Пенелопа Нери - Украденный миг
Глава 11
Архипелаг Гавайя, Большой Гавайский остров,
Пристань Кавайихе
1866 год
Спустя пять дней морского пути, едва оправившись от непрерывкой качки, Джулия стояла на борту корабля у хлипкого подвесного трапа и с недоверием поглядывала вниз на узкое каноэ, убранное цветами и готовое принять молодоженов, чтобы доставить их на пристань Кавайихе, уже до отказа заполненную нарядно одетой, пестрой толпой встречавших.
— Гидеон, неужели нет ничего более надежного, чем эта скорлупа? Меня мутит при одном взгляде на нее. Я ни за что в нее не сяду. Мы же утонем, — капризно хныкала она.
— Не бойся, дорогая. Я помогу тебе. Идем же.
Гидеон крепко взял ее под руку, чтобы помочь спуститься, и тут же поймал себя на мысли, что если отпустить локоток посреди трапа, а потом не слишком спешить выловить жену из воды, то…
Он тряхнул головой, отгоняя ужасное видение, и заставил себя улыбнуться жене:
— Джулия! Не волнуйся и не смотри вниз, вот и все!
На берегу их ждала едва ли не сотня радостных родственников, друзей и знакомых.
Гребцы как следует налегли на весла, и через несколько мгновений Гидеона уже засыпали цветами, затискали в объятиях, оглушили приветственными криками.
— Моо, алоха! Алоха, миста Кейн! С возвращением!
— Приветствую вас, друзья! Я рад обнять вас!
Заметив рядом с Гидеоном молодую красивую женщину, земляки начали перешептываться, многозначительно подмигивая друг другу: «Миссис Кейн, вы видели, это миссис Кейн…»
Гидеон поднял руку, призывая всех ко вниманию:
— Друзья, я вернулся к вам не один. Я привез молодую жену. Примите ее как родную, прошу вас!
— Алоха, миссус Моо! Добро пожаловать, миссис Кейн! Вы у себя дома!
Гидеон рассмеялся, и Джулия, только что кокетливо улыбавшаяся толпе, обиженно оглянулась:
— Что тут смешного, не понимаю!..
— Они называют тебя «миссус Моо», так меня звали, когда я был еще мальчишкой. Я был таким проворным, что гавайцы прозвали меня Моо, то есть «ящерка». И с тех пор это мое второе островное имя. Теперь и ты для них стала Моо, миссис Ящерица.
— Миссис Ящерица? Господи, какая гадость! — брезгливо и зло фыркнула Джулия.
Мало ей было всего, так еще к ней почти вплотную притиснулся какой-то островитянин и, схватив ее ладонь своей жесткой, мозолистой ручищей, забормотал, словно цыганка, гадающая по линиям судьбы:
— О миссус Моо, ты будешь здесь первой женщиной, госпожой острова. Очень-очень будешь счастлива, миссус, много получишь сладкой любви и поцелуев. Твой Моо сделает тебе хорошеньких малышей, алоха, — шесть, нет, семь и еще столько же! Алика — старый друг Моо, он знает, что говорит, миссус…
Джулия отдернула руку и вытерла ее платком.
Она не собирается вечно сидеть на этом проклятом острове, беспрерывно рожая крикливых сопляков, точно крольчиха какая-нибудь.
Она рождена не для такой убогой жизни: ей нужны деньги, много денег, ей нужен собственный роскошный дом со множеством слуг, блестящее общество, веселые, беззаботные кавалеры, театры, концерты, шикарные наряды…
Ах, Дэвид Леннокс, Дэвид Леннокс, незадачливый муженек, ты казался Джулии таким богатым, таким самостоятельным, таким щедрым, уверенным в успехе! И все полетело в тартарары из-за этой проклятой войны между Севером и Югом! К черту Дэвида! Он ничего не стоил, он был слабаком, слабаком и остался. Зато она, миссис Кейн, сумеет сама распорядиться своим будущим. Она достаточно хитра и опытна для того, чтобы не наступать дважды на одни и те же грабли.
Настроение было вконец испорчено.
Джулии не нравилось все: она не пожелала ответить на шутливое приветствие Алики, предсказывавшего ей счастье, она с отвращением смотрела на тростниковые хижины, лепившиеся по склонам гор, она задыхалась от запаха цветов… Все было не по ней на земле, по которой так тосковал Гидеон Кейн.
А земля эта была все так же прекрасна. Мало что изменилось на острове.
Воздух был такой же душный и неподвижный. За дощатыми домиками и туземными хижинами виднелись кокетливые, чистенько побеленные коттеджи, вызывавшие у него теперь ассоциации с английским рыбачьим поселком. Выше, в горах, стояли зловещие, обугленные развалины старинного языческого храма, в котором, в свое время совершались человеческие жертвоприношения. Происходило это, кстати, не так уж и давно, лет сорок назад. Только с приходом на остров христианских миссионеров храм был разорен.
Миль на десять вглубь острова земля выглядела засушливой и бесплодной, если не считать нескольких кокосовых пальм с южной стороны берега у бухты. Красно-коричневый сухой откос за поселком уводил взгляд к высокогорьям, покрытым сочной зеленой растительностью, — там были непроходимые джунгли, лагуны с экзотическими цветами и травами, поля с посадками таро, бататов и других культур. Пики гор были скрыты под облаками и вечным снегом.
А уж когда они подъехали к ранчо, сердце Гидеона замерло от радости: он узнавал здесь каждую мелочь.
Наконец-то после семилетней отлучки он снова в этом раю!
Ох, как он любил эти места…
Бросив вещи, Гидеон, сам того не ожидая, упал на колени и прижался щекой к земле, вдыхая ее материнский запах. В нем смешался аромат жасмина, цветы которого Мириам Кейн всегда закалывала в прическу, запах таро, дождя, запекшейся лавы.
— Гидеон! Ты не слышишь меня? Я спрашиваю, мы уже приехали?
Он поднял голову, еще не вполне вникнув в услышанные слова.
— А, это ты Джулия? Нет, это еще не наш дом. Нам еще предстоит целый день провести в пути. Наш дом так прекрасен! Ты его сразу узнаешь, как только мы подъедем к нему.
— День пути? А где же город? Где центр этого Большого острова? Где магазины, рестораны, где хотя бы один модный салон? Тут же нет ничего, кроме лачуг.
Гидеон еле сдержался. Он готов был ударить Джулию, но вовремя одернул себя. Пять дней в душной каюте, качка, морская болезнь могли измотать кого угодно. Конечно, она устала и ее пугает большой переезд верхом. Нет, надо быть терпеливым — и тогда он постепенно привыкнет, да и она изменится.
— Гидеон, неужели это ты, сорванец? Мальчик мой!
— Отец!
Слезы текли по лицу Джекоба Кейна: он помнил своего сына юношей, почти ребенком, сейчас пред ним был мужчина, воин, красавец. Гидеон вырос, он был теперь выше отца на целую пядь.
— О, как я рад, как счастлив. Когда тебя призвали в федеральную кавалерию, мать отчаялась видеть тебя, да и я приуныл, честное слово! Мы каждый день молились за тебя, Гидеон!
— В Бостон я больше не вернусь, отец. Я приехал навсегда. Я буду жить здесь, дома.
