Лори Коупленд - Достойный любви
Вильсон поежился от холода.
В воздухе пахло морозцем, и изо рта вырывались белые, мгновенно тающие облачка пара. Вильсон представил, что он курит сигару. Это была его любимая игра — он воображал себя кем-либо и потихоньку играл сам с собою, когда его никто не видел. Сейчас ему казалось, что он взрослый мужчина. Когда он вырастет, то обязательно будет курить по-настоящему. Что еще? Ах да, курить, ругаться и смачно сплевывать табачным сгустком, потому что так делают все взрослые мужчины. В общем, он будет рубахой-парнем.
Вильсон затянулся сигарой и выпустил белую тонкую струйку. Вдох — выдох, вдох — выдох… Вильсон с наслаждением втягивал в себя крепкий смолистый дым. Облачка пара принимали причудливые формы и тут же уносились ветром. На их месте появлялись новые, завораживающие взор и так же исчезающие в одно мгновение хрустальные видения…
Играть было легко и приятно. «Холодно, однако», — отметил Вильсон. Как сказала бы незабвенная Гвендолин: «Холоднее, чем задница рудокопа в середине января». Вильсон ничего не мог бы ей на это возразить, поскольку у него не было знакомых рудокопов.
Вильсон глубоко вдохнул, на секунду затаил дыхание и выдохнул протяжно и сильно, выпуская из легких весь воздух. Теперь он заядлый курильщик. Вредно так много курить — недолго и здоровье подорвать. Но что поделаешь… Он же заядлый курильщик. Еще одна глубокая затяжка. Он еще никогда не курил такой обворожительной сигары. Вкус опьяняющий, запах ароматный… Просто невозможно оторваться… Вдох… выдох…
Вдруг Вильсон споткнулся обо что-то твердое и едва устоял на ногах, но самое главное — чуть не выронил изо рта свою восхитительную сигару! Сердито чертыхнувшись, он оглянулся и увидел растянувшегося прямо на земле человека. Приглядевшись, Вильсон узнал в нем великана и несказанно обрадовался.
— Мистер Великан, мистер Великан! — закричал он, радостно улыбаясь. — Что это вы тут делаете?
Не услышав ответа, обеспокоенный Вильсон свернул с тропы и подошел поближе.
Внимательно осмотрев великана, мальчик облегченно вздохнул: его грудь мерно вздымалась и опускалась, как у человека, спящего здоровым глубоким сном. Значит, все в порядке, только непонятно, как он смог заснуть здесь в такой собачий холод?
Потянув носом воздух, Вильсон фыркнул, почувствовав знакомый запах алкоголя.
«Видать, у него неприятности, раз так напился», — подумал Вильсон и, шагнув вплотную к великану, осторожно ткнул его в бок носком ботинка.
Великан только перевернулся на другой бок и, сложив ладони лодочкой и подоткнув их под щеку, снова засопел.
Заметив лежащую неподалеку фляжку, Вильсон поднял ее с земли и осторожно встряхнул. Фляжка была пуста.
Открутив крышку, Вильсон втянул в себя воздух у самого горлышка и хотел было выбросить фляжку подальше, но передумал. Он не любил распоряжаться чужими вещами, хотя и понимал, что великан без нее вполне мог бы обойтись. Плотно закрыв крышку, Вильсон все же положил фляжку в карман куртки великана.
Гордон крепко спал. Воспользовавшись моментом, Вильсон принялся его бесцеремонно разглядывать. Особенно его поразили руки великана. Они были большие и сильные, поросшие рыжей щетиной. Даже на пальцах были волосы, густые и вьющиеся, правда немного посветлее, чем на голове.
Вильсон наклонился и вытянул шею, чтобы получше рассмотреть ноздри гиганта. Ну вот, так и есть — и в носу тоже волосы. Вот это да!
Вдруг Гордон заворочался во сне, и Вильсон испуганно отскочил в сторону. «Лучше, пожалуй, уйду, пока не поздно, — подумал он. — А то еще проснется, увидит, что я ему в ноздри заглядываю, да ка-а-к даст!»
Холодный воздух действовал отрезвляюще. Гордон наконец пришел в себя и застонал. С трудом отрывая отяжелевшие части тела от земли, он сел и выпрямился.
«Где я? Какое сегодня число? Что сейчас, день или ночь?» Мысли тяжело ворочались в гудящей голове. Он попытался приподнять слипшиеся веки, но яркий режущий свет больно полоснул по глазам. Горди снова застонал и бессильно повалился на спину.
«День».
К горлу плотным комком подступила тошнота. Гордон попытался подавить приступ. Кто бы знал, как он ненавидел это состояние!
Когда стало чуть полегче, он продрал смежающиеся веки и некоторое время моргал, привыкая к свету, наконец, широко открыв глаза, он посмотрел вверх и увидел склонившегося над ним мальчика. Гордон еще раз напрягся, пытаясь сесть. От резкой пронзительной боли во всем теле из груди непроизвольно вырвался стон.
— Вы лучше не вставайте, мистер Великан, а то вы плохо выглядите.
Горди опять повалился на землю, бормоча:
— Меня зовут Т.Г. Зови меня Т.Г.
Он не понимал, отчего мальчику взбрело в голову называть его великаном.
— Конечно, мистер Великан, я с удовольствием буду называть вас Т.Г., — бойко ответил Вильсон. Теперь он уже почти не боялся великана. — А хочешь, я буду называть тебя Горди, а? А ты меня Вильсон. Это мое имя — Вильсон. — И рот его растянулся в улыбке.
Гордон предпринял еще одну бесплодную попытку подняться, но, как и раньше, опрокинулся навзничь.
— Плохо, да, Горди?
— Что ты без дела болтаешься, малыш?
— Я сегодня в школу сам иду. Мэгги разрешила.
— Это хорошо, что разрешила.
Хмель все еще туманил голову. Она гудела и бухала так, словно изнутри кто-то бил молотом. Со страдальческой гримасой на лице Гордон обхватил голову руками и замер.
Вильсон стоял рядом и терпеливо ждал. Он по себе знал, что испытывает человек, когда серьезно болен. В памяти еще свежо было воспоминание о том, как он сам мучился, когда болел живот. Это был сущий ад!
Вильсон присел рядом на корточки, чтобы хоть как-то ободрить великана.
Чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Вильсона, Гордон прорычал:
— Ты в школу опоздаешь!
— Ерунда. Если бы меня Мэгги не заставляла, я бы совсем не ходил. Я ненавижу школу.
Гордону наконец удалось сесть и повернуться к Вильсону лицом.
— Знаешь, почему я ненавижу ходить в школу? Потому, что меня ребята не любят.
— А чего ты такого натворил, что они тебя не любят?
— Не знаю. Честное слово. Ничего такого я не сделал.
— Бывает… Не бери в голову. Это пройдет само собой. — Гордон почесал затылок. — Ты бы шел в школу, а то опоздаешь.
Но Вильсону хотелось выговориться, и он не собирался останавливаться на полпути.
— Девчонки такие вредины. Они меня терпеть не могут. А Батч Миллер каждый день отнимает у меня бутерброд.
— И ты терпишь?
— А что я могу сделать? — грустно хмыкнул Вильсон.
Гордон потер ушибленное плечо и, выпрямив спину, подумал: «Черт, опять ночевал в горах! Так можно все на свете себе отморозить».
