Дочь атамана - Алатова Тата

Гранин посмотрел ей вслед и поднялся с кровати, чтобы одеться. Стало понятно, что покою ему все равно не видать.

Он уже застегивал кафтан, когда появилась Марфа Марьяновна.

— Встал, голубчик? Вот и правильно! Кому польза от безделья? — с этими словами она схватила в охапку его перину вместе с подушкой и понесла прочь.

Следом за ней два мужика подняли небольшой сундук с одеждой и книгами и тоже уперли.

Гранин почувствовал себя так, будто его обокрали средь бела дня.

Накинув на плечи камзол, оставшийся на спинке стула, он вышел на улицу и направился к флигелю, решив, что пора освоиться в новом жилище.

Открыл дверь и тут же оказался щедро окроплен полынной водой.

— Ой, — испугалась кухарка Аннушка с банным веником в руках.

— Нечистый дух гоняете, — кивнул Гранин, — а велите и правда истопить сегодня баню. Вдруг Александр Васильевич изволит…

— Истопим, — степенно согласилась Марфа Марьяновна, с недоумением вертя в руках атласный пуфик, — экая ерунда, а?

— Что же вы вскочили, барин, — всполошилась Груня, бросила охапку чужой, видимо мелеховской, одежды и руками всплеснула.

— Я буду в кабинете, — сказал им Гранин, — где он у Мелехова?

Груня молча указала на одну из дверей.

Здесь было просторно и чисто убрано. Тяжелые амбарные книги и гроссбухи, пронумерованные по годам, стояли на полках, как в приличной канцелярии. Гранин прошелся вдоль них, пробежался пальцами по корешкам и огляделся по сторонам, пытаясь понять, где бы он прятал здесь настоящие доходные книги. Подцепил башмаком расшитый невиданными птицами ковер на полу, откинул его край и хмыкнул, увидев в полу крышку дверцы, которая обыкновенно вела в подпол.

Наклонился было, чтобы потянуть за утопленное в дерево кольцо, но тут снова прибежала Саша Александровна.

— Замрите! — воскликнула она. — Это еще что? Сию же минуту ложитесь вот на этот диван, сию же минуту! Я сама достану.

— Ну, это уж ни в какие ворота не лезет, — Гранина отчего-то так возмутила собственная беспомощность, что он дернул за кольцо, в глазах потемнело, голова закружилась, но он только выдохнул упрямо и откинул дверцу.

В аккуратной нише лежали совсем другие тетради — без торжественных переплетов, завернутые в обыкновенную холстину. Гранин дотянулся и схватил сразу две, выпрямился, обрадовался, что устоял на ногах, и только потом, со всем возможным достоинством, опустился на диван.

— Ну-ну, — явно забавляясь, прокомментировала Саша Александровна, — Шишкин вашего умельца из деревни привел. Звать?

— Зовите, — согласился Гранин, уже не удивляясь тому, что она носится у него на побегушках.

Саша Александровна была натурой деятельной и не чванливой.

Пришли Шишкин с могучим, явно робевшим детиной, который однако кланялся степенно и без всякой суетности.

Гранин едва не силой усадил его в кресло и долго расспрашивал, как же он, без всяких картинок и образования, такую красоту научился мастерить.

— Так сначала свистульки были… ложки да плошки, — отвечал Степан Архипов обстоятельно, — потом я птиц, да зверей, да цветы научился вырезать. А потом узоры сами собой стали вместе складываться. Одно начнешь, а другое само тянется.

Саша Александровна вертелась тут же, прислушивалась с интересом, однако в разговор не вмешивалась, только переставляла безделушки на столе Мелехова.

Стол тоже был удивительным — резным, расписным, с ажурным деревянным подстольем, похожим на легкое кружево.

— И мастерскую откроешь? — спросил Гранин. — И учеников возьмешь?

— И открою, барин, и возьму, — охотно согласился Архипов, — только ведь семья у меня, кормить надобно.

— Это само собой, — согласился Гранин и отпустил Архипова, очень довольный таким приятным знакомством.

— Денежную оплату у отца выправим, — тут же сказала Саша Александровна. — Пусть спокойно работает, — и нежно погладила завитушки на кресле. — А хорошо тут Мелехов устроился. Только что же он думал — мы никогда в усадьбу носа не сунем?

— Всякая тварь к хорошему быстро привыкает, — вздохнул Гранин и потер шишку на голове.

Потом он начал читать доходные тетради, да так и заснул над ними, а пробудился от лошадиного ржания на улице, громких голосов и смеха.

Уже стемнело. Кто-то заботливо зажег во флигеле свечи, а Гранина укрыл овчинным тулупом. Трещали дрова в печи. Хлопнула дверь, быстрые шаги пролетели по комнатам, и атаман Лядов ворвался в конторку, впустив с улицы запах мороза и банный ароматный дым.

— Вот вы где, — сказал он оживленно, сбросил с плеч лохматую лисью шубу и оседлал стул задом наперед. — Ну, Михаил Алексеевич, трещит голова?

— Трещит, — согласился Гранин.

— Оно всегда так, если по темечку схлопотать. А ведь Мелехов был вашим испытанием. Очень мне было любопытно, как быстро вы его на чистую воду выведете и как поступите после.

— А как я мог поступить после?

— Вступить с ним в долю, к примеру, — весело ответил Лядов.

Гранин посмотрел на него с таким изумлением, что атаман и вовсе расхохотался.

— Ну же, не надо так глазами-то лупать, — взмолился он, — всякое ведь и случается. Не такое уж и редкое явление.

— Я к деньгам совершенно равнодушен, — честно признался Гранин.

— Равнодушны, стало быть? К чему же вы стремитесь, Михаил Алексеевич?

— К покою, Александр Васильевич.

— Вот уж бесполезное желание!

— Значит, вы знали, что Мелехов вас обманывает?

— Давно догадывался, но никак руки до него не доходили. А тут Саша собралась в деревню, и я подумал — как же я ее этакому прохвосту отправлю? Без артиллерийской поддержки?

— Незавидная из меня артиллерия, — с неловкостью заметил Гранин, — попался как лопух.

— Попались, — согласился Лядов, — вы зачем к Мелехову-то ходили?

Гранин помолчал, не зная, что ответить.

Врать было неприятно, а правду говорить — страшно.

— Поговорить хотел, — наконец произнес он скупо.

Лядов, опасно раскачиваясь на стуле, некоторое время пристально на него смотрел, а потом улыбнулся:

— Ну что же — спасибо за службу, Михаил Алексеевич. А я, пожалуй, пойду в баньке попарюсь.

— Легкого пара, — с облегчением отозвался Гранин.

Глава 11

С приездом отца в усадьбе стало шумно и весело. Все зачем-то носились из комнаты в комнату, заново перетряхивали перины, таскали подносы с пирогами, графины с квасом и морсом, бегали в амбар к денщику Гришке, который вызвался лично сторожить Мелехова, чтобы потом так же лично доставить его на северные заставы. Там, по словам отца, всяк или дохнет, или становится наконец человеком.

Этакий самосуд был, по мнению Саши, не больно-то лучше каторги, но она и слова поперек не сказала. Хотя бы Михаила Алексеевича порка не огорчит.

Управляющий отлеживался во флигеле, и Саша исподволь следила, чтобы его не слишком утомляли неумеренной заботой.

А Шишкин даже дышать забыл, когда увидел жеребца Бисквита, которого отец выиграл в карты у Разумовского и с которым теперь не расставался. Услышав, что атаман собирается снова забрать Бисквита в столицу, чтобы «хоть зимой покрасоваться», старый вояка едва не заплакал.

— Терпи, — шепнула ему Саша, — весной мы так или этак доставим жеребца в усадьбу.

— В упряжь бы его, — исступленно забормотал Шишкин, едва не хватая атамана за руки.

— Да ты спятил, — возмутился отец, — такую красу — в упряжь!

— Обязательно, обязательно в упряжь, выносливость повышать. И попоны долой. И без кнута всенепременно. Лаской надо брать, Александр Васильевич, лаской! Приучать голубчика слова слушать…

— Саша, забери его от меня, — взмолился отец.

Марфа Марьяновна вывела лишившегося рассудка Шишкина вон, тихонько его увещевая.

Отец раздраженно запустил пальцы в густые волосы, сбросил с пальцев перстни, потребовал анисовки, выпил и размягчился:

— А он ведь еще за лошадьми отца ходил… Что ж, в упряжь — значит в упряжь. Не загубите мне жеребца за зиму?