KnigaRead.com/

Мария Крестовская - Ранние грозы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Мария Крестовская, "Ранние грозы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Наконец ей удалось завязать шляпу, и, посмотрев на себя в последний раз в трюмо, она осталась довольна.

– Ну, до свиданья! – сказала она, подходя по привычке к Наташе.

Наташа приподнялась с кресла и холодно поцеловала ее.

Марья Сергеевна чувствовала себя не только раздраженною, но как будто и виноватою в чем-то. И это сознание сердило ее еще больше. Если из всякого пустяка делать «вопрос», то, конечно, можно отравить себе всю жизнь! Кажется, в том, что она едет кататься, – немного еще дурного. Не ее вина, если Наташа вздумает дуться на нее за всякую мелочь! Ведь ей же предлагают ехать вместе: что же она не едет!..

И, сердито застегивая пуговки перчатки, она быстро прошла в столовую, где ждал ее Вабельский.

– Готовы? – спросил тот, отходя от камина, у которого курил сигару, и смерил ее опытным и избалованным уже, но все-таки восхищенным взглядом ценителя и знатока женской красоты. Ей он не сказал ничего, но по глазам его она поняла, что очень нравится ему в эту минуту. И действительно, в своем светлом костюме, в шляпе из желтоватых кружев, с букетом бледных чайных роз, она была прелестна.

– Ну, до свиданья, барышня! – протянул Наташе руку Вабельский. – Очень жаль, что вы не едете…

Она молча подала ему свою, и в то время, как он сжимал ее, их глаза встретились с одинаковым выражением. Только у вспыльчивой и плохо еще умеющей владеть собою Наташи оно обозначилось сильнее и понятнее. В глазах ее так и вспыхнула ненависть. У Вабельского же это выражение только слегка скользнуло по углам насмешливо улыбавшегося рта.

«Ох, волчонок, не дорос ты еще тягаться со мной! – подумал он. – Куда тебе! Силенки не хватит, проиграешь!»

И он любезно, но сильно сжал ее маленькую ручку, и эта ручка вдруг дрогнула и вся похолодела в его руке, точно девочка инстинктивно поняла его мысль.

Когда Марья Сергеевна, поддерживаемая Вабельским, садилась в коляску, Наташа стояла у окна и глядела на нее. Марья Сергеевна улыбнулась и кивнула ей головой, но Наташа, словно задумавшись, не заметила и не ответила ей, хотя и не спускала с нее глаз. И эти глаза, строгие, упрекающие и грустные, долго еще преследовали Марью Сергеевну, пока они с Вабельским не выбрались, наконец, из городской толкотни и шума на Каменноостровское шоссе, где, среди зелени и воздуха им обоим стало как-то легче.

XII

Когда они выехали за город, Вабельский вдруг повернулся в сторону Марьи Сергеевны и взглянул ей прямо в лицо смеющимися, веселыми глазами.

– А мне кажется… – начал он немного нерешительно, – Наташе можно было ехать, только ей не хотелось… Мне кажется, она просто избегает меня, право; вы не заметили?

– Нет, вы ошибаетесь, это просто так, она такая… такая дикая… странная… Впрочем, знаете, мне кажется, что наша ссора, действительно, оставила след… – заговорила вдруг она взволнованным голосом, точно сразу решившись. – Наташа уже не та, я это чувствую… Хотя внешне ничто не переменилось; она очень ласкова в большинстве случаев, о той размолвке ни я, ни она никогда даже и не упоминаем, но… Но все-таки это уже не то, – добавила она с грустною усмешкой, слегка вздыхая.

Вабельский серьезно смотрел на нее.

– Знаете, что я думаю, – начал он, – я думаю, что вопрос еще далеко не решенный, переменилась ли ваша Наташа вследствие той размолвки с вами или это просто наступили такие годы. Мне часто приходилось слышать от многих матерей и отцов стереотипную фразу: «Ах, наша Манечка, или Ванечка, совсем уже не та, что прежде», то есть не такие, как были ребятами. Для родителей Манечка или Ванечка так и остаются тем маленьким существом, которое они помнят еще на руках няньки, «их ребенком», который и в двадцать, и в тридцать лет будет казаться и оставаться для них все тем же «ребенком». Понимание и многие ясные доказательства того, что этот ребенок мало-помалу вырос и выработался, так сказать, уже в «получеловека», повергают их в какое-то горестное удивление и недоверие, точно они хотят сказать: «Господи, да как же это, да когда же? Давно ли, кажется…»

Марья Сергеевна нетерпеливо откинулась в глубь коляски.

– Это очень печально, – заговорила она, – если перемена в наших детях будет заключаться только в их отчуждении от нас. Пока они малы и беспомощны, мы и душой, и телом сливаемся с ними в одно существо, нас не отталкивает от них разность ума, и мы их любим не меньше от того, что они глупее нас. А они! Они выросли и начинают вдруг чувствовать нас и глупее, и ниже себя! Но за что же? За что?

Вабельский как-то странно усмехнулся.

– Ну, это вы, положим, берете уж чересчур сильно. Я не говорил о пренебрежении, но мне кажется, что легкая отчужденность обязательно должна появляться. Они воспитываются и вырастают в иных условиях, чем вырастали и воспитывались вы; они будут жить с людьми, которых вы, быть может, никогда не узнаете; их взгляды, идеалы и даже сами привычки будут не те, что были у вас, потому что сам век, само общество будет отчасти уже иное! Многое, что будет дорого и близко им, будет чуждо и непонятно вам, и наоборот. Явится разъединение взглядов, вкусов, принципов, привычек, и во многом вы разойдетесь по разным дорогам и перестанете понимать друг друга… У меня самого есть отец, славный старик, он всегда живет в провинции, и видимся мы с ним довольно редко. Я очень люблю его, но жить бы с ним не стал, а говорить по душам, вот хоть бы так, как говорю с вами, не мог бы. Да и бесполезно: мы друг друга все равно не убедим, не поймем, и каждый из нас останется при том мнении, что другой неправ и говорит вздор. И, верите ли, были люди, совершенно чужие для меня, в сущности, но которые, право, казались мне ближе отца. С ними у меня было больше единства; мы лучше могли понять друг друга, а следовательно, были уже и ближе между собою.

Марья Сергеевна задумчиво слушала Вабельского. Он заметил ее грусть и заговорил более громким и беспечным тоном:

– Во всяком случае, это совсем еще не так грустно и даже не так близко еще…

– Нет, это очень грустно, – печально вымолвила она. – Я думала, что я всю жизнь буду ее другом.

Он засмеялся с добродушною насмешкой:

– Ваша Наташа, когда была маленькая, наверное, шла и еще дальше. Она, наверное, уверяла вас, что проживет с вами всю жизнь и выйдет замуж только за вас, чтобы не разлучаться с вами.

Она грустно рассмеялась, и в ее памяти промелькнули далекие вечера, маленькая комнатка с голубою лампой на столе, и маленькая же Наташа с разгоревшимся личиком, с заплаканными глазами, жалобно умолявшая ее не умирать без нее…

Марья Сергеевна тяжело вздохнула…

Где же все это? Неужели потеряно безвозвратно в ряду исчезнувших годов? И, вспоминая Наташу маленькою, толстенькою, смешною девочкой с большими глазенками, с обстриженными на лбу по-русски темными волосами, она невольно чувствовала, что та девочка была как будто и ближе, и милее ей, чем эта высокая, худая девушка с серьезным уже лицом, с холодными глазами…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*