Диана Гэблдон - Путешественница
– Вот что побудило меня жениться на Лаогере, – тихо сказал он. – Не жалость к ней и к двум маленьким девчонкам. И уж конечно, не то, что мои яйца не давали мне покоя!
Тут уголок его рта дернулся, но быстро расслабился.
– Только необходимость забыть о том, что я одинок, – заключил он и, не находя себе места, снова отвернулся к окну. – Полагаю, что китаец пришел к ней, желая этого – нуждаясь в этом! – но она не приняла его.
Джейми пожал плечами, устремив взгляд на зеленую гладь лагуны.
– И боюсь, он мог это сделать.
В центре лагуны, перевернувшись на спину, лениво плавала на поверхности ламантина, подставив солнышку брюхо и сидевшего на нем детеныша.
Несколько минут Джейми молчал, и я тоже, не зная, как вернуть разговор к тому, что было увидено и услышано мной в резиденции губернатора.
Джейми тяжело вздохнул и повернулся ко мне. Несмотря на явные следы усталости, лицо его было полно решимости. Примерно так он, бывало, выглядел перед битвой.
– Клэр, – начал Джейми, и я тут же напряглась, ибо по имени он называл меня лишь в очень серьезных обстоятельствах. – Клэр, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Что? – машинально спросила я, вдруг осознав, что на самом деле не хочу это слышать.
Я непроизвольно отступила на шаг, но он удержал меня за руку.
Что-то было зажато у него в кулаке. Он взял мою несопротивляющуюся руку и вложил в нее это «нечто». Мне и без взгляда стало ясно, что это такое: ладонь ощутила изгиб рамки и легкую шероховатость покрытой краской поверхности.
– Клэр… – произнес он с трудом. – Клэр, должен признаться тебе… у меня есть сын.
Ничего не сказав, я разжала руку. Да, именно этот портрет я уже видела в кабинете у Грея: дерзкий, самоуверенный мальчишка, каким мог бы быть в детстве человек, находившийся сейчас рядом со мной.
– Я никогда никому о нем не рассказывал, даже Дженни.
Это удивило меня настолько, что я уточнила:
– То есть Дженни не знает?
Он покачал головой и отвернулся, уставившись на ламантин. Встревоженные нашими голосами, они отплыли на некоторое расстояние, но вскоре успокоились и снова принялись пастись на водорослях лагуны.
– Это случилось в Англии. Я… я не мог дать ему свое имя, даже не мог сказать, что он мой. Он бастард, понимаешь?
Щеки его порозовели – впрочем, может быть, то были лишь отблески восходящего солнца. Джейми закусил губу и продолжил:
– Я не видел его с тех пор, как он был еще ребенком.
Джейми взял у меня маленький портрет, который лег в его ладонь, как детская головка, и склонился над ним.
– Я боялся говорить тебе, – сказал Джейми, понизив голос. – Боялся, как бы ты не подумала, будто у меня дюжины бастардов… Как бы ты не подумала, будто Брианна значит для меня меньше из-за того, что есть и другое дитя. Но я люблю Брианну, Клэр, люблю гораздо сильнее, чем в состоянии выразить словами.
Он поднял голову и посмотрел прямо на меня.
– Ты простишь меня?
– Ты… – Слова не шли у меня с языка, но вопрос необходимо было задать. – Ты любил ее?
На его лице отразилась глубокая печаль, но глаз Джейми не отвел.
– Нет, – тихо сказал он, – даже не хотел; это она хотела меня. Мне следовало бы найти какой-то выход, как-то остановить ее, но я не смог. Она хотела, чтобы я разделил с ней ложе. Так и вышло, а в итоге она умерла.
Он опустил взгляд, длинные ресницы закрыли глаза.
– Перед лицом Господа я виноват в ее смерти, и тем более виноват, потому что не любил ее.
Ничего не сказав, я лишь коснулась рукой его щеки, он же в ответ положил свою руку на мою, крепче прижал ее к щеке и закрыл глаза. На стене рядом с нами сидел геккон почти такого же желтого цвета, как и штукатурка. Светало, и его шкурка начинала поблескивать.
– Какой он? – тихо спросила я. – Твой сын?
Джейми, не открывая глаз, слегка улыбнулся.
– Избалованный и упрямый, – прозвучал такой же тихий ответ. – Со скверными манерами, шумный, несдержанный.
Джейми заговорил еще тише, так что его было едва слышно:
– А еще красивый, обаятельный, сильный и храбрый.
– И твой, – добавила я, и его рука напряглась, прижимая мою к колючей щетине.
– И мой, – повторил Джейми с глубоким вздохом, и я заметила выступившие из-под опущенных век блестящие капельки слез.
– Ты должен верить мне, – сказала наконец я.
Он медленно кивнул и открыл глаза, продолжая удерживать мою руку.
– Разумеется, должен. Но я все время думал, как рассказать тебе про Джиниву, Уилли, про Джона, наконец. Ты знаешь про Джона?
Он слегка нахмурился, но расслабился, когда я кивнула:
– Он мне рассказал. Обо всем.
Джейми удивленно поднял брови, но справился с собой и продолжил:
– Особенно после того, как ты узнала о Лаогере. Как я мог рассказать тебе обо всем этом и ожидать, что ты поймешь разницу?
– А в чем она, разница?
– Джинива – мать Уилли – желала моего тела, – тихо произнес он, глядя на пульсирующие бока геккона. – Лаогере нужны были мое имя и мои руки, способные трудиться, чтобы содержать ее и детей.
Джейми повернул голову и вперил в меня взгляд темно-голубых глаз.
– Что же до Джона… – Он пожал плечами. – Я никогда не мог дать ему того, чего он хотел, и ему хватало дружеского такта об этом не просить. Но сейчас, когда я рассказал тебе обо всем, – с нажимом произнес Джейми, и линия его рта стала жесткой, – я утверждаю, что всегда любил и люблю только тебя. Можешь ли ты мне верить?
Вопрос повис в воздухе между нами, мерцая, словно отблеск от воды снизу.
– Раз ты так говоришь… – прозвучал мой ответ, – я тебе верю.
– Веришь? – В его голосе прозвучало легкое удивление. – Почему?
– Потому что ты честный человек, Джейми Фрэзер, – ответила я, улыбаясь, чтобы не заплакать. – И да пребудет с тобой за это милость Господня.
– Только ты, – заговорил он так тихо, что мне едва удавалось разобрать слова. – Только тебе я хочу поклоняться и служить, отдавая всего себя, тело и руки, свое имя, а с ним и свою душу. Только тебе. Потому что ты веришь мне и любишь меня.
После этих слов я положила ладонь на его руку и сказала:
– Джейми, ты больше не один. Навсегда. Навсегда!
Он повернулся и взял в руки мое лицо.
– Клянусь тебе, – сказала я. – Когда я приносила клятву на нашей брачной церемонии, я не имела это в виду, но теперь… теперь имею.
Взяв в обе ладони кисть его руки, я нащупала пальцами то место, где бился пульс, и прижала свое запястье к его запястью, пульс к пульсу, биение сердца к биению сердца.
– Кровь от крови моей, – шептали мои губы.
– Плоть от плоти моей.
Его шепот был глубоким и хриплым. Неожиданно он опустился передо мной на колени и вложил свои сомкнутые руки в мои: ритуальный жест, которым у горцев сопровождалось принесение клятвы верности вождю.
– Вручаю тебе свою душу, – выдохнул он, склоняя голову над руками.
– Пока наша жизнь не придет к концу, – мягко заключила я. – Но ведь она еще не пришла к концу, верно?
Он встал и чуть отстранился от меня. Я легла на узкую кровать, притянула его к себе и призвала домой, домой, снова домой, навстречу нашему нерасторжимому единению.
Глава 60
Запах драгоценных камней
Путь в Роуз-холл, находившийся в десяти милях от Кингстона, пролегал по уходившей вверх по крутому склону, извилистой, припорошенной красноватой пылью дороге. Чуть дальше от города она уже заросла и сузилась настолько, что большую часть пути нам приходилось ехать гуськом. Я следовала за Джейми по темному, пахучему тоннелю, образованному кронами кедров, иные из которых достигали высоты в сотню футов. В их тени росли огромные разлапистые папоротники.
Все было тихо, только птицы перекликались в кустарнике, умолкая при нашем приближении. Один раз лошадь Джейми вдруг резко остановилась, фыркнула, и мы увидели, как длинная тонкая зеленая змея, извиваясь, пересекла тропу и исчезла в подлеске. Я проводила ее взглядом, но густые заросли не позволяли видеть дальше десяти футов от дороги: все утопало в зеленых тенях.
Хотя ополчение острова прочесало весь город, китайца не нашли. Назавтра ожидалось прибытие на подмогу отряда морской пехоты из казарм на Антигуа, и я надеялась, что мистер Уиллоби покинул город этим путем – выловить кого-то в этих джунглях представлялось мне делом безнадежным. Тем временем каждый дом в Кингстоне был заперт, как банковский подвал, а все жители вооружились до зубов.
В городе царило весьма опасное настроение: как и морские офицеры, полковник, стоявший во главе местного ополчения, придерживался того мнения, что, если китайца обнаружат, ему вряд ли удастся дожить до виселицы.
– Скорее всего, его разорвут в клочья, – заявил полковник Джейкобс, сопровождая нас из резиденции губернатора в ночь убийства. – Оторвут, прошу прощения за резкость, яйца и располосуют его вонючую глотку. Думаю, так оно и будет.
Судя по выражению лица, эту расправу полковник предвкушал с удовольствием.
