Джуд Деверо - Приглашение
Когда она уехала с Чарли и первую неделю почти не вылезала из кабины, он сказал: «Детка, у тебя гироскоп в голове. Для тебя лететь вверх дном и задом наперед одно и то же. Ты всегда знаешь, где окажешься». Сейчас Джеки летела вверх дном, одновременно маневрируя между деревьями, а ее голова была перпендикулярна земле.
Она знала, что бензина мало, так что направилась назад к Этернити, выписывая в небе свое имя. Инверсионный след ничто по сравнению со следом от дымовых шашек, прикрепленных к хвосту самолета, но ей было все равно.
Как только она попала на полосу в Этернити, мотор заглох — бензин кончился. Превосходно, подумала она. Она рассчитала превосходно. Чарли мог бы ею гордиться.
После того, как Джеки посадила самолет, Вильям сидел на своем месте, не двигаясь — голова откинута, глаза закрыты. Она поняла, что он жестоко напуган. Не так много народа смогло пройти через только что испытанное Вильямом, но его не вырвало. Каким-то образом ему удалось справиться с желудком.
Вставая, Джеки дотронулась рукой до него, и он быстро, чересчур быстро, открыл глаза, чтобы на нее взглянуть, потом слабо тряхнул головой. Он не принял протянутую руку, чтобы сойти на землю. На земле Джеки старалась не смотреть, как он с трудом выбирался из самолета. Когда, наконец, посмотрела на него, лицо его было бледным, на коже появились морщины, и он нетвердо стоял на ногах.
— Все в порядке, Джеки, — сказал он тихо, потому что глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь справиться с тошнотой. — Ты победила. Пакую вещи и уезжаю. Меня здесь не будет уже через несколько часов.
Сейчас ничто не сняло бы тяжелого чувства. Она дорожила их дружбой, ей только не хотелось ежедневно сталкиваться с ним в доме и в своей жизни.
— Вильям, я…
Когда он повернулся, чтобы взглянуть на нее, его глаза сверкнули, и бледная кожа даже покраснела от ярости. Старомодная, угрожающая жизни ярость.
Когда он заговорил, его голос был спокойный и очень тихий.
— Подозреваю, сейчас ты мне скажешь — останемся друзьями. Мою дружбу ты всегда дрессировала… — Он шагнул к ней, сделавшись вдруг огромным. — Мне не нужна твоя дружба, я ее никогда не хотел, Джеки. Я хочу твоей любви с детства.
При этом заявлении она совершила ошибку — слегка улыбнулась. И этот смешок что-то сломал в Вильяме. Даже в детстве у него были хорошие манеры и мягкий характер, а сейчас, казалось, он превратился в нечто грозное, даже опасное. Он шагнул к ней, заставив ее отступить назад.
— Тебя изумляет мое желание любви? Что же тебя рассмешило? Глупый малыш Вилли Монтгомери, бегающий хвостом за эксцентричной Джеки О'Нейл? О да, ты всегда была эксцентричной. Ты даже в детстве от всех отличалась. Другие дети старались точно копировать друг друга, а ты нет. Сейчас ты скажешь, что и тебе хотелось бы наряжаться по последней моде и не выделяться в компании, но истина в том, что тебе нравилось, взобравшись на крышу своего дома, прибивать черепицу на место. Да и любила уходить от других детей своего класса ты тоже только потому, что точно знала, что хочешь делать. Когда тебе было шестнадцать, не было ни одной девочки, взбиравшейся на деревья и по канатам, а ты такое делала. Всегда делала что хотела, а остальное посылала к черту.
Не очень-то приятную картинку он нарисовал: она вышла странной и эгоистичной особой. Джеки открыла было рог, но он навис над ней так, что ее спина изогнулась назад.
— И я полюбил тебя за отвагу — быть такой, какая ты есть. Ты не пыталась приспособиться. В этом городке, где каждый знает каждого, ты нашла способ быть тем, кем тебе хотелось быть. Нашла способ делать то, что хотела делать. И когда появилась возможность уехать, ты не колебалась, а поступила открыто. Ни страданий, ни задних мыслей, ни даже взгляда назад. Знала, что хочешь, и за этим уехала. Я это в тебе любил, Джеки. Я был мальчиком, но я ясно видел, кем ты была и что собиралась делать, и за это я тебя любил. Сейчас я мужчина, и знаю: то, что я чувствовал тогда, не было детской любовью. Не знаю, как это объяснить. Тогда я любил тебя как мужчина, и сейчас люблю так же.
— Сейчас?! — пролепетала она, глядя ему в глаза. Уж точно, трудно было считать его ребенком в эту минуту.
— Да, сейчас! Может быть, мы похожи, но в противоположности. Я полюбил тебя, как только увидел.
Мне было пять лет, когда ты пришла к нам. Мама открыла дверь. Ты стояла там, пятнадцатилетняя, очень высокая и очень тонкая, и волосы падали тебе на глаза — в спешке ты не успела закрепить их сзади. Ты была хорошенькая по-особому — тебе не надо было прибегать ни к каким ухищрениям, чтобы разбивать мужские сердца. Я взглянул на тебя и сразу влюбился, и с тех пор никогда не переставал тебя любить. Он наклонялся над ней все ниже и ниже…
— Я один из тех, кто организовал гонки Тэгги, надеясь зазвать тебя назад в Чендлер. Это я попросил отца написать тебе после смерти Чарли и пригласить тебя для обслуживания полетов нашей семьи. Я анонимно давал деньги для шести аэрошоу для тебя и Чарли, когда узнал, что Чарли пропил твои сбережения. И твой самоотверженный подвиг по спасению жертв пожара описал президенту мой дядя.
— Ты?.. — растерянно прошептала она.
— Да, я. Я любил тебя всегда. Всегда. Без колебаний. Когда ты взглянула на самолет и поняла, что полеты — это то, чем ты будешь заниматься, я знал, что мы должны быть вместе. Я встречался всего с несколькими женщинами. А в постели не был ни с одной, потому что чувствовал бы предающим тебя. Я ждал тебя, а пока ждал, заботился о тебе, как только мог, изо всех сил. — Внезапно он выпрямился и посмотрел на нее. — И вот сейчас… ты…
От того, как он выговорил «ты», по ее коже побежали мурашки.
— Я в тебе ошибся. Думал — в тебе есть стержень. Ты смогла уехать с мужчиной вдвое старше, взбудоражив целый город; ты научилась летать на самолете лучше, чем любой ныне живущий мужчина, и ты можешь смеяться при мысли, что мужчина тебе равен. Ты качалась на ветках деревьев, когда другие девочки боялись замочить волосы. Ты могла делать в жизни все, что хотела. Ты жила так, как ты хотела, не считаясь, что подумает остальной мир. Но когда пришло время любить, ты трусишь. Ты готова отбросить меня только потому, что в наших водительских правах сказано — мы разного возраста.
Она попыталась защитить себя, но он не дал сказать ей и слова.
— Не пытайся зря лгать мне или себе. Единственное, что между нами стоит — это твое нелепое убеждение, что мы не должны быть вместе из-за нашего возраста. Ты не дала себе возможности ближе познакомиться со мной. Боялась со мной разговаривать из страха, что обнаружишь — у меня есть голова на плечах, голова мужчины. Я больше не мальчик, а ты никогда не была взрослой. Я родился взрослым мужчиной, а ты, Джеки — ребенком, и всегда им останешься. Никогда не повзрослеешь, или, по крайней мере, никогда не состаришься. Ты знаешь, почему я тебя так сильно люблю?
