Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
— А что, если она узнает меня? — В таком наряде? Я буду очень удивлен, если она тебя узнает. Во всяком случае, мне кажется, в ее состоянии она не способна узнать кого бы то ни было.
И действительно, полная женщина, как ни старалась идти прямо, шаталась от дома к дому. Катрин подумала, что бы сказала ее мать, если бы увидела свою молочную сестру в таком виде. За последние два месяца Марион сильно изменилась. Она стала толще и неопрятней. Ее передник, некогда белый и сильно накрахмаленный, был измят и испачкан едой и напитками. Он едва закрывал платье, которое разошлось по швам и обтрепалось по подолу. Седые космы волос выбились из-под засаленного чепца. Она шла спотыкаясь, безразличная ко всему, ее открытый рот беззвучно что-то произносил, глаза были мутными, руки висели плетьми. Она не остановилась послушать Сару и прошла дальше. Казалось, она ее вообще не заметила.
Танцы и пение Сары, заполняя узкое пространство между домами, которые, казалось, опасно наклонились над головами людей, достигли неистового крещендо. Дверь дома мамаши Кабош приотворилась, образуя узкую щелку, и в нее с любопытством просунулось ее красное лицо…
— Сара, — настойчиво прошептал Барнаби, — теперь Ты, ну же…
Прервав пение и танец, цыганка прыгнула к порогу, вставила ногу в дверь и закричала:
— Я могу прочитать будущее по твоей руке, по чистой воде и по золе. Только два су!.. Дай мне твою руку, прекрасная дама!
Застигнутая врасплох, мамаша Кабош попыталась закрыть дверь. Когда это ей не удалось, она принялась ругаться, как солдат. Но чем больше она кричала и ругалась, тем больше Сара настаивала, суля ей золотое будущее, увенчанное гирляндами роз, приятные предсказания, на что мамаша Кабош отвечала разнообразными нелестными замечаниями в адрес родителей Сары и ее самой. Однако этот короткий словесный поединок дал возможность людям Машфера собраться вместе.
— Ну, ребята, — крикнул Король Нищих, — вперед! Бариаби затащил Катрин на крыльцо лавки пекаря. Сам пекарь, должно быть, пошел смотреть на казнь, так как ставни были опущены. Две дюжины вооруженных пиками людей Машфера ворвались в дом. Мамаша Кабош мгновенно была загнана в свою лавку, в то время как Сара, потеряв равновесие, вывалилась на улицу, где Барнаби помог ей встать на ноги. Она от души хохотала.
— Ты не ушиблась? — спросил Барнаби.
— Нет. Вот только удар, предназначенный Машфером мамаше Кабош, угодил мне в глаз. Завтра у меня будет здоровенный синяк. У него удар, как таран. Я думала, он оторвет мне голову.
Левый глаз Сары уже становился малиновым с оттенком голубого. Но это не помешало ее хорошему настроению. Тем временем нищие опустошали хозяйство мамаши Кабош, и стоны жертвы были едва слышны в их реве. Было ясно, что незваные гости не удовлетворились только поиском Лоиз.
Через несколько минут появился Машфер, неся на руках молодую женщину. На ней была только белая сорочка. Светлые волосы рассыпались по плечам.
— Вы ее искали? — спросил он.
— Лоиз! Лоиз! — закричала Катрин, хватая безжизненную руку узницы. — Силы небесные, она мертва! — Потоки слез потекли из ее глаз. Барнаби засмеялся.
— Нет, она жива, малышка. Просто она без сознания. Но нам надо спешить. Мы приведем ее в чувство, когда доберемся до склада.
Лоиз оставалось неподвижной, ее глаза были закрыты. Фиолетовые тени залегли под глазами на смертельно бледном лице. Она едва дышала. Сара нахмурилась.
— Лучше поспешить… Она очень бледная… Мне это не нравится.
Машфера не нужно было торопить. Он тут же побежал по городским улицам, оставив своих людей грабить дом торговки требухой. Трое остальных последовали за ним. Катрин, которая так долго мечтала побегать по улицам, пока сидела в погребе Барнаби, это очень радовало. Кроме того, Лоиз была спасена, и все они собираются уплыть, чтобы увидеть новые края и новых людей.
Ее манили новые приключения. Да и некоторые раны от недавних трагедий стали понемногу затягиваться. Быстрые ноги несли ее мимо домов и перекрестков, на каждом из которых был фонтан и крест, воздвигнутый по обету. Одним махом они пересекли Сену. Несмотря на ощутимый вес Лоиз, Машфер, казалось, перелетел через мост. Остальные едва поспевали за ним. Наконец они достигли берега с его отмелями золотистого, раскаленного солнцем песка. Двери склада тотчас захлопнулись, и похитители укрылись в его безопасной глубине. Жакетт, с нетерпением ожидавшая их, упала, рыдая, на тело еще не пришедшей в сознание Лоиз. Но Сара грубо оттолкнула ее.
— Ей нужна забота, а не слезы. Предоставьте это мне… Запыхавшаяся, но довольная, Катрин, чтобы перевести дыхание, рухнула на песок.
Через час, сидя рядом с Барнаби на носу лодки, она любовалась Парижем, открывавшимся по обеим сторонам реки. Слезы, которые потекли при прощании с Ландри, все еще катились по ее щекам. Прощание расстроило ее больше, чем она ожидала. Только сейчас она впервые поняла, какое место он занимал в ее жизни. Что до самого Ландри, то он был так расстроен, что огромная слеза упала на щеку Катрин, когда они в первый и последний раз обнялись. Катрин почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Ландри пообещал:
— Когда-нибудь я отыщу тебя. Я обещаю. Я хочу стать солдатом и служить под началом герцога Бургундского. Мы снова встретимся. Я знаю, что встретимся.
Он улыбался и старался выглядеть развязным, но нарочитость этого была очевидна. Уголки рта, которые он бодро старался поднять, снова опускались. Барнаби решил сократить прощание и увлек Катрин на борт судна, подхватив ее под мышки. Горько плачущую, снова и снова повторяющую «Прощай!», он понес ее, как сверток. Моряки стали отчаливать, отталкиваясь длинными шестами, которые сдвинули их с илистого дна, и баржа медленно отошла от берега, скользя по желтой воде, вздутой от песка и нанесенной грязи. Экономя силы, которые требовались, чтобы продвигать баржу против течения, команда старалась держаться ближе к берегам реки, а не идти посередине, где течение было наиболее сильным.
Печалило Катрин и странное поведение Лоиз. Придя в себя, Лоиз окинула взглядом знакомые и незнакомые лица, склонившиеся над ней. Она видела плачущую мать, улыбающуюся сестру, но вместо того, чтобы радоваться встрече и обнять своих любимых, она вырвалась из объятий Жакетт и забилась в угол склада, среди бочонков, тюков кожи, гончарных изделий, куч дерева и зерна.
— Не трогайте меня! — кричала она. И крик ее был настолько истошный, что он пронзил Катрин до мозга костей. Жакетт в отчаянии протягивала к ней руки.
— Милая моя… Моя Лоиз! Это я, твоя мать… Разве ты не узнаешь свою мать? Разве ты не любишь меня?
