Пенелопа Нери - Украденный миг
Однако, к его большому облегчению, на пути он никого не встретил. На кухне Томас обнаружил еще не остывший кофе. Очень обрадованный такой находке, он поставил кофейник на поднос вместе с толстой керамической кружкой. Прихватив еще булочку, Томас осторожно, чуть ли не на цыпочках, двинулся в обратный путь. Он решил поставить поднос перед Гидеоном и подняться к себе, выждав некоторое время. Пусть кузен хотя бы слегка протрезвеет. Том уже был не в силах затащить его сразу же наверх, довести до комнаты, раздеть и уложить.
…Сидя в уютном кресле в своей комнате, Томас задумался. Никогда он не видел Гидеона в таком состоянии, никогда не слышал от него ни о какой девушке-невесте. А ведь отношения между ними были очень теплыми. Томас был старшим сыном, а Гидеон — единственным. Оба они были главными наследниками, которым предстояло продолжить дело своих отцов. Томас знал, что очень скоро ему придется вплотную заняться сахарными плантациями Шелдона Кейна, в то время как на долю Гидеона приходились миллионные стада длиннорогих. Кузены всегда уважали и хорошо понимали друг друга. Сегодня за завтраком Томас вовсе не был удивлен, узнав, что Гидеона не соблазнила американская жизнь и огни Бостона, что тот остается на ранчо и принимает на себя все тяготы по его управлению. Это было в порядке вещей. Он вспомнил, как Гидеон делился с ним многим, в том числе и любовными похождениями, но никогда не впадал при этом в сентиментальность. Гидеон неплохо знал женщин до отъезда в Бостон. Но ничего серьезного не было в этих приключениях. Откуда же всплыла теперь какая-то Эмма? Возможно, он встретился с ней в Бостоне? Ладно, не пора ли проведать кузена?
Подойдя к лестнице, Томас не увидел внизу Гидеона. Где же он, черт побери! Том спустился. На ступеньках лежал поднос. И вдруг звук задвигаемой щеколды где-то на втором этаже нарушил тишину ночи.
— Ах, бандит! — усмехнулся Томас, пожимая плечами. — Я мог бы побиться об заклад, что он ни за что не поднимется один по этим крутым ступенькам…
Очнувшись, Гидеон не мог вспомнить, как оказался в чужой постели. В голове ужасно шумело.
Он открыл глаза и тотчас же зажмурил их, так как все вокруг закружилось — точь-в-точь как во время качки на китобойном судне «Миссис Арабелла Кейн».
Сквозь тошнотворно-приторный запах духов пробивалась тоненькая струя упоительно свежего воздуха. Гидеон повернул голову по направлению к ней.
На пуховой измятой подушке рядом с его головой рассыпались светлые локоны…
Он приподнялся на локте.
Видит Бог, это далось ему нелегко.
То, что он узрел, повергло его в смятение.
Совершенно голая Джулия, вытянув руки вдоль тела, смирно почивала рядом с ним.
Ее пышная грудь вздымалась и опадала, она дышала тихо и ровно, чуть-чуть присвистывая вздернутым носиком.
Ему стало нехорошо.
— Святой Моисей-покровитель, — бормотал Гидеон, борясь с тошнотой, — еще этого недоставало…
В его сознании еле брезжил и чадил какой-то смутный огонек, ловко ускользавший куда-то вбок, за границы здравого смысла, едва память его успевала ухватиться за тонкую ниточку связных представлений о событиях прошедшего дня и ночи.
Гидеон с невероятным трудом припомнил, как Томас растолкал его, заснувшего прямо на улице у каких-то постоянно хлопавших дверей, как втащил его в экипаж, а потом они все ехали и ехали ужасно долго, и приехали домой, надо полагать…
И тут этот мальчишка сдал его прямо с рук на руки черной вдовушке, а та была наготове, уложила его в кроватку, и он с ней переспал, идиот несчастный.
Одежда была разбросана по всей спальне.
Жилет, женская сорочка, смокинг, трусики и, Бог знает что еще…
Самое время удирать из западни.
Гидеон выбрался из постели, дотянулся до брюк, отполз к двери и там, прислонясь спиной к косяку, попытался вдеть левую ногу в штанину. Его мучила странная мысль: кажется, все это однажды было — примерно так же, но гораздо лучше…
И тут Джулия потянулась, широко открыла заспанные глаза и уставилась на него, прыгавшего на правой ноге.
— Доброе утро, кузен.
Она стыдливо натягивала простыню на голые пухлые плечи. Ее щеки порозовели.
— Доброе утро, Джулия… — Он хотел было выскользнуть из спальни, но дверь распахнулась, и вошла тетя Софи.
— Джулия, я принесла тебе кофе с бисквитами, ведь ты, бедняжка, вчера не ужинала. Надеюсь, сегодня тебе уже лучше? Ты ведь так переволновалась из-за Гидеона…
— О да, — томно протянула Джулия, — вы так добры ко мне, тетя Софи…
Вот тут-то тетя Софи обернулась и увидела Гидеона, стоявшего между дверью и стеной, голого, прикрывавшегося измятыми брюками. Выражение лица у него было абсолютно дурацкое. Он бессмысленно улыбался.
— Гидеон! — Голос тети Софи был полон праведного гнева.
— Э-это совсем не то, что вы думаете, тетя, тут ничего такого… Это вовсе не означает…
Он готов был провалиться сквозь землю.
— Довольно. Я все поняла.
Тетя Софи со стуком поставила поднос на туалетный столик. Чашечка из тончайшего китайского фарфора жалобно звякнула.
— Одно могу сказать, Гидеон. Мне жаль твоих несчастных родителей. Их сын — пьяница и развратник. И все это случилось под моим кровом. Какой позор! Какая безобразная, грязная сцена! Мои моральные принципы не позволяют оставить это ужасное, постыдное происшествие без последствий!
— Но, тетя…
— Молчи! Ровно через четверть часа ты должен быть в кабинете моего мужа. Мистер Шелдон Кейн сумеет поставить тебя на место!
Тетя Софи забрала поднос и с достоинством вышла, не забыв на прощание хорошенько хлопнуть дверью.
Джулия залилась слезами:
— Что же мне делать, что делать? Зачем я послушалась тебя? О, как ты умолял меня не прогонять тебя, о, как ты уверял меня, что никто ничего не узнает, особенно тетя Софи!
— Я был пьян вчера, Джулия, ужасно пьян — что же мог обещать тебе, Джулия, право, не знаю? Прости меня, ради всего святого…
— Простить тебя? А мое доброе имя? Моя репутация порядочной женщины? А память моего покойного мужа? Я изменила ему, я, всегда хранившая ему верность… О, я не выдержу и покончу с собой! — Уткнув лицо в подушку, она жалобно всхлипывала. — Ты можешь думать обо мне, что угодно, но памятью Дэвида клянусь, я не какая-нибудь там… Я никогда бы не поддалась тебе, если бы не страшная тоска, не безумное одиночество. Ты плакал, ты искал участия, ты говорил о какой-то девушке, которая оставила тебя. И вот, из сострадания я… Боже! Что я наделала!
— Я все понял, миссис Леннокс. Вам не стоит так оплакивать свою репутацию — с ней ничего не случится. — Голос Гидеона был тверд, как всегда. — Я знаю, за свои поступки надо платить. И я готов выполнить свой долг перед вами.
