Сьюзен Виггз - Ворон и роза
— Черт побери, — напряженным от растерянности и страха голосом проговорил он. — И что мне теперь делать?
— Прежде всего — перестать ругаться, — голос девушки прозвучал для Дэниела как песня. — Это беспокоит собак. Прекрасно, друзья мои! — похвалила она Красавицу и Барри. Взмахом руки Лорелея отослала их, и собаки побежали вверх по насыпи.
Дэниел почувствовал облегчение и ярость одновременно.
— Вы меня разыгрывали?
— Конечно. Мы их так тренируем. Я же говорила вам.
— Лорелея! — он схватил ее за плечи. Боль в загипсованной руке отдавалась в виски. — Вы же могли убить себя!
В ее глазах заплясали озорные огоньки.
— Нет, Вильгельм. Я знаю в этих горах каждый камешек. Вам никогда не следует беспокоиться о том, что я совершу роковую ошибку.
К своему удивлению, Дэниел заметил, что у него дрожат руки. Он попытался остановить дрожь, еще крепче стиснув плечи девушки. «Я мог бы задушить ее. Я должен был это сделать и покончить со своими мучениями раз и навсегда», — подумал он.
Лорелея рассмеялась, упала ему на грудь, а потом откинулась назад, задумчиво глядя на него. В ее волосах застряли крупинки снега и прошлогодние жухлые травинки. Улыбающиеся губы были влажными.
— Я испугала вас, да? — прошептала она, согревая дыханием щеку Дэниела. — Мне очень жаль, Вильгельм.
Вильгельм. Это был Вильгельм, который вдруг прижал ее к своей груди; Вильгельм, который поцеловал ее в губы; Вильгельм, который услышал ее быстрый, удивленный вздох. Он целовал девушку так, как Дэниел Северин никогда не целовал ни одну женщину, не преследуя никакой иной цели кроме единственной — показать ей, какое испытывает облегчение и радость. Он нежно обнял ее, вдыхая исходящий от волос головокружительный аромат леса, снега и весны, лаская ее маленькое, теплое тело.
Вскоре, вопреки здравому рассудку, Дэниел понял, что страстно желает ее.
— Открой свой рот, — услышал он свой шепот. — Чуть-чуть.
Девушка приоткрыла губы, и его язык коснулся ее языка. Дэниел ощутил вкус свежей клубники, нежной и зрелой, и невыносимо сладкой.
Ее руки в варежках ухватились за его плечи и крепко стиснули их. Она прижалась к нему грудью, и рука мужчины нежно ласкала ее тело.
Дэниел воззвал к своему рассудку. Он был не Вильгельмом, а наемником, у которого нет никаких прав даже касаться этой чистой, невинной девушки. Он отпрянул назад. По ее лицу медленно расплылась нежная, мечтательная улыбка. У Дэниела засосало под ложечкой. Кажется, все гораздо хуже, чем он думал.
— Это было прекрасно, — прошептала Лорелея. — Просто прекрасно. Я и представить себе не могла…
— Лорелея, прости меня. Я не должен был… это больше никогда не повторится. Не в моих правила: обманывать молодых девушек.
Ее глаза сразу прояснились.
— Нет? Значит, ты вспомнил? Ты вспомнил, кто ты есть?
Пожалуй, сейчас он еще ближе подошел к той грани, когда сам был готов забыть, кто он есть. Дэниел встал и помог ей подняться на ноги.
— Твоя рука, — с тревогой проговорила она, осторожно вложив ее в перевязь.
Боже, она необыкновенна.
— Я не помню, Лорелея, — ответил Дэниел. Его голос звучал тихо, и устало, колено болело.
— Тогда почему ты так отпрянул от меня?
Губы девушки блестели от сладостной влаги, которую он только что отведал. Дэниел отвел от нее взгляд.
— Ты и твои опекуны спасли мне жизнь и залечили мои раны. Не могу же я быть таким негодяем, отплатив черной неблагодарностью за ваше гостеприимство, запятнав твою честь и достоинство. Она рассмеялась и хлопнула себя по коленям.
— Мое достоинство! Предполагаю, что должна быть благодарна тебе за то, что спас меня, — как выразилась бы леди, от вечных мук и позора.
Ее язвительный смех раздражающе подействовал на Дэниела.
— Ты еще ребенок, мадемуазель де Клерк. Ты ничего не понимаешь, — строго произнес он.
— Нет, это ты не понимаешь. Конечно, у меня много достоинств. Дети и собаки похожи в этом на меня. У меня целый список достоинств, — в ее глазах промелькнула боль. — Истинное достоинство — это что-то такое, чего никто, даже ты, не сможет, отобрать у меня. И, тем более, не с помощью простого поцелуя.
Мужчина поднял вверх руку:
— Достаточно, Лорелея. Ты преувеличиваешь. Ей-богу, ты — настоящий ребенок.
— А ты — трус, — парировала она. — Ты даже не можешь насладиться по-настоящему прекрасным поцелуем. — Девушка сцепила пальцы рук. — Если, конечно, ты не женат. Да, должно быть, так и есть.
Развернувшись, она вскарабкалась на насыпь и направилась к приюту. Дэниел медленно последовал за ней, с вертящимися в голове планами и неожиданно пронзившей его страстью.
Бедняжка. Она жила как в сказке. Окруженная священниками и благородными животными, Лорелея вела идеальный образ жизни. Но он вторгся в ее очаровательный мир и привел за собой зло и все темные силы, которые грозили ей уничтожением. И ее мир разбился вдребезги, соприкоснувшись с грубой действительностью. Не в первый уже раз Дэниел жалел, что несвободен от данных им обязательств, чтобы оставить ее в покое — такую чистую, непорочную, неиспорченную развратом, соперничеством за лучшее место под солнцем, ненавистью и страхом.
«Но Лорелея была вовлечена в эту игру еще несколько месяцев назад, до сих пор не догадываясь об этом», — угрюмо думал Дэниел, прокрадываясь по коридорам приюта этой же ночью. Он должен использовать каждую возможность для выяснения личности того человека, который знал тайну Лорелеи и пытался убить его. Для него не составляло трудностей бодрствовать, пока все спали, потому что воспоминания о поцелуе Лорелеи взбудоражили все его чувства.
Удар плечом о грубую каменную стену вывел Дэниела из задумчивости. Он дошел до конца коридора. Справа находился кабинет отца Джулиана, слева — общая спальня, где стояла тишина. Дэниел свернул к кабинету настоятеля. Он страстно желал все бросить и бежать отсюда. Но если он это сделает, Лорелея умрет от руки другого убийцы. Одна ошибка повлечет за собой целую цепочку непредвиденных событий, которые пошатнут основы разрастающейся династии Бонапарта и положат конец всем надеждам на независимость швейцарского народа.
Невероятно, что один человек обладает властью решать судьбу целой нации. Но Лорелея обладала такой властью. И Жозефина Бонапарт тоже.
От одной только мысли о жене первого консула у Дэниела засосало под ложечкой, потому что она владела его душой. Она была посвящена в такую страшную тайну, которая висела над шеей Дэниела, как нож гильотины. Одно слово Жозефины — и не сносить ему головы.
Дэниел вздрогнул, но не от холода. Его окружали запахи сосны и старых камней. Он достиг массивной деревянной двери. Дэниел проверил замок и обнаружил, что тот заперт. Он помедлил, бросив украдкой взгляд в холл, а потом порылся в кармане и достал перочинный ножик. Его, в отличие от охотничьего ножа и лука со стрелами, отец Джулиан проглядел.
