Диана Крымская - Черная роза
Дом почувствовала, как слезы навернулись на глаза. Но нет… Сейчас не время плакать!
— Спасибо тебе, Тереза! Но мы здесь затем, чтобы свершить правосудие… Так начнем же!
— Какое правосудие? — тут же завопил де Ноайль, дергаясь, как паяц на нитке, и раскачивая ветку, через которую был переброшен конец веревки. — Снимите меня! Предайте в руки настоящих судей! Кто вы такие, чтобы здесь, в этом лесу, таким вот образом, судить меня? У вас нет на это права!
— Мы имеем право, — холодно произнесла Дом. — И судить… и казнить тебя! Тереза! — обратилась она к вдове лесника. — Скажи, в чем ты обвиняешь Рауля де Ноайля?
— Я обвиняю его — и да будет подтверждением моих слов вот тот маленький холмик, под которым спит вечным сном мой Робер! — в том, что ровно год назад он убил моего сына, изнасиловал и убил мою подругу Франшетту. А также надругался и надо мною. И хотел меня утопить.
— Нет! — закричал Рауль. — Твоего сына убил не я… Это сделал Франсуа!
— Ты приказал ему!.. Своему псу!.. — Она плюнула в лицо Рауля. — Вот тебе, подонок! — Она обернулась к Дом. — Говори ты, Мари.
— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, в том, что ты обесчестил в королевском дворце баронессу Мадлен де Гризи. В том, что ты похитил меня и моего мужа, Робера де Немюра, привез нас в Шинон, и зверски замучил Робера. А меня хотел изнасиловать.
— Робера пытал не я! Это неправда! Это были Жак и Франсуа!..
— По твоему приказу, чудовище!
— Нет… Они сами это сделали. Я им не приказывал! И тебя я не тронул… Доминик!.. Ты несправедлива ко мне! Я же тебя не коснулся даже пальцем, вспомни… это ты чуть не убила меня осколком зеркала!
— Не пытайся оправдаться, — прервала его Дом с ледяной улыбкой. — Это бесполезно. Тереза! Ты не хочешь еще что-нибудь добавить?
— Я хочу, — вдруг послышался твердый голос позади них… Тереза и Доминик оглянулись. Это была Розамонда. Лицо ее было очень бледным; но зеленые глаза смотрели жестко и решительно.
— Розамонда! — вскрикнул Рауль. — Сестричка! Родная!.. Посмотри, что здесь происходит! Эти две фурии сговорились… Они хотят убить меня! Не дай им сделать этого! Сестра!
Розамонда даже не взглянула в его сторону.
— Я все слышала, — сказала она. — Все, в чем вы обвинили его. Я содрогнулась… Его преступления ужасны… И я хочу добавить кое-что от себя. Можно?
— Говори, — промолвила Дом.
— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, — торжественно сказала герцогиня, — в смерти Эстефании де Варгас, которую ты обесчестил в замке Фонтене, и которая покончила с собой. В смерти моей несчастной камеристки Люси. Ты обесчестил её и зарезал. Обвиняю тебя также в смерти моего жениха, графа Анри де Брие, который погиб от руки твоего клеврета Франсуа. Ты — не человек, ты — чудовище, Рауль. Ты и меня, свою родную сестру, не пощадил бы, если бы не вмешалось Провидение. И твои жертвы — и те, имена которых мы знаем… и те, что остались безымянными, — требуют твоей смерти.
Рауль опять задергался на веревке. Толстая ветка качалась под его тяжестью. Багровое от прилившей к голове крови лицо его исказилось ненавистью.
— И ты с ними заодно, тварь! — воскликнул он. — Надо было давно тебя прирезать, змея!.. Еще в лесу!
Розамонда по-прежнему не удостаивала его даже взглядом.
Доминик сказала:
— Мы обвинили тебя, герцог Рауль де Ноайль. Мать, ребенка которой ты утопил. Жена, мужа которой ты замучил. Твоя сестра, жениха которой ты приказал убить… и которой ты также уготовил страшную участь. Ты хочешь что-нибудь сказать, изверг?
— Я вас всех проклинаю!.. — брызгая слюной, заорал Рауль. — Вы — все трое — поплатитесь за то, что хотите сделать со мной! И прежде всего ты, Доминик! — И он разразился чудовищными ругательствами.
Женщины спокойно смотрели на него, ожидая, когда он затихнет.
— Может, заткнем ему рот? — предложила Тереза.
— Нет, — сказала Доминик. — Я хочу слышать, как он будет визжать и рыдать, когда мы будем убивать его!
Рауль, наконец, замолк. Тяжело дыша, он глядел на трех этих женщин. О, если бы хоть на минуту он вновь стал свободен! Если бы в его руках был меч… Он искромсал бы их всех… На кусочки!
— Мы приговариваем тебя, Рауль де Ноайль, — торжественно провозгласила Дом. — К смертной казни. Если ты знаешь хоть одну молитву — молись. Но вряд ли она дойдет до престола Всевышнего. Жалобы и стоны твоих жертв заглушат твои слова!
Но де Ноайль не собирался молиться. Он дергался и извивался в своих путах, страшно выкатывая глаза и продолжая сыпать самыми грубыми ругательствами.
— Как мы будем казнить его? — прошептала, вдруг побелев, Розамонда.
Тереза сняла с плеча лук. — Будем пускать в него стрелы. Пока он не издохнет. — И она посчитала стрелы в колчане.
— Девять стрел. По три на каждую из нас.
— Я не умею стрелять из лука, — сказала Розамонда.
— Что ж… В таком случае, мне и Мари достанется больше выстрелов, — с кровожадной улыбкой произнесла вдова лесника. — Мари! Кто будет стрелять первой?
— Ты, Тереза. Твой маленький сын порадуется с небес, видя, как ты мстишь его убийце!
— Да… В годовщину смерти Робера это будет лучшим подарком моему сыночку!
Женщины отошли на десять шагов. Тереза проверила тетиву и вытащила из колчана первую стрелу. Рауль, замолчав, в страхе следил за их приготовлениями.
— Розамонда! — вдруг завопил он. — Сестра!.. Сжалься! Я — твой единственный брат! Не дай им убить меня! — Слезы хлынули из его голубых глаз. Рыдая, он яростно извивался, как червяк на удочке рыболова. — Доминик!.. — теперь он взывал к жене своего кузена. — Я любил тебя! Я бы никогда не причинил тебе вреда! Вспомни, ведь и ты любила меня! Ради этого чувства! Пощади меня!.. Сжалься надо мной!..
Дом хрипло рассмеялась.
— Так, так, Рауль! Моли меня… Трясись… Плачь… Пусть и мой Робер полюбуется на тебя вместе со мной! — Она повернулась к Терезе. — Куда ты будешь стрелять?
— В пах, — с нескрываемым злорадством произнесла та, натягивая тетиву и прилаживая стрелу. Де Ноайль заревел и начал извиваться еще сильнее, раскачивая ветку.
— Я бы выстрелила туда же! Но ты можешь промахнуться, — заметила Доминик, равнодушно следя за дергающимся голым телом герцога.
— Я постараюсь, Мари, — улыбнулась Тереза. — Я попадаю в глаз зайцу с двадцати шагов!
Она вскинула лук и прицелилась. Стрела пропела в воздухе — и вонзилась Раулю в левое бедро. Кровь хлынула из пронзенной артерии. Де Ноайль задергался и завизжал как закалываемый поросенок. Розамонда, белая как простыня, почти без чувств опустилась на колени. Губы ее беззвучно шептали слова молитвы.