Диана Крымская - Черная роза
— Бедная Розамонда! Для нее смерть брата стала настоящей трагедией… Она любила его, несмотря на все его злодеяния!
— Увы! У герцогини де Ноайль нет близких родственников, кроме брата…
— А Робер? И я? Мы станем ее семьей!
— Не сомневаюсь… Кстати, как ваш супруг? Да Сильва изумлен улучшением состояния больного. И, как всякий врач, уже приписывает это исключительно своему искусству. И страшно гордится собой!
— Ах, Очо, я боюсь сглазить. Иногда мне кажется, что Роберу лучше… Иногда — что он уже при смерти…
— Полагаю, что ваш герцог выкарабкается. Особенно теперь, когда вы рядом. Знаете, чье присутствие было для него невыносимо? Королевы! Стоило ее величеству войти сюда, в эту комнату, — и вашему мужу, словно чувствующему ее появление, сразу же становилось хуже. А, если бы не де Парди, — дорогая Бланш вообще бы не отходила от своего кузена! Но Этьен, молодец, не позволял королеве слишком часто навещать больного… Вообще, барон де Парди — преданный и верный друг вашего супруга. Такие друзья дороже золота, поверьте мне! Все эти дни он не слезал с коня, разыскивая вас. Уезжал на рассвете и возвращался позже всех, в глубоких сумерках. А, когда в пятнадцати лье ниже по течению, два дня назад, люди нашли тело какой-то утопленницы, и барону об этом сообщили… Он заплакал, как дитя. И все повторял: «Как я скажу об этом монсеньору?» Потом поскакал туда… Вернулся сияющий. «Нет, слава Всевышнему! Это не Доминик!» — воскликнул он с порога.
— А как же вы нашли меня, Очо?
— Это я! Я догадался, где искать вас! Не сразу, конечно… Ведь все поиски велись ниже по течению. А я возьми и скажи сам себе вчера вечером: «Сеньора Доминик — жена Черной Розы. И такая же упрямая, безрассудная и непредсказуемая, как и ее легендарный муж. Что бы сделал он, спрыгни он в реку и спасаясь от своих преследователей? Конечно, поплыл бы против течения, чтобы сбить их со следа! Так почему того же самого было не сделать и его жене? Ее все ищут вниз по реке… А искать надо вверх!» И на следующее утро я взял Исмаила, — кстати, мы с ним очень подружились. Он тоже испанец, хоть и мавр! — и поехали вверх по Вьенне. Я не езжу верхом, — не из страха, не подумайте, а просто этот способ передвижения не по мне, — но Исмаил так крепко меня держит, что с ним я чувствую себя очень комфортно. И вот мы едем… едем… И вдруг видим вас — с луком в руках. У меня глаза на лоб полезли, — все вас ищут, с ног сбились, а она как ни в чем ни бывало, живая и здоровая, стоит на поляне и стреляет из лука! Вот так мы вас и нашли.
— Очо! Спасибо вам за все, — пожимая карлику руку, с чувством произнесла Дом. — Вы тоже верный друг. И я всегда буду помнить все то, что вы сделали для меня и моего мужа. И вы всегда можете рассчитывать и на меня… и на Робера… Если Провидению угодно будет сохранить ему жизнь.
— Ну, сеньора… Право, не стоит благодарности. — Засмущался уродец. — Впрочем… Я бы не отказался стать крестным отцом вашего первенца. Это был бы для меня лучший подарок!
Дом улыбнулась. Его оптимизм вливал и в нее бодрость и силу духа.
— Обязательно! Я вам обещаю, — сын Робера станет вашим крестником!
— Вот и прекрасно, — Очо встал. — Я вынужден вас покинуть, герцогиня де Немюр. Ее величество сегодня же хочет уехать из Шинона. Она злится. Кажется, все еще ревнует вас к вашему мужу. Мы выезжаем через час.
— А врач?
— Да Сильва останется в Шиноне, с вашим больным и с бедняжкой Розамондой. До свидания.
— До свидания, Очо. Говорю это от своего имени, — и от имени Робера!
— Уверен, я увижу и вас, и герцога Черная Роза. И в весьма недалеком будущем!
…Через три недели де Немюру стало настолько лучше, что Доминик решилась перевезти его из Шинона в Немюр-сюр-Сен. Розамонда к тому времени уже полностью оправилась от своей болезни, и очень помогла Дом ухаживать за Робером, так как молодая женщина, практически не отходившая от постели своего мужа ни днем, ни ночью, сама уже находилась на грани истощения от усталости и недосыпания.
Однако, переезд, которого так опасалась Дом, беспокоясь о слишком хрупком еще здоровье герцога, наоборот, оказал на Робера самое благотворное влияние. Возможно, именно нахождение в Шиноне, с которым были связаны столь мучительные, тягостные и ужасные для де Немюра воспоминания, тормозило его выздоровление. Теперь же, в своем замке, окруженный боготворившими его слугами и двумя обожавшими его женщинами — женой и сестрой, — Робер быстро пошел на поправку.
Через две недели после этого переезда, около полудня, у ворот Немюр-сюр-Сен остановился роскошный паланкин с королевским гербом, вызвавший в замке немалый переполох. Носильщикам дали беспрепятственно внести паланкин во внутренний двор, но не хозяева — герцог и герцогиня де Немюр — поспешили выйти навстречу столь важному гостю или гостям, а Розамонда де Ноайль.
Паланкин поставили на землю, дверца его распахнулась, и из него вышел не кто иной, как карлик королевы Очо. Розамонда в изумлении воззрилась на уродца.
— Господин Очоаньос! — наконец, воскликнула девушка. — Боже, как вы всех тут перепугали! Слуги решили, что сам король с королевой пожаловали в Немюр-сюр-Сен!
— В таком случае, странно, любезная герцогиня де Ноайль, что вместе с вами меня не встречают владельцы замка, — кланяясь по всем правилам этикета, отвечал карлик. — Или им не сообщили о прибытии королевских носилок?
— Сообщили, конечно. — Немного покраснела Розамонда. — Но, господин Очо, видите ли… Сейчас послеобеденное время. И мой кузен и его жена отдыхают.
— А! Сиеста! — сказал карлик. — Я понимаю. Тут не до их величеств… Послеобеденный отдых — прежде всего! — Он слегка усмехнулся. Розамонда покраснела еще больше.
— Идемте в залу, господин Очо. Сейчас вам принесут что-нибудь прохладительное… Вина? Фруктов?
— И того, и другого, дорогая герцогиня. С удовольствием!
…Через пять минут карлик сидел на диване, уплетая спелые персики и апельсины и запивая их отличным кипрским вином из погреба замка. Розамонда удалилась. И тут послышались быстрые шаги, — и в залу вошла Доминик, одетая в парадное, но явно надетое впопыхах, платье из синего бархата.
— Извините, что заставила вас так долго ждать, сеньор Очо, — произнесла молодая женщина. — Видите ли, я… мы… Мы не ждали сегодня визитеров. И отдыхали с мужем.
— О, не извиняйтесь, мадам! — учтиво воскликнул маленький горбун. — Это я должен просить у вас прощения за свой неожиданный и, похоже, так всех здесь напугавший, визит. Но я привык ездить в носилках с королевским гербом; это помогает избежать многих затруднений на наших дорогах. А сиеста — это свято для испанца и, следовательно, для меня. И ездить в гости во время послеполуденного отдыха считается верхом неприличия. Я просто забыл, милая герцогиня, что ваш супруг — наполовину кастилец, и соблюдает наши традиции! И, конечно, и вас приучил соблюдать обычаи того края. Не так ли?
