Эллен Марш - Упрямица
По узкой проселочной дороге, петлявшей среди холмов и полей в направлении из Лэндз-Энда в Пензанс, тряслась, поскрипывая, маленькая бричка, и Рэйвен, перемахнув на Синнабаре через невысокую каменную изгородь, отделявшую поле от дороги, заставила жеребца перейти на шаг, чтобы взглянуть, кто там едет. Узнав фигуру преподобного Парминстера, она издала еле слышный стон, но делать было нечего. Тощая, плохо кормленная кобыла пастора покорно плелась, таща за собой скрипучую повозку.
– Доброе утро, преподобный отец, – вежливо сказала Рэйвен, поравнявшись с бричкой. Синнабар повернул голову и презрительно зафыркал при виде утлой телеги и жалкой клячи.
Преподобный Парминстср взглянул на раскрасневшееся лицо красавицы, сидящей на возбужденно бьющем копытом жеребце, и его полные губы неодобрительно сжались.
– Вы не в трауре, мисс Бэрренкорт, – заметил он своим гнусавым голосом, напомнившим Рэйвен о мучительно скучных воскресных проповедях.
Она взглянула на свою темно-зеленую амазонку.
– Я-а… э-э-э…
– Дьявол неустанно подкарауливает тех, кто не следует заповедям Господним, – напомнил ей пастор. Его длинное, тонкое лицо излучало уверенность в собственной непогрешимости. – Предупреждаю вас, мисс Бэрренкорт, вам не избежать сплетен и пересудов, если вы снимете траур раньше срока. Вас осудят.
– Кто? Господь или вы? – гневно отрезала Рэйвен, слишком хорошо знавшая преподобного, чтобы смутиться от его поучений. Пусть думает что хочет.
Щеки преподобного побагровели.
– Я не стану укорять вас за дерзкий язык, дитя мое, потому что знаю: каждое ваше слово или поступок продиктованы скорбью. Но я намерен лично проследить, чтобы вы не свернули с праведного пути после смерти вашего отца.
– Вы полагаете, он плохо воспитал меня? – резко спросила Рэйвен, прекрасно зная, что так оно и было. Любой в этой части Корнуолла мог бы сказать, что Джеймс Бэрренкорт позволял своей дочери абсолютно все, вплоть до диких скачек на необузданном жеребце. Но Рэйвен знала и то, что ни одна душа не осудила бы его и не подумала бы о нем плохо. И арендаторы отца, и жители деревень, и рыбаки Сент-Айвза уважали и ценили этого доброго и честного человека, всегда готового прийти им на помощь.
– Мне придется изрядно потрудиться, чтобы спасти вашу душу от вечного проклятия, строптивая Рэйвен, – ответил преподобный, в глазах которого отразилась откровенная похоть.
– Снова выгладите свой костюм? – сладко пропела Рэйвен, хотя глаза ее гневно заблестели. – Вы полагаете, что теперь, когда мой отец умер, у вас больше шансов стать моим мужем? Не обольщайтесь! Вряд ли вы стали приятнее с тех пор, как отец назвал вас злобным пакостником и последним из мужчин на земле, которому он позволил бы жениться на мне!
Она резко развернула нервного жеребца, так что тот вздыбил передние ноги, и Рэйвен с удовлетворением отметила страх в глазах преподобного. Всадница вихрем умчалась прочь, разбрызгивая во все стороны грязь, лошадь словно на крыльях перелетала через препятствия. Рэйвен передернуло от отвращения: брр, до чего же некоторые мужчины омерзительны! Жаль, что он сумел вызвать в ней ярость. Пожалуй, она стала уязвимее к навязчивости пастора после смерти отца. Как же она была счастлива и беззаботна, пока он был жив! И в полной безопасности! И какой же одинокой и несчастной чувствовала себя теперь, когда он покинул ее!
Прогулка была окончательно испорчена. Рэйвен быстро проехала по тропе среди скал к берегу, где позволила Синнабару немного поплескаться в холодной морской воде, после чего отправилась домой. Жеребцу это было не по нраву, и он нехотя плелся по тропе, время от времени опуская голову, чтобы пощипать траву. Он явно не торопился в стойло.
– Не упрямься, дурачок ты мой, – шептала Рэйвен, склоняясь в седле и заставляя жеребца побыстрее двигаться вверх по петляющей дороге, обсаженной стройными кедрами. Дорога вела к крытой черепицей конюшне. Синнабар влетел во двор конюшни, и из ее дверей тут же появился грум – волосатый человек в высоких сапогах и кожаном фартуке. Рэйвен кинула ему поводья.
– Хорошо прокатились, мисс Рэйвен? – спросил он, улыбнувшись во весь рот.
– Да, Сэм, – ответила Рэйвен, грациозно соскользнув с лошади. Ее амазонка из изумрудно-зеленого бархата была сшита по последней моде, и короткий жакет, отделанный золотой косичкой, прекрасно облегал узкую талию и высокую грудь, восхитительно расширяясь на бедрах. Волосы Рэйвен, блестящие и черные как смола, были заплетены и уложены в пучок – его аккуратно удерживали на грациозной шее тончайшая сеточка и шпильки. Непослушные кудри, выбившиеся из прически во время бешеного галопа, обрамляли ее лицо, и Рэйвен беспорядочно засунула их под шляпку. Огромные кошачьи глаза Рэйвен все еще полыхали гневом на преподобного Парминстера.
– Надо же, а ведь он нисколько не утомился! Ему такие скачки нипочем! – восхищенно покачал лохматой головой Сэм, когда освободившийся от хозяйки конь резво ткнулся в его ладонь. Грум знал все хитрости жеребца и крепко зажал поводья, чтобы Синнабар не выкинул какой-нибудь трюк и не сбежал. Конь заржал, сверкая белками глаз и стуча подковами по булыжнику, выбивая искры.
– Бедняга Синнабар, – пробормотала Рэйвен, погладив мускулистую шею жеребца. – Может быть, попозже я еще раз прокачусь на нем.
– Не-а, не получится, мисс Рэйвен, у вас не будет времени, – сочувственно произнес Сэм. – Клерк мистера Хаггарта приезжал сразу после вашего отъезда. Он передал, что хозяин зайдет к вам около двух.
– Интересно, зачем? – удивленно протянула Рэйвен, нахмурив брови.
– Откуда мне знать, мисс?
Рэйвен пожала плечами и улыбнулась старому груму, её темно-золотые глаза потеплели.
– Не важно, Сэм. Пусть кто-нибудь из конюхов прокатится на нем попозже – чтоб поубавить ему прыти.
Сэм снял с Синнабара седло и усмехнулся:
– Если уж ваши дикие скачки его не угомонили, то, видать, ему на роду так написано. Да и кто из парней согласится взобраться на этого дьявола?
Рэйвен рассмеялась своим мелодичным смехом и отправилась через двор в дом. Она спешила, и бархатные юбки, шурша, развевались за ней. Потихоньку проскользнув через вход для прислуги, она взлетела по лестнице в западное крыло, где находилась её спальня, не глядя на строгие лица предков, взиравших на нее с портретов, развешанных вдоль длинной галереи. Это были темноволосые люди, страстные и гордые, в чьих текла непокорная кельтская кровь. В большинстве своем – воины, скотоводы, предводители пиратов, а позже – пэры и лорды, доверенные английских королей. В их строгих профилях была запечатлена история Корнуолла и будущее их потомков, включая и Рэйвен. Ее завораживающая красота также была частью их наследия, как и её гордый мятежный дух.