Сара Линдсей - Любовник на все времена
— Ты действительно глупец. Я вместе с мамой поехала обедать к Фолкемам. А когда мы там гостили, погода резко испортилась. Мама разволновалась, и Малкольм, как радушный хозяин, предложил нам переночевать. Разразилась снежная буря, и мы застряли на два дня. И мне некогда было строить глазки хозяину, я ухаживала за его заболевшей теткой, так как из-за разыгравшейся бури врач никак не мог добраться до поместья Фолкема. Моя сорочка стала потной и грязной, потому что я всю ночь просидела рядом с больной. Ее пришлось постирать, а одна из служанок одолжила мне чистую. Разумеется, в суматохе я забыла о своей сорочке. Странно, почему он прислал сорочку не в Холл, а сюда.
— Очевидно, ты настолько вскружила ему голову, что из нее напрочь вылетело благоразумие. Хотя, должен признаться, твое объяснение выглядит очень правдоподобно. В нем есть только один недочет. Если ваш визит был, как ты уверяешь, таким скучным и невинным, то почему в таком случае ты ни словом не обмолвилась о нем?
— Да потому что боялась, что ты закатишь мне сцену ревности, какую и устроил мне сейчас. Как видишь, я оказалась права. Тем не менее я готова простить тебя, если ты станешь перед мной на колени и попросишь прощения. Хотя если какая-нибудь дама пришлет к нам в дом предметы твоего нижнего белья, то я не знаю, кого первым из вас убью, — рассмеялась мама. А потом в воздухе повисла долгая гнетущая тишина, которую прервал испуганный мамин шепот.
— Боже мой, неужели ты мне не веришь?
— Не в первый раз ты и Пекфорд спите под одной крышей. Припоминаю, как-то раз в декабре, ты, будучи в гостях у своих родителей, проговорилась в письме, что Пекфорд остался ночевать. Ты сама выдала себя.
— Малкольм живет по соседству с родителями, он регулярно у них обедает. В тот раз бедняга выпил слишком много и был не в состоянии верхом отправиться к себе домой. А Холл достаточно вместителен для того, чтобы приютить еще одного человека.
— В отличие от нашего дома, не так ли? — Папа горько рассмеялся. — Я всегда знал, что этот дом для тебя не очень хорош, как и я сам. Я пробовал закрывать на все это глаза, старался как мог, но жить так дальше у меня больше нет сил. Да, я сумел похитить тебя, как Аид похитил Персефону, но не смог удержать. И не мог бы удержать — почему я не понял этого раньше.
— Что за чепуху ты несешь! Или ты опять выпил лишнего? Я всегда буду рядом с тобой. Ты же знаешь, я не очень люблю те увеселения, сопровождаемые танцами, которые устраивают мои родители. Но я бываю там на радость родителям, поскольку забочусь о будущем наших детей. Неужели ты не видишь, что я с большей охотой оставалась бы дома с тобой? Твое положение в свете никогда не играло для меня особой роли. Будь ты простым торговцем, я все равно полюбила бы тебя… — Ты всегда так переживал из-за того, что был внебрачным ребенком, но ведь это дело случая. И сейчас это не является оправданием для твоего столь оскорбительного поведения.
Папа опять буркнул то самое плохое слово.
— А когда ты намеревалась сообщить о том, что ждешь ребенка? Я знаю, ты беременна. И не думай отпираться!
— А я и не собираюсь отпираться, — горячо возразила мама. — Я хотела сообщить тебе об этом до моего отъезда, но решила немного обождать, чтобы быть совершенно уверенной. Я не ощущала никакого недомогания, и кроме того… — ее голос дрогнул, — раньше мы всегда так расстраивались, если наши ожидания не оправдывались. Я подумала… мне казалось, ты будешь этому рад.
У мамы должен появиться еще один ребенок? Диана замерла — неужели у нее скоро будет сестричка. Она любила Алекса, но сестричка это совсем другое дело…
— Рад? — закричал папа. — Ты думала, я буду этому рад?
Что-то со страшным шумом ударилось о стену и разбилось.
— Томас! Эта ваза — свадебный подарок принца Уэльского, — жалобно воскликнула мама.
— Да, и она разбита вдребезги, точно так же, как и мое доверие. Точно так же, как наш брак. Боже, ты даже не представляешь, каково мне сейчас!
Почему папа такой противный? Ведь это была любимая ваза Дианы, и он знал об этом. С какой осторожностью она всегда подходила к ней, чтобы полюбоваться.
— Как ты можешь так говорить? — прошептала мама. — Неужели ты разлюбил меня?
— Разве можно тебя разлюбить? — грустно и тихо произнес папа, настолько тихо, что Диана невольно напрягла слух, чтобы расслышать то, что он говорил. — Я полюбил тебя сразу, с первого взгляда. Помнишь ту ночь, когда ты прокралась на конюшню, чтобы ухаживать за родившимся жеребенком. Я влюбился в тебя по уши и окончательно потерял голову. Но Бог поможет мне, даже понимая, что сейчас делаю, я все равно люблю тебя и буду любить до конца жизни.
— Если бы ты любил меня, ты поверил бы мне! — Голос у мамы задрожал, в нем слышались слезы. Диана едва не заплакала, так ей стало жалко маму. Она прижала передник к лицу, чтобы родители не услышали ее тяжелого печального вздоха.
— Я тебя не узнаю. — Мама говорила медленно. — Сейчас рядом со мной стоит незнакомый, чужой мне человек. Ты не мой Томас. Ты не тот человек, за которого я вышла замуж, ты не отец моих детей… — голос мамы дрогнул, — …ты не тот, кого я люблю. Не ты, а он — отец этого ребенка. Я не знаю, кто ты. Я немедленно уезжаю в Холл. И не вернусь. Мне жаль тебя, когда-нибудь ты поймешь, как глупо вел себя.
— И я не узнаю тебя. Ты говоришь, что любишь меня, возможно, так оно и было, когда мы поженились. А теперь при первой же размолвке бежишь к своим родителям, а они обращаются с тобой, как с прислугой. Они не простили тебя, Линнет, и никогда не простят. Им нужен только Алекс.
— Я не идиотка, и лучше тебя понимаю недостатки моих родителей. Но теперь мне хорошо видно, как они были правы, рассердившись на меня за этот брак. Неужели ты не понимаешь, что сейчас ты играешь им на руку. Ты сам толкаешь к ним и меня, и детей.
— Диана и Алекс останутся со мной. Я не хочу, чтобы они воспитывались в гробнице былых богатств и привилегий.
— О, конечно, гораздо лучше, если Диана будет воспитываться здесь на конюшне. Кем она станет, когда вырастет? Не леди, а какой-то цирковой наездницей? Нравится тебе или нет, но Алекс второй среди наследников на титул герцога. Эта гробница богатств и привилегий со временем, очень возможно, будет принадлежать ему. Неужели ты хочешь лишить наших детей тех прав, которые они получили при рождении?
— Ради их счастья я готов на что угодно, — с досадой воскликнул папа.
— В таком случае есть надежда, что еще не все потеряно. Несмотря на помрачение рассудка, ты еще способен здраво рассуждать…
В воздухе повисла тишина.
— Согласен, будет лучше, если Диана останется у тебя. Но ты должна порвать с Пекфордом. Я не хочу, чтобы он отирался возле моих детей. Я оставляю себе Алекса…
