, отдалится от тебя дальше всего. Черная тень упадет на твою душу и будет следовать за тобой, где бы ты ни была. Она будет давить на тебя, как кошмар, ночью и пугать тебя, как злой дух, днем. Ты никогда не найдешь в своей душе мира, ты всегда будешь беспокоиться и волноваться. Вот проклятие, вот приговор, я ломаю над тобой прут.
С легким щелчком прут сломался. Пила позволила ему упасть и с высоко поднятой головой покинула комнату.
У Друзиллы душа ушла в пятки – она слышала все слова Пилы. Внезапно эта девушка показалась ей зловещей. От нее исходило странное волшебство, холодное дуновение, мистический свет. Не действовали ли здесь сильные германские боги и духи? Поговаривали о прорицательницах, жрицах, которые заклинали лесных духов. Не была ли Пила одной из этих зловещих мудрых женщин, не была ли она волшебницей, как странные друиды у кельтов?
Она быстренько прибрала разломанный прут и поспешила за Пилой в бассейн для рабов.
Пила сидела у бассейна и обмывала свои раны. Ничто не напоминало о странных событиях в ее комнате.
Друзилла осторожно приблизилась к ней.
– Позволь мне помочь заплести твои волосы, – предложила она.
Пила взглянула на нее и благодарно улыбнулась.
– Тебе снова хорошо, Пила?
– Никогда не было лучше, может быть, мне удастся смыть пятна крови с зеленого платья. Валериусу не понравится, если его подарок будет так запачкан.
Друзилла с шумом выдохнула воздух.
– Ну у тебя и нервы! Ты едва избежала смертного приговора и еще думаешь о пятнах на платье.
Ромелия приняла Флавию в своих личных покоях. Так как визит не был официальным, как в день рождения или в один из крупных римских праздников, сорить деньгами бессмысленно. Однако покои Ромелии были достаточно роскошными, чтобы прием внушал уважение знатным посетителям.
На Флавии была одежда в крупных складках. Она опустилась на кушетку и улыбнулась Ромелии. На счастье Ромелии, на гостье сегодня не оказалось ее светлого парика, а кудрявые коротко остриженные волосы были забраны под филигранную серебряную сетку для волос. Ромелия должна была втайне признать, что Флавия понимает, как одеться, чтобы произвести эффект. Однако новая сетка для волос не была причиной посещения Флавии, хотя она, конечно, часто поворачивалась так, чтобы Ромелия могла восхититься сверканием и блеском нитей сетки, подобных паутине.
Ромелия заметила порозовевшее лицо подруги – видимо, она была очень взволнована. Глаза у нее горели от сдерживаемого напряжения.
– Итак, дорогая Ромелия, игры, которые организовал твой супруг, действительно были несравненными. О них будут говорить и через сто лет. В Риме в настоящее время нет другой темы для бесед. А что ты скажешь о Клаудиусе, разве он не подобен богам? Он, должно быть, любимец бога войны Марса. Кто иначе мог придать ему такую невероятную силу? Представляешь, он лежит в казармах при цирке и за ним ухаживает Лентулус, а женщины стоят в очереди, чтобы предложить ему лекарство.
Глаза Ромелии округлились.
– О Клаудиусе столько говорят?
– А о ком же еще? Он герой Рима, гигант арены. Ах, этот мужчина чудесен! – Флавия восторженно подняла руки.
Ромелия уставилась на нее. Затем она презрительно скривила губы.
– Не преувеличиваешь ли ты слегка? Ведь он всего лишь гладиатор, он посвящен смерти.
– Конечно, это так, но в этом-то и вся пикантность. Любовь и смерть так близки друг к другу. Гладиаторы не знают, сколько им осталось жить, и, может быть, поэтому становятся совсем особенными любовниками: ненасытными, грандиозными, просто божественными.
Ромелия слушала с открытым ртом, пока Флавия произносила слова как в экстазе. Глупо было так удивляться, она быстро спохватилась и кисло улыбнулась.
– Что ты знаешь о его искусстве в любви? Что говорят об этом?
Флавия хихикнула и обмахнулась тонким надушенным платком.
– Я не могу тебе этого сказать, это слишком интимно.
– Так, так. – Ромелия притворилась, что ее это не интересует. Затем она громко хлопнула в ладоши. Друзилла, Пила и еще один раб поторопились войти.
– Принесите вина… побольше… и свежие фрукты, – приказала хозяйка.
Рабы поторопились уйти, чтобы выполнить все в точности и быстро, и Ромелия снова удобно откинулась на мягкой кушетке.
– Народ болтает многое, и разве можно верить сплетням меретриц?
– О, я узнала это не от меретриц, с такими женщинами я не общаюсь. – Она снова хихикнула.
Ромелия нервно сглотнула и сжала челюсти.
– Меня бы удивило, если бы ты так низко пала, – резко ответила она.
Пила и Друзилла принесли воду и вино. Ромелия сделала отрицательный жест рукой, когда Пила собиралась смешать вино с водой.
Она надеялась, что неразбавленное вино быстро развяжет язык Флавии.
